Наваждение исчезало, я собирала разбросанную по полу одежду. Улыбнулась, скромненько так:
-А ответ поджидает нас на кухне...
-Ларичка, ты лучше оденься, а то я так туговато соображаю. Ответ — на кухне?! — она помотала несколько растрепавшейся причёской.
Пройдя последний десяток метров, я отперла дверь. Не сказала бы, что оттуда пахнуло фиалками — парень, видать, не успел прос.аться. Пришлось включить вытяжку.
-Ого! — воскликнула Лула, разглядывая бездыханный экспонат. -А вы, оказывается, даром время не теряли...
Она обошла стол. На теле ни единой царапины, только здоровенная дыра в горле.
-Вы что его, загрызли, что ли? — смеясь, указала на неё блондинка.
-Ну да, у Тары обучились и по-быстрому загрызли. Не патроны же тратить на гавнюка, — я подключила к сети электропилу.
Принялись разделывать тушу и вскоре поняли, что от брызг никакие фартуки не спасут. Решили просто раздеться и убрать одежду подальше. Я отделяла ненужные части, Лула сбрасывала их в мусорное ведро.
-Ну расскажи, как всё было, мне же интересно! Чем можно сделать в горле живого человека такую рваную дыру?
-Да рукой...
-Рукой?! Он спал, что ли, на дежурстве?
-Да нет, в драку он лез, а не спал. Ну, Снэб проткнула ему пальцами горло, потом рванула — и всё, "царь зверей" даже мявкнуть не успел.
-Вот это пальчики! — восхитилась блондинка. -Всякое я видела, но чтобы походя глотки голыми руками выдирали...
С этим, конечно, я спорить не стала.
-Вот и собачке свежие косточки, — подвела я итог, захлопывая холодильник. -А то мешала она ему, ты ж понимаешь...
Лула окатила из шланга стол, пол, свой клеёнчатый фартук, а заодно и меня. Топать в душевую, перепачканными по уши в крови, было рискованно — мы не хотели травмировать психику девочки, а где рыжая могла оказаться в следующую минуту, известно только ей одной.
Отмыв фартуки, повесили их сушиться и занялись друг другом. Мне было достаточно увидеть обнажённые груди этой женщины, чтобы испытать приступ неодолимого волнения.
Я всегда восторгалась безукоризненным сложением Снэб, но грудь её всё-таки была сплетением одних лишь мускулов. Аналогичные части тела у меня самой и вовсе пребывали в зачаточном состоянии, что называется "доска и два соска", вопреки всем полугодовым усилиям безжалостной тренерши. Давало о себе знать жилистое сложение...
Мытьё плавно перешло в нарастающие взаимные ласки. В этот раз Лула стала намного активней, обнаружила тьму многообещающих способностей и заставила меня в самом прямом смысле визжать от возбуждения, не менее получаса умело ведя по лезвию бритвы.
Ещё год назад я оч-чень далеко послала бы любого человека, приди ему в голову блажь предсказать, что мне предстоит заниматься любовью на кухонном столе с женщиной на десять лет старше, да ещё спустя несколько минут после совместной разделки свежего человеческого трупа...
Избавившись от отходов гелятины, мы обрадовали Снэб известием о благополучном выполнении задачи. Она предложила просиявшей Луле остаться в центре, чтобы приобрести опыт работы с приборами.
Я едва успела изложить девушкам суть проблемы под названием "Как сообщить Сианке о происшедшем", а лёгкая на помине рыжая по внутренней связи уже осведомилась у Снэб, где ей следует нас искать. Ответив, брюнетка в духе своей обычной прямолинейности предложила рассказать девочке "всё как есть".
Это не показалось мне хорошей идеей, но Лула поддержала Снэб, высказавшись в том смысле, что тайное всё равно когда-нибудь обязательно становится явным, а ложь обидит Сианку больше, чем сколь угодно суровая правда.
-Кстати о доверии, — Снэб смущённо кашлянула. -Вопрос с Гело был серьёзным, потому прежде, чем прихлопнуть мерзавца, мы решили лишний раз удостовериться в том, что он действительно свихнулся. Вчера мы поставили в вашем отсеке микрофон и сделали запись.
