Соглашение об образовании новых государств было подписано теми же главами спустя год. На землях великой Мории появились никогда прежде неустановленные границы, о расположении которых немедленно вспыхнули ярые споры. Но теперь алмаагцы не вмешивались в дела русов и тонов, вновь решивших разделиться вдоль северного и южного берега Агра. На острове молчали на требования релийцев и далийцев возвратить земельные угодья в Амане, которые так и не были окончательно погашены государственной казной по замыслам о выкупе дворянских уделов и отмене зависимости крестьян, принятых к воплощению Ортензием. Владения морийцев долгие годы продолжали делиться между людьми, доказывавшими свои права архивными документами, заточенными мечами и верой в забытых богов. А в краткие годы мира и затишья, когда в города заходили бродячие поэты или менестрели с рассказами о временах величия потомков Орфилона, морийцы вновь начинали верить в древние легенды, так притягательно звучавшие из уст сказителей — после темных времен придет новый правитель, который заставит весь мир вспомнить о славе и могуществе первой из морских держав, великой Мории.
ЧАСТЬ 6
Глава 1
МЕЧ ВЛАСТИ
Бездонное небо перед глазами проплывало белыми облаками. Лисса моргнула несколько раз, а затем разгладила ладонью мелкую зеленоватую рябь перед лицом — вода как будто все еще укрывала её своей болотистой пленкой, но на этот раз она совсем не почувствовала приятный холод от прикосновения к жидкости. Изображение наверху рассеялось, и вновь голубая бездна чистого неба заблестела в вышине, а кожу обдуло морозным воздухом. Она, наконец, поняла, что лежит на спине, по телу покалыванием пробежал озноб, и девушка застонала.
— Ланс, — жалобно сквозь подступавшие к горлу рыдания произнесла она тихим голосом, сжимаясь в клубок на холодной земле. Но никто не ответил. Слезы стекали по щекам, а перед ней вставали воспоминания последних дней: испуганные лица и крики друзей, твердая решимость ответить на зов, доносившийся из волновавшихся вод озера, прекрасные девушки-русалки, укрывшие её своими развевавшимися волосами. Она все еще слышала их чарующие голоса.
— Ланс! — еще раз прокричала она в пустоту, закрывая влажные глаза. Лишь её дух-хранитель так разговаривал с ней до этого, но его уже не было. Она помнила, что он исчез, и голоса в голове также повторяли это.
— Вставай! Иди, ты ходила до этого! — слышала она.
Лисса открыла глаза, утирая ладонями соленые слезы. Она приподнялась над землей и огляделась. Она лежала на небольшом островке, покрытом сухой травой, посреди озера. Недалеко виднелся еще один островок, заросший камышом, за ним открывался далекий берег с высокими деревьями, с которых уже облетала листва, а позади девушки простиралась гладь тихой воды. Лисса резко развернула голову в сторону, откуда послышался всплеск. Зеленые волосы русалки показались над водой, а потом водяная красавица вынырнула по пояс, игриво похлопывая сильным хвостом по поверхности озера. Мутные видения предстали перед глазами — она тоже так плескалась в воде, рассекала руками и хвостом гладь бездонных водоемов, погружаясь в темноту, которую освещал иной свет, бледный и мягкий, они были её сестрами, и теперь русалка также звала девушку в ответ:
— Сестра, тебе следует отправляться в путь. Поторопись, на земле жить не так просто, как под водой. Но ты ведь помнишь, как надо ходить! Ступай туда, где восходит солнце!
Лисса поднялась: сначала на колени, придерживаясь ладонями земли, а потом встала во весь рост, с трудом удерживая равновесие на двух ногах. Она шагнула и сошла с острова, погружаясь в озеро. Русалка все повторяла указания, плавно взмахивая рукой в сторону камышей:
— Туда! По лесу! Держись ручьев и речушек, мы будем поддерживать тебя! У тебя хватит сил, только иди на восход солнца, лишь там ты найдешь собратьев. По другим местам ты будешь блуждать месяцами, прежде чем достигнуть убежища. Там же тебя встретят люди, отец раскроет неприступные границы, и ты выйдешь из сокрытых пределов. Мы еще встретимся, Лисса. Береги себя и его!
