Он громко отдал приказ, призывая своих людей. Победно и звонко зазвучал горн, ободряя усталых победителей, обнадеживая раненых, отпевая убитых. Тот воин, что закрыл собой госпожу Хэлли, оказался жив. Топор пробил легкий доспех, но не прошел глубоко в плоть, и панцирник даже смог самостоятельно подняться на ноги. Правда, тут же застонал и без сил оперся на ближайшего товарища.
Легкая пехота уже тащила носилки, на которых укладывали в первую очередь всех раненых, чтоб нести в лазарет. Мертвецам было суждено лежать здесь до тех пор, пока не будут спасены все еще живые. Поразмыслив, полицейский приказал наравне со своими отправлять в госпиталь и чужих. Нельзя же город совсем без рабочей силы оставить?
Снова запел песню горн, но уже на другой мотив. Невредимые и легкораненые панцирники снова образовывали бронированную колонну, порядком уменьшившуюся в размерах, но по-прежнему смертоносную. Арбалетчики из центра почти не понесли потерь, и теперь спешно натягивали рычагами тетивы. Поразмыслив, часть из них господин Нариа вывел из строя, чтоб сохранить боевую пропорцию, и поставил за легкими пехотинцами, прикрывавшими фланги.
Передохнув маленечко, раззадоренная первой кровью, первыми жертвами и первыми победами, маленькая армия снова была готова идти вперед.
Сзади раздался чеканный топот нескольких десятков копыт, и неугомонная госпожа Хэлли снова выехала на оперативный простор, на сей раз прикрываемая верными гвардейцами.
— Вы с ума сошли? — Меланхолично поинтересовался господин Нариа. — У вас нога сломана. Минимум двойной перелом, лубок или гипс на полтора месяца.
— Ничего подобного! — Тряхнула роскошной гривой девушка. — Повезло. Сури только жалко...
— Кого? — Автоматически поинтересовался господин Нариа, сказавши про себя, кому обычно так везет.
— Коня. И людей. — Свысока ответила начальник дворцовой стражи. — Вы с ума сошли, полицейский, что ли?! Вы же город без населения, на фиг, оставите!
— Раз уж вы не пострадали, пошлите кого-нибудь вперед? — Попросил полицейский. — Разведать, а вдруг там засада?
— Что-о?! Вы будете мне указывать?!
— Я главнокомандующий. И опыта у меня больше. — Напомнил полицейский.
— Вы палач! С этими людьми можно было договориться миром! За все ненужные жертвы вы ответите лично перед королевой!
— Отвечу. — Пожал плечами господин Нариа. — Строй, слушай мою команду! Вперед по Властной, к Эс-Зивер-релли, шагом марш!
На разъяренную госпожу Хэлли он демонстративно не обращал внимания. Длинная бронированная гусеница пришла в движение. Сам он по-прежнему шел рядом со строем, вытерев кровь с лица. Ранка, похоже, была совсем крошечной, и быстро затянулась. Господин Нариа по привычке задумался о странности — обычно даже крошечные порезы на лице кровоточат очень долго. А тут раз, и все кончилось...
— Вы меня слушаете? — Рядом с ним шагом выступал новый жеребец госпожи Хэлли. — Эй, вы вообще меня видите?!
— Чего мне вас видеть? Вы дважды ослушались моего приказа. Я отстраняю вас от участия в операции, как ненадежное звено. Обойдемся без ваших гвардейцев. Вы свободны, госпожа Хелависа ар-Глен, — коротко ответил главнокомандующий. — Отправляйтесь во дворец, жаловаться Ее Величеству на мое самоуправство.
От такой отповеди госпожа Хэлли оторопела. Яростно дернув поводья, раздирая трензелями губы жалобно заржавшего коня, она резко отвернула его в сторону. Гвардейские офицеры скучковались вокруг нее, выговаривавшей что-то громким шепотом, потом заиграл пронзительный кавалерийский рожок, и конный поток устремился по другой улице. Похоже, девушка решила играть в полководца и дальше, своими гуманистическими методами. Интересно, добьется ли она чего-нибудь, кроме еще одной стрелы? А может, и не одной...