Лула пожала плечами, по лицу её пробежала тень.
-Я рассказываю это, во-первых, для того, чтобы между нами не оставалось недомолвок, а во-вторых, потому, что запись неплохо бы дать послушать рыжей. По крайней мере, один момент из монолога покойного должен помочь нам убедить девчонку в необходимости принятого решения.
Снэб нажала кнопку на пульте.
-"... знает что! И от собаки этой давно уж пора избавиться! На кой хрен в убежище собака?!"
Судя по тому, что плёнка не только стояла в аппарате, но и была отмотана к началу нужного фрагмента, подруга давно раздумывала о том, как рассказать про Гело Сианке.
К тому моменту, когда девочка появилась в центре, мы обо всём договорились и встретили её в торжественном молчании.
-Что-то случилось? — с порога встревожилась рыжая, узрев наши протокольные морды.
Её усадили в кресло, Тара привычно легла рядом, положив остроухую голову на лапы.
-Да, случилось. Это можно назвать неприятностью, хотя всё уже позади, — начала Лула, включая запись с начала.
Первое время на бледном лице Сианки пребывала гримаса удивления. Мало-помалу она сменилась возмущением, а после того, как динамики сообщили голосом Гело, что от собаки следует избавиться, девчонка гневно прищурилась и зло взмахнула маленьким кулачком.
Плёнка кончилась.
-Лула понимала, что мой бывший парень психически нездоров и становился всё более опасен для всех нас, — выступила я с комментарием.
Не по годам мрачный взгляд рыжей заставил усомниться, правильно ли мы поступаем.
-Она рассказала это, и сегодня состоялось решающее объяснение.
Сианка сдвинула брови.
-Поняв, что нам всё известно, Гело попытался напасть на Снэб, но чтобы победить её, глубоких познаний в области психологии оказалось недостаточно. Равно, как и в социологии, — я слегка улыбнулась, стараясь разрядить обстановку, и девчонка ответила, приподняв уголки рта.
В голубых глазах вдруг запрыгали искорки.
-Скажите, а что это значит, "розовая парочка", — невинно взмахнув рыжими ресницами, она обвела неторопливым взглядом всю нашу троицу.
-Э-ээ, ну, видишь ли, это когда спят не мужчина с женщиной, а две женщины...
-Я читала об этом, — с уморительно серьёзным видом медленно кивнула Сианка. -Это ещё называется "однополая любовь", — уверенным тоном сообщила она.
При этом глаза рыжей почему-то упёрлись мне в переносицу, и я поняла, что отчаянно краснею. Не думала, что этот ребёнок сможет меня когда-нибудь смутить, всего лишь разглядывая с мечтательным видом!
Помолчав, девочка с досадой вздохнула и повернулась к циркачке. Следующий вопрос окончательно сбил меня с толку.
-А что, Лула, ты думаешь, женщины не могут любить друг друга? — она изогнула бровь, интонации стали напоминать прокурорские.
Похоже, эта проблема занимала её больше, нежели смерть Гело.
-С чего ты взяла... — поперхнувшись, блондинка закашлялась. -А-а, ну да, эта плёнка! Если бы я сказала Гело правду, он бы вооружился и устроил нам тут продолжение мировой войны.
-На самом деле Лула совсем не против, — я пришла на помощь циркачке, многозначительно улыбаясь и по-свойски располагая ладонь на её крепеньком бедре. -Даже наоборот...
Женщина поблагодарила меня проникновенным взглядом.
-Ну ладно, — наконец вступила Снэб. Раскосые глаза её откровенно смеялись, хотя лицо сохраняло бесстрастие. -С этим мы разберёмся, когда ты станешь постарше. А что ты скажешь о судьбе Гело?
Девчонка забавно наморщила нос.
-Гело? Похоже, ему я не особенно нравилась... А за Тару сама с удовольствием пустила бы пулю в его высокий лоб! — она беззаботно крутнулась в кресле. -Психологом он оказался, как видно, плохим, так что мне горевать не о чем, — широко улыбнулась рыжая.