Она плыла. Вода стала родной стихией, она наслаждалась её тихим журчанием, теплотой, ласками и задорными брызгами. Остров остался позади. Русалка держалась рядом, поддерживая девушку звонким смехом. Лисса ухватилась за протянутую бледно-зеленоватую ладонь, когда они добрались до мелких вод у самого берега, поросшего старым лесом. Она прижала её к своей груди, слова благодарности застряли в горле, но дочь Моря понимала не слова, а читала мысли. Русалка вырвала свою ладонь, взмахнула в знак прощания и, выпрыгнув из воды, совершив при этом прекрасный переворот в воздухе, скрылась в озере. Лисса вышла на берег. Она знала, что уже целый месяц как жила не только своей жизнью. Она носила под сердцем дитя, и теперь время текло для них обоих. Она должна была думать об их спасении и выживании, ведь отныне её окружали не безмятежные водные просторы, а небо и земля, меж которыми велась вечная борьба. Она сделала пару шагов вперед и ухватилась за низкую ветвь, с которой уже опали листья. Ей придется научиться заново ходить, дышать и жить.
Она чувствовала, где текла вода, и три дня шла вдоль журчавшего под ногами ручейка. Пищей служили засохшие ягоды, орехи. Силы ещё не покинули её, и нередко девушка лишь утоляла жажду чистой водой. Лес не расступался, он лишь менялся иногда: молодая голая поросль следовала за исполинскими дубами, зеленые сосновые боры с просторными прогалинами выступали вслед за кленами, грабами и тополями. Легкая блузка на плечах и длинная истрепанная юбка защищали скиталицу от холодов, крепчавших с каждой ночью. Она не знала, как развести огня, засыпала около воды, согреваемая её журчанием. Как и было обещано, сестры-русалки не забывали укутывать её своими чарами и защищать от тягот долгого пути. К концу второй недели девушка совсем исхудала и выбилась из сил. Лес был пустым и сухим. Она брела по листве и бурелому, хрустевшему под ногами. Иногда она падала и двигалась вперед ползком. Слезы были все выплаканы, голос пропал, руки и ноги исцарапаны до крови. Она теряла надежду, забываясь в беспокойных снах. Она находила силы встать и идти дальше только благодаря тому, кто вскоре должен был появиться на свет.
Яркое солнце заблестело над головой, и Лисса прикрыла глаза от вспышки света. Ветви, высокие и низкие, закрывавшие небо и цеплявшиеся за одежду, сбивавшие с ног, закончились. Она вышла на опушку, с которой за пригорком виднелась небольшая деревня. Повторяя благодарности Тайре и Морю, девушка побрела по черной вспаханной борозде туда, где её должны были встретить люди. В одиночку она больше не могла, не хотела жить. Ей нужна была помощь, и она была готова молить о ней у каждого, лишь бы ей было позволено хотя бы немного отдохнуть. А после она сможет за все заплатить. Она уже давно уяснила, что расплата неминуема. Лисса приблизилась к дому на окраине и постучала в запертую дверь.
Старикам, ютившимся в небольшой избушке на краю деревни, уже давно перевалило за восемьдесят годов, но, несмотря на худые лица, согбенные спины и высохшую кожу, они проживали без посторонней помощи, ходили в лес за дровами, держали домашнее хозяйство, не бедствуя и не кляня тяжкую судьбу. Завидев на пороге обессиленную истощенную молодую женщину, Венга подхватила её на руки. Несчастная была готова упасть в обморок, едва перед ней распахнулась входная дверь. Лисса могла лишь шептать, прося о воде и еде, а ответы приглушенного старческого голоса хозяйки дома она даже не пыталась расслышать, так как все равно не поняла из них ни единого слова.
Первые дни она провела в постели, согреваемая шерстяным одеялом и горячими бульонами бабушки Венги. С теплотой и заботой к ней отнесся и старик Ханор, хозяин дома, который помогал жене ухаживать за бедняжкой, постучавшейся в наступавшие холода в их двери. Вскоре пришла зима, с неба повалил первый снег, а Лисса, уже поднявшаяся на ноги и окрепшая от перенесенных лишений, так и осталась в доме на краю деревни, носившей название Ициль. Хозяева полюбили незнакомку как родную дочь. Очень скоро Венга разузнала, что Лисса ожидала ребенка, и совсем запретила той выходить в мороз за порог или носить воду из источника, вытекавшего из холма посреди поселка. Девушке пришлось коротать темные вечера за вышивкой платков разноцветными нитками или рисованием угольком на выструганных Ханором дощечках, после того как он заметил её мастерство в изображении других предметов, лиц и животных.