Скрепя сердце, полицейский скомандовал продолжать ход. Он знаком подозвал к себе командиров легкой пехоты.
— Начинаются каменные кварталы. Приготовьте фосфорные гранаты.
Можно подумать, ему самому очень нравится происходящее. Но мятежи нужно топить в крови, чтоб помнили и боялись. Иначе — никак.
Мужичье не понимает хорошего обращения. Ему понятен лишь язык огня и стали. Об этом учит вся история цивилизованного мира. Господину Нариа было даже немного жаль девушку, преисполненную презрения и даже, может быть, ненависти к нему за "бессмысленное кровопролитие".
Он видел в ней себя в молодости, еще не расставшегося с юношеским идеализмом. И очень надеялся, что с ней все же ничего не случится. Арестовать бы ее, да запереть понадежнее... Жаль, уже поздно.
Впереди показалась еще одна плотно скомканная, ощетинившаяся железом толпа. Панцирники встретили ее ухмылками из-под низко надвинутых на нос шлемов.
Близился вечер, и дело уверенно близилось к концу. Сопротивление бунтарей, как обычно, только в первые часы оказалось упорным и стойким. Господин Нариа хорошо знал из примеров истории эту породу людей — они сильны лишь количеством, они способны поджигать дома и лавки, способны разъяренной, грязной, орущей толпой врываться в дворянские поместья и маноры, почуяв вкус крови, они просто не могут сами остановиться, и с того момента способны лишь продолжать резню всех, кто выше их, кто богаче, благополучнее, сильнее. Таварр переживал чуть ли не сотый по счету мужицкий бунт, а может даже, и тысячный. В провинциях их попросту никто не считал.
Как и черных мужиков, из жажды мести, наживы или лучшей доли (что, в принципе, одно и то же) идущих на тройные жала протазанов. И гораздо быстрее потом бегущих от них, подставляя спину дротикам, копьям, "змеиным яйцам" и арбалетным болтам.
Хорошо драться мужичье не умело, если сталкивалось с качественно превосходящим противником. При таком раскладе численный перевес становился не преимуществом, а помехой — тенгары с закаленной режущей кромкой, которую практически невозможно затупить, на каждом движении рассекали плоть спрессованной, незащищенной толпы. Господин Нариа по праву гордился выучкой своих войск. Тактику ведения уличных боев он для них разрабатывал сам.
В этом деле, которое должно стать венцом его силы и зенитом его славы, она абсолютно оправдала себя.
После короткого боя с применением новинки оружейной промышленности — ручных гранат с белым фосфором (выдергиваешь фрикционный шнур, бросаешь, через пять ударов сердца — ярчайшая огненная вспышка), враг был выбит из последнего укрепления, захватом которого полагалось завершить этот насыщенный событиями день — из имения алькалида Нижнего города. Правда, на пепелище после фосфорных гранат (имел место, как водится, небольшой пожарчик, потушенный силами самих воинов) среди обгорелых трупов нашли труп самого алькалида, но длинная рана от уха до уха и обширная лужа запекшейся крови неопровержимо свидетельствовали, что главный магистрат Ра-Тусса, увы, перешел из жизни в смерть еще до того, как в окна с улицы полетели кругленькие зажигательные бомбы.
Теперь его имение стало боевым штабом главнокомандующего, куда стекались все оперативные донесения, и откуда отправлялись необходимые распоряжения. "Фронт" уже перестал существовать как таковой, основная часть Нижнего перешла под контроль правительственных войск, хотя еще имелись очаги некоторого сопротивления. Отчаянней всех сражались, разумеется, не каторжники и не бандитская вольница — этим чхать на всех и вся, кроме собственной шкуры — а обыкновенные мужики, на свою беду уверовавшие в возможность "государства ремесленников и крестьян". У Эс-Хаст-релли имелся такой очаг, который пока безуспешно пытался подавить объединенный отряд гвардии и полиции под командованием молодого дьюка Тиро Анриа, и возле площади Монтамара, и у Рыбного рынка, и еще поменьше размахом в парочке-другой мест...
