— Ах, как это верно! — граф всплеснул руками. — Так давайте же ослабим душевную боль кубком вина!
Один из рыцарей наполнил чаши и подал хозяину и гостям. Марк отметил: неспроста рыцарь выполняет роль слуги. Видимо, лишь самые доверенные люди допущены графом к этой беседе. Но откуда он заранее знает, о чем пойдет разговор?..
— Теперь, судари, — сказал Эрроубэк, приложившись к кубку, — я готов услышать высочайшее послание лорда-канцлера.
Марк как мог скрыл озадаченность.
— Ваша светлость правы: послание имело место. Герцог Ориджин лично послал нас в путь. Следуя пути, мы и прибыли в ваш замок.
— Я рад, что вы добрались удачно, и внимательно слушаю вас, сударь. Что герцог передал мне?
— Виноват, ваша милость... А разве он должен был что-то вам передать?
— А по-вашему, не должен был? — кажется, усы Эрроубэка ощетинились. — Это ваш вывод или слова герцога?
— Слова о чем?.. Простите, ваша милость, но я утратил нить.
— Герцог Ориджин не передал никаких слов для меня?
— Простите, ваша милость: ни единого.
— Тогда, возможно, он дал вам письмо?
— Письмо, ваша милость? Зачем ему давать мне письмо, если мы виделись лично? Все, что хотел сказать, он сказал непосредственно устами...
Граф хлопнул ладонью по столу.
— Любезный Ворон, я начинаю терять терпение! Вы прибыли от герцога Ориджина — так или нет?
— Совершенно точно.
— Но не принесли от него ни устного слова, ни письма?
— Никак нет.
— Зачем же вы явились?
— Кхм-кхм...
Дед умудрился откашляться столь значительно, что все умолкли и обратили к нему взгляды.
— Позвольте, милорд, поведать вам историю. Одна дамочка родила ребенка — сынишку. Души в нем не чаяла и всяко обхаживала, но скоро у младенца обнаружилась странная черта: очень любил поспать. Храпит ночью, сопит днем, проснется — пососет грудь и снова глазки закроет. Дамочка взволновалась: как же проявить себя хорошей матерью, коль дитя все время спит? Решила: стану читать ему азбуку. Он во сне выучится, а проснется уже грамотным. Взялась за дело, десять раз всю азбуку прочла, потом еще пару словарей правописания. Сынишка спит себе. Откроет глазки — пососет грудь, и снова в сон. Дамочка мечется пуще прежнего: как же мне быть хорошей матерью? Решила: прочту ему Святое Писание — проснется благоверным. Прочла и Сошествие, и Деяния, и четыре тома дневников Янмэй впридачу. Младенчик спит, как спал. Дамочка в слезы: ох, не бывать мне хорошей матерью, ах, ударила в грязь лицом! Но решила: попробую рядом с ним решать задачки. Проснется — будет счет знать. Изрешала два учебника, исписала шесть тетрадей — и с делением, и с умножением, и с иксами... Младенец знай себе спит. Тут дамочка не выдержала, порвала на себе волосы и вскричала: "Да проснись же ты, несчастный! Сколько сил тебе отдала!" Младенчик открыл глазки и сказал в ответ: "Помилосердствуйте, маменька, дайте же себе покой. Все глаз не смыкаете над книгами — и себя изводите, и меня мучите. Поспите наконец!"
Дед умолк. Граф еще с минуту ожидал продолжения, но северянин хранил полную безмятежность. Граф не выдержал:
— И что сие значит?
Ответил Марк:
— Простите, ваша милость, но Дед никогда не поясняет смысла. Ничего с ним не поделаешь — таков уж есть. Как ни крути, придется нам с вами напрячься и разгадать самим.
Заметив недовольную мину на графском лице, Марк поспешил добавить:
— Я думаю, тут смысл вот какой. Не надо ждать от герцога писем, пока он спит. А уж тем более не стоит учить его грамоте. Проснется — сам напишет кому надо.
— Хм... — Эрроубэк пригладил усы. — Что ж, приношу извинения за свою несдержанность. Передайте герцогу Ориджину, что я никоим образом не пытался его поторопить.