После сокращения числа обитателей убежища до представительниц одного пола отношения между всеми нами стали намного ближе. Мы дружно заботились о тяжело переносившей беременность Луле, и вместе с ней радовались, когда случился выкидыш, закатив по этому поводу настоящий пир.
С точки зрения частично съеденного к тому времени радетеля о судьбах человечества, наше веселье казалось верхом безумия, но смотреть спокойно, как несчастная женщина страдает от нескончаемого изнурительного токсикоза, было совершенно невыносимо! Избавившись от зловредного плода, похудевшая гимнастка принялась за восстановительные упражнения, Снэб посоветовала ей комплекс с отягощениями, и несколько утратившая форму грудь Лулы вскоре вернула былую прелесть.
Следующие четыре года были просто сказочно прекрасны, так, как я не смела и мечтать! Мы наслаждались покоем, любили друг друга, угадывали каждое желание и буквально сроднились. Рыжая девчонка на глазах превращалась из ушастого подростка в красивую, сильную девушку. Лулу она боготворила, Снэб явно побаивалась, а меня давно считала подружкой, и всё более настойчиво заводила разговоры на рискованные темы плотской любви. Она не скрывала, что уже длительное время развлекается сама с собой, останавливаясь лишь перед осязаемой преградой в виде девственной плевы.
Почему-то рыжая так боялась боли, что просила меня уговорить Снэб сделать ей дефлорацию под наркозом. Может потому, что помнила, как та удачно помогла ей, когда однажды разболелся зуб? Обладавшая наиболее глубокими познаниями в медицине, брюнетка стала нашим врачом, умело хозяйничая в богатом всякой всячиной медпункте.
Передав подруге необычную просьбу, я её чертовски повеселила. Вытерев слёзы, Снэб согласилась помочь. Мы собрались в медпункте все, кроме заметно постаревшей за последний год Тары, которая очень огорчилась, что её оставили за закрытой дверью. Обезболивание было местным, поэтому во время "операции" Сианка вручила мне свою левую лодыжку, а Луле — правую, взяв с нас обещание не выпускать их до самого конца.
Созерцание таинства привело меня в неистовое возбуждение, хотя видели мы с Лулой вовсе не столько, сколько бы хотели. Не знаю, как она, но я при этом страшно завидовала Снэб, собственноручно производящей над юной девушкой эту интимную процедуру. Рыжая вздрагивала от испуга, а я — от сладострастия, имея возможность лишь незаметно напрягать мышцы влагалища и, кусая губы, из последних сил сдерживать стоны.
Свежедефлорированная была уведена Лулой отдыхать, и едва за ними закрылась дверь, как я сбросила одежду и прыгнула в неостывшее ещё после девушки кресло, за неимением ногодержателей вскинув ноги на подлокотники. Снэб, похоже, находившуюся в точно таком же состоянии, уговаривать было не надо. Она провела рукой, усмехнулась, обнаружив материальное подтверждение собственных предположений, и глубоко ввела створчатое зеркало, растягивая возбуждённую плоть. Сдавленно застонав, я откинула голову, осязая холодный металл...
* * *
Буквально через несколько дней меня вырвал из сна чей-то панический стук в двери, сопровождавшийся глухими рыданиями. Вскочив, вся в холодном поту, открыла — на пороге стояла опухшая от слёз Сианка.
-Моя Тара! Она не шевелится и, по-моему, не дышит!! — сквозь рыдания выкрикивала девушка.
Прибежав в соседний отсек, я осмотрела свернувшееся возле кровати чепрачное тело. Сомнений не было — собака мертва.
