— Куда прёшь, идиот... — разошёлся Жижа.
"Тунгуску" подкинуло. Экипаж в ней угодил под огненный выброс, и счастье, что не провалились, хотя к тому были все предпосылки.
— Бак! Бочка-А-А... — зашёлся Пеленг.
— Чёрт... — спохватился Глеб.
Наружу не выбраться — они во власти огня. Боевая машина пылает снаружи. Горит броня под огненными выбросами фонтана.
— Ложись! Все на дно-о-о... — заорал в продолжение Глеб, наказав водителю. — Гони-и-и...
Прогремел взрыв. И в следующий миг стало тихо, как в могиле.
* * *
— Живы? — послышался чей-то знакомый голос откуда-то извне.
— Приехали-и-и... — со стоном произнёс вперёд экипажа спецназовец. Не будь на нём сейчас шкуры исчадия, а та старая отродья — несдобровать. Что уже было отмечать про Жижу в шкуре выродка звероящера. Ему вообще хоть бы хны. Но у страха глаза велики. Хлопал ими, опасаясь проронить ни то что слово, но и издать какой-либо иной звук. Всё-таки сподобился на диверсию — внутриутробный. — Засранец...
— Таки что это было? — уставился он на Пеленга.
Живодёр сам пытался вникнуть, озираясь по сторонам на то, что когда-то было "Тунгуской". Башня отсутствовала — её снесло. Благо не им и головы — на месте. Ощупал, схватившись руками.
Глеб снова первым рискнул ступить на грешную землю. Ноги подгибались в коленях, но деваться некуда. Пришлось искать дополнительную точку опоры. Ей ему послужило порождение.
— Может так оно и лучше, — отметил он скорее про себя, чем обратился к кому-то с данным заявлением. — Сольёмся с заклятым врагом! А самое время... и настало! Пробил час расплаты...
— Мы тут немного побродили, командир, — обратился Нюх к нему, рапортуя. — И...
— Что разведали, а выявили — и кого?
— Кое-что, что непременно заинтересует тебя. Но придётся немного проехать...
Намекнул на скачки.
— Моя жопа-А-А... — стонал и далее весь остаток пути снабженец, пока не остановился у холма, где хоронились призраки вперемежку с отродьями. А на вершине располагался Ёбыр.
К нему и присоединился поспешно Глеб.
— Что тут у тебя? Давай показывай ...
Делать что-либо в ответ упырю не пришлось. Всё и так очевидно, и то, за чем он следил, находилось как на ладони.
— Ух ты, крепость... — подивился Глеб. — И крепка! Стены выложены из камня и...
Похоже, что тот, кто возвёл её в данном оазисе, использовал технологию, позаимствованную в столичном оазисе. Кипящая лава и послужила строительным материалом для сцепки булыжников и валунов. Валуны находились внизу у основания, служа крепкой основой фундамента.
— Неужели это всё возвели люди?! — продолжал дивиться Глеб.
— Приматы... — подтвердил Ёбыр. — Не отродья! Отродья не оседать на одно место — ходить-бродить! Исчадия с нами! Земля не наша — приматов!
— Вот ща и проверим, — заверил Нюх.
— Ты что задумал, друг? — насторожился Глеб.
— Наведаться в гости к хозяевам этого удивительного строения.
— Подстрелят, если вовсе не застрелят! У тебя ж прикид, как у исчадия!
— Не думаю, скорее захотят изловить, если там те, кто как мы думаем! И не идиоты, должны понять, что мы такие же точно люди, как и они!
— А если там живодёры?
— А снабженец при нас нахрена? Чтобы просто кататься в своё удовольствие, да охотиться на отдельно блуждающих тварей? Тут ему не сафари! Пекло — Ад...
— Ты уж там аккуратно, брат, — попросил Глеб не лезть Нюха на рожон.
— Да я всего одним глазком — разнюхаю и назад бегом...
— Ага, лады, прикроем...
Глеб не находил себе места — это он должен был сейчас находится на месте Нюха, да на нём лежала ответственность за отряд. Опять и всегда! Когда уже это закончиться и всё здесь для него? А до чёртиков надоело, и они достали — отродья с исчадиями! И если бы не Люба — застрелился давно, а сразу при первой же возможности.