Но кольцо уже сомкнулось, и выхода из города не было. Отряд правого фланга, под командованием лично почтеннейшего дьюка Элве Анриа, которому, по совести говоря, достались самые уголовно-криминальные районы, прошел сквозь них, как крючок с зазубриной сквозь червяка. Военный министр нанизал там всех так, что даже господин Нариа восхищенно цокал языком, на пару с самим почтеннейшим дьюком слушая доклад его молоденького адьютанта. Трупы с оружием в руках и навеки застывшей лютой злобой в буркалах громоздились буквально один на другой, устилая дорогу неровным бугристым слоем поверх булыжника.
Господин Элве вскорости уехал обратно в Верхний Город. У него была одна простительная слабость — к волнующим взгляд объемным женским фигуркам. Как доложили лично Кеш-ге, он чуть ли не в одиночку взял в плен целый Дом Белой Мыши одного из низших рангов, и на девочек в полупрозрачном (нормальной рабочей спецодежде!) теперь облизывалось все войско. Кого-то разложили с ходу, удовлетворять боевую страсть, но полтора десятка жеманно подмигивающих воинам "красавиц" с почетом отконвоировали в манор господина военного министра. Главнокомандующий пожелал ему удачи в сем нелегком деле.
Его отряд, соединившись с центровой группой господина Нариа, перешел под командование главного полицейского.
Время от времени с гонцами (которыми занятые в операции отряды менялись практически непрерывно) приходили вести о конном отряде госпожи Хэлли, который появлялся то там, то здесь, сея панику и смятение как в своих рядах, так и в мятежнических. Беспорядка и суматохи от него было, хоть застрелись, практической пользы гораздо меньше, но... Изредка захваченное врасплох, готовящееся к кровавому рукопашному бою мужичье, узрев восседающую на горячем коне прекрасную золотоволосую деву, обращающуюся к нему с предложением сложить оружие в обмен на жизнь, в самом деле соглашалось с ним и швыряло оружие в кучу, предварительно огрев им по маковке подстрекателей да вожаков. Трудно сказать, что оказывало больший эффект — необычная внешность и повадки девушки, ее убедительный тон или невероятно громкий голос. Может быть, что и все сразу. Вместе.
Впрочем, в некоторых случаях в госпоже Хэлли из-за цвета волос признавали "родственницу Кеш-ги", и в ее сторону летели стрелы и камни. Тогда, обиженно мотнув гривой, она приказывала отступать, и разбираться с оскорбителями оставалось незаметно подобравшемуся ближе отряду пехотинцев. Всадникам в легкой броне совершенно нечего делать в тесноте уличного боя, где порой сражающееся оказываются спрессованы так, что кони с трудом поднимают ноги. Слишком легко человека стащить с седла, слишком просто ударить в бок — не человеческий, так конский...
Пару раз госпожа Хэлли просто-напросто выдергивала своих из особенно горячих очагов сражения. Бедолаги-гвардейцы, мимоходом пожалел их господин Нариа, с такой полководицей даже не повоюешь толком. Они бы и рады врубиться в неровные, рыхлые шеренги с фланга или тыла, саблями и палашами укладывая бунтарей под лошадиные копыта, вымещая на них всю накопившуюся злость за три недели унизительного "сидения в осаде" — так нет, не дают, не позволяют поквитаться за все хорошее ради какого-то странного, непонятного напрочь "гуманизма"! Насколько он сам, господин Нариа, знает гвардию — в ее рядах все быстрее и быстрее копится здоровое раздражение. Как же так, столько ждали, так надеялись, что вот сейчас, наконец-то, отведем душу — и на тебе! Только мечемся взад-вперед, тычемся носами в стены, как слепые котята. Стыдно, до чего ж стыдно, господа! Полиция больше нас воюет! Ее, стало быть, и награждать будут! А мы опять не при делах, как пугалы огородные...