Я очень хотела как-то успокоить несчастную рыжую, но никогда не могла в таких случаях найти нужные слова. Всё, что принято говорить людьми, казалось глупым и выспренним. Я просто обняла безутешную девушку, стала ласково гладить по голове, по плечам, по спине... Через какое-то время Сианка, кажется, успокоилась, рыдания стихли. Устроившись на моих коленях, она замерла. И вдруг я почувствовала сильные руки на собственных бёдрах. Она вцепилась в меня, будто утопающий в спасательный круг. Я не двигалась, хорошо понимая, как сейчас важно её утешить, да собственно и не находила ничего неприятного в этой почти девочке. Просто толком не проснулась ещё. Через некоторое время поняла, что сижу на постели Сианки в чём мать родила. Не сообразив со сна одеться, я так и прогарцевала по коридору. Девушка-то, по крайней мере, была в майке... Раздумывая, не спровоцировала ли я её своим неглиже, вдруг ощутила лёгкие прикосновения пальцев к спине. Довольно низко, там, где она уже начинает именоваться несколько по-иному. Ну разве я могла её оттолкнуть?
Как удивила меня эта юная девушка своей необузданной страстностью! Как яростно горели её голубые глаза в богатом обрамлении рыжей лохматой гривы.
Смерть Тары стала первым камнем, который, срываясь со скалы по имени Рок, становится причиной всесокрушающей лавины несчастий. Непрерывно работающее вот уже шестой год оборудование начало выходить из строя чаще и чаще. И самое неприятное — это было то, без чего никак не обойтись — отопители, вентиляторы, насосы. Конечно, мы заменяли вышедшие из строя детали, пока они были в запасниках мастерских. Потом начали кое-что переделывать и даже изготавливать заново. Но я с ужасом думала о том, что вскоре настанет момент, когда навернётся что-нибудь такое, чего кустарным способом не сварганишь. Слава Богу, пока хватало хотя бы осветительных ламп — мы заменяли перегоревшие на те, что стояли в пустующих помещениях.
Ничем не радовали показания приборов, свидетельствовавшие о состоянии поверхности планеты. За прошедшие годы уровень радиации, конечно, снизился, но, увы, не настолько, чтобы выходить наружу без средств защиты. Хуже всего — продолжала падать температура, усиливался мороз. При таких условиях весь животный мир давно погиб, выжить могли разве что мхи и лишайники, да может быть, что-нибудь в океанских глубинах.
Холод постепенно вынудил нас перебраться в один отсек, в нём было легче поддерживать нормальную температуру. Нереальные для наших широт температуры сковывали недра, и работавшие на износ отопители уже не могли с ними справляться.
Лула подолгу сидела в наушниках, но ничего, кроме шорохов космоса, так и не услышала. Регулярно, раз в день она включала передатчик и выдавала в эфир координаты убежища. На всякий случай, просто так: а вдруг?
Однажды, когда мы со Снэб возились в прачечной, погас свет. Я оцепенела.
Вот оно.
В кромешной тьме нащупала мыльную руку любимой, сжала. Страшась одного и того же, мы молчали. Минули безумно долгие секунды, и вместо привычного дневного света нехотя, вполнакала засветились аварийные лампы. Подруга длинно выругалась, а я отряхнула пальцы и ринулась в турбинную по полутёмным стылым коридорам.
Ворвавшись в огромную естественную пещеру, расширенную и укреплённую некогда военными строителями, я убедилась, что оборудование нашей стоящей на водопаде мини-ГЭС в полной исправности. По крайней мере — с виду, хотя здесь тоже светила единственная жалкая лампа накаливания, и в её тусклом свете я идеально наблюдала лишь густые облачка пара при частом дыхании слетавшие с губ. В пещере царила мёртвая тишина: молчали не только турбины — молчала сама река.
Подойдя вплотную, я увидела непостижимое: беспрестанный поток живительной влаги просто иссяк! Из огромного фильтра наверху, откуда всегда падала вода, теперь мрачно торчала серая глыба льда, словно надгробие, на котором оставалось лишь выбить наши имена.
Снэб появилась за спиной, положила на плечи тяжёлые, пахнущие ароматизатором руки. Нам были не нужны слова. Стало ещё чуточку теплее — рядом возникли Сианка и Лула. Мы безмолвно созерцали "чёрную метку", посланную судьбой, из-за пронизывающего до костей мороза и проникающего в души страха постепенно становясь поближе друг к другу.