При нём находился тот, кто мог доставить его туда, куда её чуть ранее в качестве невольницы живодёры. Да и им не отомстил — Живцову. Отвлёкся, и не сразу уловил произошедшие изменения.
В одинокое исчадие верхом на порождении объявившемся подле рва крепости полетели стрелы. По нему ударили стрелки из бойниц.
— Дикари! Варвары... — признал Глеб повадки присущие им. — Всё-таки выстояли! Ну, Виля... Одно слово — трибун! Того и гляди: устроит Нюху трибунал!
Не прогадал. К призраку зашли с иной стороны всадники. И набросили сети.
— Как же я не предусмотрел: у них лаз... — спохватился Глеб. — Выступаем! Немедля...
* * *
— К оружию! — забили тревогу в крепости. Люди там постоянно пребывали в страхе и находились на осадном положении. И если в зной их донимали отродья с исчадиями, то с наступлением мглы и вовсе омерзительные порождения из числа паразитов, налетая тучами. Отсюда постоянные потери в живой силе и голод, а также болезни. Чего нельзя было отметить про трибуна. На Вилии Великом ничего не сказывалось, и казалось: пухнет от голода. А на деле жировал.
Крепость небольшая, скорее форт, но за основу взят крутой холм и обложен снаружи камнями, скреплёнными кипящей лавой. А раздобыли её варвары, когда в их земли оазиса пожаловали отродья с исчадиями занимающиеся исключительно добычей провианта и приготовлением снарядов к катапультам и баллистам. Даже их сумели отбить у них.
— Воздух... — сподобился некто из призраков на предупреждающий выкрик.
Над головами иных мелькнула тенью глыба, и при столкновении с земною твердью развалилась на части. Из неё брызнули фонтаном огненные плямы, растекаясь по поверхности оазиса, выжигая и без того редкие колючки.
— Твою... не ругавшись... — повернул вспять Глеб порождение под собой. То послушно покорилось воле наездника.
И ещё пару снарядов легли мимо цели.
— Кажись, отбились... — порадовался Виля.
К нему с донесением явился центурион.
— Авва...
На его приветствие трибун даже не обернулся, продолжая следить из башни за округой.
— Ежели с дурными известиями, проваливай, пока самого не наказал! Я же приказал не показываться снаружи при наличии противника! Даже в единственном числе! А этот к тому же на порождении!
— Ваша честь...
— Ну что тебе, настырный? Выкладывай, коль пришёл!
— Исчадие рычит на человеческом наречии...
— Да ты чё! А вы чё?
— Не понимаем его...
— Ты на что мне напоминаешь, морда? Я — трибун! Велий Великий, а не какой-то там толмач! И в прошлом! Забудь!
— А с демоном что?
— Он неопасен?
— Я лично вас уберегу от него, если что...
— Вот... это меня как раз и беспокоит!.. — выдержал незначительную паузу Виля. — Чего встал, аки статуя? Веди сюда это отродье — будем пытать!..
* * *
— Как же быть — поступить? — нервничал Глеб. Показаться на глаза тем, с кем у него не сложились взаимоотношения в человеческом обличии так же чревато, как и в образе исчадия.
Подался на порождении в одиночку, предупредив Ёбыра.
— Если что — не поминай лихом!
— Примат — друг упырь! Упырь — друг примат! Наша воин — брать хабар! Хабар делить! И беда...
— Ага, я помню, чем это закончилось тогда, когда она случилась — сбежал!
— Моя не думать плохо о примат, и примат о моя! Моя спасать клан! Клан стать кодла! Кодла в свора! Нас мало!
— Но мы в тельняшках! — как напоминание о прошлой жизни сохранил Глеб её на себе, и нынче напоминала скорее лохмотья.
* * *
— Авва... — приветствовал трибуна в очередной раз центурион, доставив к нему в сетях исчадие.
— Варвары-ыр-ры... — прорычало оно членораздельно.
— Очень хорошо, — улыбнулся ехидно Виля. — Это всё что удалось выучить или имеется ещё чего сказать?