— Он будет рад это слышать, — заверил Марк. — А сейчас будьте так добры, окажите небольшую помощь людям его светлости.
— Все, что будет в моих силах.
— Позвольте просмотреть книги налогового учета по вашему графству. Не сочтите, что мы пытаемся заглянуть в ваш карман — вовсе не суммы интересуют нас, а убыль налогоплательщиков. Волею герцога мы идем по следу одной банды, следом же являются мертвецы.
— Что за банда действует в моих землях? — насторожился граф.
Рассказывать о похитителях Перстов вовсе не хотелось. Марк использовал то, что так удачно выведал в гостинице:
— Банда из десяти человек, что грабит банки, убивая всех подряд.
— А, безумные западники... Слыхал о них. Но, во-первых, они грабят только банки Шейланда, не альмерские. А во-вторых, орудуют в графстве Дэйнайт, не в моем.
— Есть основания считать, что начинали они в землях вашей милости еще в декабре. Но тогда больше осторожничали и остались незамечены.
— Возможно... Но отчего они интересуют лорда-канцлера? Простые дезертиры из орды Степного Огня.
— Ходят слухи, что деньги — не главное для этих грабителей. Они приносят людей в жертву Темному Идо, а тот взамен снабжает их колдовской силой.
— Пф!.. Крестьянские глупости!
— Кхм-кхм, — откашлялся Дед. — Позвольте, милорд, поведать историю. Жил-был один богач, что вечно смеялся над крестьянами. Как увидит пахаря за плугом, так и хохочет, а глянет на доярку с коровой — прямо живот надрывает. Но вот однажды...
Граф махнул рукой:
— Довольно, кайр! Я вас понял: теперь такое время, что ночные кошмары становятся явью, а крестьянские сказки — суровым фактом. Хорошо, я помогу. Записи какого периода вас интересуют?
— Середина и конец декабря, милорд.
— Сир Беллем, будьте добры...
Рыцарь отправился за учетными книгами. Граф в ожидании пил вино, а Марк смотрел на реку. Солнце клонилось к закату, и разрушенный мост казался черным костяком на фоне розового неба. Скелет моста над могилой людей...
Вряд ли вопрос касался дела, но Марк не мог не спросить:
— Скажите, милорд, как это случилось?
— Ужасно, — сразу ответил граф. — Чудовищная трагедия. Спору нет, деяния Адриана были сомнительны с точки зрения морали. Однако такая гибель...
Он вздохнул, горестно прижав ладони к груди.
— То было на рассвете. Я еще спал, когда случилось худшее. Узнал лишь позже. Мост... Горько, что нынешние архитекторы так уступают мастерству Праматерей! Мост не выдержал морозов. Вода, просочившись в стыки, замерзла и нарушила прочность полотна. Оно не выдержало массы поезда и проломилось... Бедные крестьяне, что рыбачили по берегам Бэка, увидели этот кошмар. Императорский состав рухнул на отмель и обратился в груду смятых обломков. Угли высыпались из печей, которыми отапливались вагоны. Вспыхнул пожар и мигом охватил все, что осталось от поезда. Но владыка Адриан был еще жив!.. Рыбаки видели, как он выбрался на крышу вагона, объятого пламенем, и собрался прыгнуть в реку. Адриан был очень крепок телом, он пережил бы прыжок. Но проклятый шут Менсон подкрался сзади и всадил кинжал в спину владыки. За все добро, что даровал ему Адриан, отплатил черною изменой!..
Граф Эрроубэк уронил голову на руки. Все застыли в тягостном молчании.
Его прервал лишь сир Беллем, вернувшийся с книгами учета.
— Прошу, сударь.
Марк пролистал их, нашел нужную неделю, довольно быстро разыскал и запись о снятии с учета. Одну, малоприметную, очень знакомую по смыслу: трактир "Джек Баклер" уничтожен пожаром, хозяин погиб. Расположен в трех милях к западу от деревни Дорожный Столб.
— Благодарю вас, милорд, — Марк с поклоном вернул книгу.
Граф Эрроубэк предложил гостям ночлег в замке, Ворон отказался. Не по душе ему был ни замок, ни хозяин, но такую причину, конечно, вслух не назовешь.