Но на этот день бой уже заканчивался. Окончательный разгром Кеш-га запланировал на следующие сутки — людям надо дать отдохнуть, прийти в себя, перевязать легкие раны и отнести в безопасные госпитали тяжелораненных. Этой ночью придется доказать, что не зря едят свой хлеб, совершенно другим подразделениям — а именно Стражам Стены. Хоть жизнь можно заложить — стоит только солнцу опуститься за горизонт, как начнется отчаянный штурм всех трех гербовых ворот Нижнего Ра-Тусса — Южных, Восточных и Западных. Тут уж надеяться не на что, кроме стойкости Стражей. Правда, лично господином Нариа было обещано, что за "проявленные храбрость и мужество" Стражам дадут шанс — отличившихся примут в более привилегированные войска. Так что за пограничный режим можно быть почти спокойным, и заняться, как стемнеет, совсем другими делами...
— Господин почтеннейший дьюк, к вам тут просится какой-то. Прикажете в шею гнать? — Деловито спросил юнец в помятой бронзовой кирасе, вроде давешний курьер на доверии. Мальчишка пыжился изо всех сил, чуть ли не пыль любовно платочком стирал со своих геройских вмятин на нагруднике. Правильно, дети мои, пыжтесь, гордитесь, это все — заслуженно, ни одна бумажная вша под грядущую медаль не подкопается...
— Кто такой? — Строго допросил господин Нариа. — Как назвался?
— Никак! Велел вам передать записку. — Курьер двумя пальцами подал сложенный вдвое клочок бумаги. — Я на всякий случай открыл — никаких вроде внутри порошков, и ничем не пропитано. Чернила, разве что... Он сказал, вы знаете, что это.
Кеш-га бегло взглянул на белеющий разворот записки.
— Где он сейчас? Веди ко мне.
— Слушаюсь!
Посередине обрывка какого-то свитка был бегло, несколькими штрихами вычерчен трехзубый морской якорь.
К самой бумажке Кеш-га не прикоснулся.
Раздался звук не очень тяжелых шагов, издаваемых сапогами на кожаной, а не деревянной подошве, и по лестнице на второй этаж поднялся молодой, довольно красивый человек со смазливым лицом уличного актера, играющего злодеев-любовников. Впечатление портил только чересчур длинный тонкий нос с раздувающимися крыльями, и чуть более вытянутое, чтоб быть действительно красивым, лицо с явным намеком на некоторую лошадиность.
— Мое почтение, господин почтеннейший дьюк. Ловушка захлопнулась. — Без предисловий начал он.
— Так-так? — Изобразил легкий интерес полицейский.
— Я подбросил им идейку, что в одном старинном доме существует древний ход, ведущий за пределы Стены. Теперь там вся крысиная стая. Перерывает погреба, ищет туннель, чтобы спастись. Захватить их очень легко, — тихо смеясь, сказал человек со смазливым лицом.
— Где этот дом?
— Вначале расчет, — он потер друг о друга пальцами на правой руке. — За информацию и помощь.
Господин Нариа извлек из ящика стола и бросил ему довольно увесистый мешочек, который мазунчик поймал на лету, и тот мгновенно исчез в складках его плаща.
— Четыре квартала отсюда, — тихо сказал провокатор. — Первая улица Золотарей. Дом старшины золотарной артели.
Господин Нариа позвонил в серебряный колокольчик, ранее принадлежавший несчастному алькалиду. Спустя несколько секунд в комнату на втором этаже ворвались двое охранников.
— Взять его! И в подвал. Проследите, чтоб там не было какого-нибудь подземного хода.
— За что, господин почтеннейший дьюк?!
— На всякий случай. Во избежание. — Туманно пояснил начальник полиции. — Для вашей же безопасности, а то ночка безлунная, темная...
Когда провокатора уволокли по ступеням вниз, заткнув рот кляпом из старой портянки, господин Нариа лично спустился на первый этаж и отыскал командира одной из оперативных групп. Взял его за рукав. Отвел в стороночку.