— Я не демон! Человек я! Могу доказать, только прикажи своим людям отпустить меня!
— Совсем?
— Развязать!
— Умнее ничего не мог придумать, тварь?
— Не веришь!?
— Разумеется! Мы ж не приматы, коими вы считаете нас! Сами они — примитивы!
— Сорвите с меня шкуру — кожу с головы!
— Уверен, что именно этого хочешь? Мы — не живодёры!
— Стало быть, уже познакомились с ними? А кем ещё? Что-нибудь слыхали про Адский легион смертников? Так я один из них — призрак!
— Вот оно что! Лазутчик?
— Человек! На мне шкура врага! Сорвите её с меня! Ну же! Прямо ща...
Центурион уставился на трибуна, ожидая: последует трибунал.
— Казнить всегда успеется, — призадумался Виля над заявлением исчадия вполне сносно говорящего на одном из доступных ему языков.
В качестве доказательства пленник вывалил язык. Центурион ухватил его за него с намерением отрезать.
— Погоди! Остановись! Отставить... — разочаровал трибун поначалу, а затем...
Затем Виля протянул руку к демону. Пальцы дрожали, а сама конечность нервно тряслась. Да и на лице трибуна выступили крупные капли пота.
— Ну ежели солгал, я тя-а-а...
Пальцы коснулись шкуры лица и сомкнулись, сжимаясь в кулак. Виля рванул её на себя. Шкура натянулась, но не порвалась — выскользнула.
— Режь... — настоял демон.
— Уверен?
— Шкуру, а не меня — и не попорти мою собственную — настоящую!
Виля дозволил центуриону пропороть шкуру исчадию, что тот и проделал с превеликим удовольствием. Под ней оказалось иная.
— Линяешь, тварь! Слинять решила? Обвести меня вокруг пальца? Не выйдет! Я с тя за это все твои шкуры сдеру — три или сколько бы там не было их, но докопаюсь до сути истины! А всего дороже!
— Варвары-ыр-ры... — взревел Нюх.
И его голос перекрыл иной — Глеба.
— Глыба...
— Что ты сказал? Как назвал того... — на кого уставился Виля, переведя взгляд с одного лазутчика на иного, и также объявившегося у рва на порождении, но сбросившего шкуру исчадия, и облачившись в человеческое обличие. — Оборотни! Сжечь их! Всех...
— Авва... — откланялся центурион, спешно покидая трибуна. Лично возглавил отряд всадников. И на этот раз подались по откидному мосту. Это было главной ошибкой варваров. Подле них объявились настоящие отродья и... призраки в облике исчадий с огнестрельным оружием в руках.
— Никому не стрелять! — заорал Глеб так, чтобы это слышал трибун. — Прикажи то же самое сделать своим людям, толмач! Я к тебе обращаюсь, Виля! И со мной живодёры! Ты же не хочешь, чтобы их трупы оказались на твоей совести?
Подле спецназовца на аналогичном порождении елозил снабженец.
— Жижа? — не поверил трибун своим глазам. — Казначей!
Наконец-то людям Глеба и Нюха удалось найти пристанище, и теперь они могли заняться тем, что заранее планировали, дав обет погибшим соратникам по оружию.
Некто из ромеев попытался содрать шкуру с отродья, и те в действительности оказались ими — упырями, а не людьми. Аналогичную ошибку — и непростительную — совершил и Виля, ухватив Ёбыра за морду. А тот в свою очередь его, расценив сей знак за приветствие.
— Как такое может быть?! — было невдомёк Виле: смертники ничуть не опасались отродья, не обращая внимания на столь необычное соседство — делились всем, а те с ними — хабаром.
— Придёт время, поймёшь, а нет — не заморачивайся, — заявил Глеб. — Как говориться: будем живы — не помрём!
— И надолго на этот раз к нам?
— А чем тебя не устраивает моё общество и моих людей с упырями? У нас оружие — у вас кров! Неужели не найдём общего языка — выгоду?
— Кажется, я понял: вам негде остановиться? Затеяли совершать набеги, а хабар складывать у меня?