— Мы не станем злоупотреблять гостеприимством милорда. Замок и без нас переполнен людьми...
Марк выдержал паузу. Граф оставил без комментариев его замечание. Ворон окончил:
— Так что лучше мы заночуем в ближайшем городе.
— Я пошлю отряд, чтобы сопроводить вас туда в полной безопасности. Как вы сами заметили, дороги кишат бандитами.
— Ваша милость, мы хотели бы сперва осмотреть мост. Не прикажете ли отряду проводить нас к нему?
— Мост?.. — удивился Эрроубэк. — Вы имеете в виду, разрушенный?
— Да, милорд.
— Не вижу причин его осматривать. Он не представляет никакого интереса.
— Но позвольте: это место гибели владыки Адриана! Часто ли вам доводилось бывать там, где был убит император? Мне — ни разу.
Граф неприязненно поджал губы.
— Подобное любопытство не делает вам чести, сударь. Какая бы вина ни лежала на Адриане, так или иначе, он был великим человеком. Имейте уважение!
— Милорд, я ни в коем случае...
— К тому же, мост поврежден и опасен для жизни, — отрезал граф. — Если сорветесь в реку, ваша гибель окажется на моей совести, а это недопустимо. Отряд доставит вас в город. Счастливого пути, судари.
Они выехали на западный берег Бэка, сопровождаемые дюжиной конников. Здесь их ждало еще одно свидетельство того, сколь чужда беспеченость графу Эрроубэку: целый батальон занимал укрепленные позиции вдоль западной стены замка. И с Перстами Вильгельма, и, тем более, без них прорваться в графскую цитадель было бы весьма непросто.
Еще несколько миль попадались на глаза конные разъезды с двумя стрелами на гербах. Лишь когда замок вовсе исчез из виду, графское воинство пошло на убыль. Доведя путников до ворот города Бельвилля, эскорт убрался восвояси. Тогда Ворон спросил:
— Дед, ты умный мужик... Как думаешь: граф причастен?
Дед приложил ко рту дудку и издал длинный уверенный посвист: "И-иииууу".
— Мне тоже так показалось. По-твоему, он украл Предметы?
Свист пошел волнами, на манер песни кукушки: "Ффи-фуу. Ффи-фуу".
— И я думаю, не он. Мы еще проверим трактир "Джек Баклер", но похоже, там поработала наша банда. То бишь, в графском замке она не осталась, а двинула дальше на запад.
"Уууу", — продудел Дед.
— И солдат граф созвал слишком много. Они привлекают лишнее внимание, а от северян все равно не спасут. Если бы граф украл Предметы, лучшей защитой была бы скрытность, а не мечи.
"Уууу", — согласно выдул Дед.
— Но совесть у Эрроубэка все ж нечиста. Сильно виляет хвостом перед герцогом. В чем-то граф замешан, а герцог это знает. Согласен, Дед?
"Уль-лю-лю лю-лю!"
Дед выдал трель и отнял чимбук от губ.
— Внучок, найди-ка нам гостиницу. Больно спать охота.
Искра — 7
Шаг третий: изыскать стартовые средства
Даме на портрете исполнилось около сорока лет. Раскосые глаза и лукавые ямочки на щеках выдавали янмэйскую породу, но, в отличие от Милосердной Праматери и Минервы Стагфорт, дама была высока. Белое атласное платье идеально ложилось на ее стройную фигуру. Ткань усыпали золотые узоры — не сурово геральдические, как принято среди вельмож, а жизнерадостно природные, будто на алтаре какого-нибудь степного капища. По краю декольте переплетались стеблями цветы, на рукавах пели пташки, по подолу скакали крохотные кони. Диадема, украшавшая голову дамы, представляла собою филигранное плетение золотой проволоки и напоминала не то колосья пшеницы, тянущиеся к солнцу, не то огоньки над свечами. Наряд женщины, как и цветущий сад, изображенный на фоне, дышал буйной, радостной весною.
Юлиана Оранта Аделия, она же — Юлиана Великая. Владычица, что правила половину столетия, положила конец Лошадиным Войнам, утвердила границы Империи, с тех пор ни разу не нарушавшиеся, и ввела в действие единственный кодекс законов, который смог учесть нравы всех земель Полариса. Государыня, принесшая миру справедливость.