— Типа, а Жижа, как снабженец-живодёр будет вести учёт, чтобы никому не было обидно и никто не остался в накладе! Идёт? По рукам?
Виля взял паузу на раздумья.
— Я не претендую на власть в твоём поселении и даже людей не прошу. Всё, чего хотел — озвучил! Так как?
— Как-то так — не очень...
— Вот и договорились, — обескуражил Глеб, сдав Жижу на поруки Виле. — Думаю — споётесь! Чай соплеменники — одного рода племени — иудеи! А евреи, как ни крути!
— Но не жиды!
— Сам это сказал, а я даже не брался утверждать...
И уже обращаясь ко всем, кто явился с ним сюда, Глеб заявил:
— Отдыхать! Завтра нам предстоит пережить очень тяжёлый день! — намекнул он на рейд по тылам противника: придётся повоевать.
Ради этого, люди готовы были не спать и не есть, но силы истощены, и им требовался не только полноценный отдых, но и пища.
— Получите... — согласился Виля выделить им скудную провизию, взяв слово с Глеба: те при первой же возможности — и завтра — возместят ему все убытки с лихвой. Намекнул на то: неплохо бы получить проценты, проявив своё истинное лицо. Глебу стало очевидно, кем тот был в прошлой жизни — ростовщиком-процентщиком.
На том и сошлись, а и расстались. Глеб уснул беспробудным сном, едва оказался в горизонтальном положении, надеясь хотя бы в сновидении встретиться с любимой. Но толку — всё без толку. Один кошмар сменялся иным, а начал творился с наступлением мглы в крепости у варваров. В оазис из пекла нагрянули ночные порождения стаями и роями.
— БРОДЯГИ -
Отдохнуть не получилось. В аду — нереально. Кругом сплошные муки. Пекло настоящая каторга. В крепости поднялся переполох.
— Проклятье... — проворчал сквозь сон Глеб, продирая руками слипшиеся глаза, стараясь быстрее добиться визуального контакта с окружающей действительностью.
Перед ним точно из небытия материализовался силуэт отродья. Рука инстинктивно ухватилась за автомат. Выстрела не последовало.
— Ёбыр твою...
Упырь аналогично ругался и рычал.
— Хули...ган...
Не окажись меж ними Нюха, кто знает, чем бы закончилось их новое свидание с глазу на глаз. Во тьме пылали две точки красного света, излучаемого злобными очами упыря. Иных невидно.
— Где твои кровопийцы? — насторожился Глеб, опасаясь: те не утерпели и кого-то завалили. Отсюда и тревога.
Обошлось, хотя опять же не сказать. Люди были обеспокоены присутствием чудищ, и те продолжали выныривать из мглы на свет факелов и утаскивать свою добычу. Жертвами служили ромеи.
— Чёртово племя... — разошёлся не на шутку Глеб.
Ёбыр недовольно огрызнулся.
— Я это не про вас, и вообще, моё заявление не касается упырей, а...
Поблизости раздался пронзительный крик.
— А-а-а...
Кричал Вилий Великий. На его призыв и кинулись разом гости. И если упырь полагался на собственное зрение, то спецназовец держа в руке факел, а в иной сжимал рукоять автомата, держа указательный палец на курке.
Что-то тёмное клубилось вокруг трибуна. Снабженец не пострадал, он забился в угол и практически не дышал, напоминая застывшую статую, а вот ромей вопил, за что и поплатился. На него накинулись не то роем, не то стаей какие-то мелкие жалящие паразиты — и облепили всего с головы до ног.
— Назад! — удержал Глеб Ёбыра, махнув факелом, отпугивая адский рой. Некоторые особи получили ожоги, заметавшись, огненными искрами словно мотыльки.
Спецназовец продолжил наступательное движение, стараясь не подпустить к себе тени жутких жалящих проявлений, явившихся по души грешников в аду.
Нечто, а точнее некто рухнул к его ногам. И на нём по-прежнему копошились мерзкие кровососы.
— Поджиг-Ай... — не сдержался Жижа, проявив свою живодёрскую сущность — главное чтобы собственная шкура была цела, а чужая — без разницы.