— Каково ваше мнение о портрете, сударь?
Мужчина был одет в клетчатую жилетку и золоченый сюртук, какие носят успешные коммерсанты. Цепочка от карманных часов вальяжно блестело на груди, округло выпирало пузико, розовели брыластые щеки. Две черточки, однако, ломали образ добродушия: сжатый в линию кривой рот и мелкие близко посаженные глазки. Мужчину звали Дрейфус Борн. Он вертел в руках тросточку с головой слона.
— Ваше величество позвали меня, чтобы обсудить портрет? Увольте, я не знаток живописи.
И тон, и сказанные слова выдавали неприличное раздражение. Министру следовало выразить восторг — иное чувство не уместно, когда речь идет о портрете Юлианы Великой. Однако министр не чувствовал себя скованным какими-либо рамками.
— Сей зал, — Мира повела руками, — зовется "Дамский праздник". Кроме замечательной фрески на потолке, он знаменит также и тем, что именно здесь владыка Адриан разоблачил мошенничество Сибил и Глории Нортвуд. В ходе реставрации дворца, устроенной лордом-канцлером, ряд прекрасных картин покинул свое исконное место. Я сочла, что лучшей обителью для портрета справедливой Юлиана станет именно этот зал. Вы согласны со мною, сударь?
— Ваше величество, я — не министр двора и не главный декоратор. По малярным делам советуйтесь с ними.
— Я говорю не о виде портрета, сударь, а о моральной стороне. Как полагаете, что сказала бы Юлиана Великая о ваших делишках?
Дрейфус Борн скривился, будто услыхал несусветную чушь.
— Вы шутите, ваше величество.
И вдруг Мира почувствовала отвращение. Сильнейшее, до спазмов в желудке. Такое, что впору вывернуть кишки наизнанку и окатить министра блевотиной с ног до головы, от лысой макушки до пряжек на туфлях.
— Скажите, сударь: когда вы предали Адриана? Едва Ориджин заключил с вами сделку, как сразу получил полторы сотни тысяч. Откуда деньги? Конечно, из податей: вы задерживали поступления налогов в казну, пока не договорились с лордом-канцлером. Но сто пятьдесят тысяч — это много. Их не скопить ни за неделю, ни за месяц. Вы перекрыли поступления не в день конца войны, и не в день смерти Адриана, а гораздо раньше. Наверное, в тот же день, когда в столице начались бои. Кто бы ни победил, любому понадобятся деньги, с любым можно будет поторговаться. Умно, умно!.. Все время, пока майор Бэкфилд грабил собственный город, добывая амуницию, провиант, машины и снаряды — деньги от налогов текли не в казну, а в ваш карман. Бэкфилда возненавидели и свои, и чужие, а вы — чистенький, при должности, с правом на воровство... Вам есть чем гордиться: насколько знаю, никто до вас не имел такой привилегии!
— Это пустой разговор, — брюзгливо бросил Борн. — Я приношу лорду Ориджину один миллион эфесов в год. Остальное — мое дело.
Мира вскричала громче и резче, чем следовало бы:
— Остальное — мое дело! Возможно, вы заметили: прошла война! Сожженные дома, разрушенные дороги, тысячи раненых, десятки тысяч голодных! Я хочу знать, сударь, скольких бедняков можно накормить на те деньги, что вы ежемесячно кладете в карман? Скольких больных вылечить? С какой битвой сравнимы последствия ваших поборов? Сраженье у Пикси или вы — что обошлось дороже?!
Дрейфус Борн пялился на нее пустыми бараньими глазами.
— Не понимаю, о чем вы говорите.
— У меня был очень плохой день... — процедила Мира, и новый приступ тошноты заставил ее умолкнуть.
День, действительно, был ужасен. Не только нынешний, но и два минувших.
Третьего дня Мира окончила подсчет бюджета своего предприятия. Сумма вышла совершенно не утешительной. В тот же день министр путей Лиам Шелье доложил, что все средства, выделенные на ремонт рельсовых дорог, уже исчерпались, работы заморожены, а ни одна линия так и не вошла в строй. Мира потратила двое суток на поиски денег.