Очень долго Лисса ничего не понимала из слов, с которыми добрые сельчане обращались к ней. Их язык был для неё незнакомым, и она в ответ обычно произносила лишь свое имя. Но после того как девушка окрепла и стала подолгу сидеть подле старой Венги, она постепенно разобралась в чужой речи. Венга называла себя родом из кривличей, что напомнило тайе рассказы друзей о восточных племенах униатов, из числа которых несколько столетий назад вышли черноморцы, а может и болотники, с которыми они повстречались на пути за живой водой. В деревне Венгу знали как опытную, самую старшую знахарку, и женщина нередко перебирала целительные травы, сидя возле огня печи. Это дело вскоре полюбила Лисса, которая от униатки перенимала новые знания в изготовлении зелий.
— Ты, Иза, могла бы стать моей помощницей в Ициле, — говорила Венга. Старики прозвали девушку Изой, немного изменив её настоящее имя — на языке кривличей "из" значило "дерево", а ведь именно из древесной глуши она пришла в их дом. — Но жизнь на краю леса будет для тебя очень тяжела, тем более с малым дитем да без сильного мужа. Вот приедет наш сын Серпач, заберет тебя в город на красном берегу голубой реки. Очень красивые узоры выходят из-под твоих пальцев, станешь рукодельницей и выручишь звонкие монеты за свое мастерство. А в нашей деревне не увидишь достатка и счастья, здесь лишь лесорубы да пахари. Да и кто нынче вторую девку в дом возьмет?! На имеющиеся рты не хватает порой еды.
В деревню Лисса выходила редко. Сельчане поначалу бросали на неё подозрительные взгляды, но вскоре привыкли к молчаливости и отчужденности молодицы. Сами Ханор и Венга принимали Изу за беженку из южных мест, которая в лесу лишилась ума из-за того, что не попросила гралов указать верную дорогу и вынуждена была блуждать долгие дни в чаще. Оно и ладно, признавалась самой себе тайя, ведь внешне она была похожа на местных поселенцев: русые волосы, невысокий рост, светлая кожа, лишь глаза у них чаще всего отражались голубым цветом, и она старалась прятать взгляд своих темных очей.
В конце весны на свет появился крепкий здоровый малыш, которого Лисса тут же искупала по обычаям морян, а Венга, принимавшая роды, не забыла зажечь над изголовьем мальчика низкую толстую свечу, чтобы гралы дома оберегали дитя в первые дни его жизни.
— Ты выбрала неверное имя для сына, — с укором заметила Венга, услышав решение молодой женщины назвать мальчика Лансом. — Гралы не признают таких слов, он будет лишен их опеки, и поэтому должен будет всегда носить с собой огонь, чтобы в любом месте его признавали за человека, того, кто идет собственным путем.
— Это имя он получил очень давно, уважаемая Венга, и он будет носить его и далее, — твердо стояла на своем Лисса.
Время бежало вперед, сын подрастал, а дружба и привязанность к двум старикам лишь укрепилась в сердце молодой тайи, которая погрузилась в материнские заботы. Перемены пришли по новой осени, когда в Ициль как всегда в это время года пожаловали купеческие обозы из северных краев. Прибыли гости и в дом Ханора. На козлах перед крытым длинным фургоном, раскачивавшимся в разные стороны по ухабистой дороге, сидело трое мужчин. Два молодых воина гордо щеголяли клинками, вложенными в латные ножны, отливавшие серебром. Их хозяин, по одному кивку головы которого они спрыгивали на землю или забирались внутрь фургона, чтобы вынести тяжелые сундуки, был одет в парчовый красный кафтан, его голову покрывала меховая шапка, на ногах блестели сапоги, обшитые вычурным узором поверх гладкой кожи. Серпач слыл одним из самых успешных купцов в этих землях, в Ициль он приезжал, чтобы навестить престарелых родителей, а также закупить товара, ибо в предгорьях Синих Вершин не водились столь сладостные ягодные настойки, что готовились жителями лесных окраин.
— Так, значит, правдивы вести, что дошли до меня: мои любимые родители взяли в дом приемную дочь! — воскликнул купец, едва переступил порог родной избы. Он, прищуриваясь, погладил короткую бороду из русых волос и снял шапку. В мерцании огня стала видна темно-желтая копна на голове, которая немало поседела. — Что ж, да пребудут с тобою гралы, сестрица! — он поклонился ей в пояс, и Лисса ответила незнакомцу тем же.
В те дни деревня оживилась. Вечерами за околицей раздавались веселые голоса гулявшего люда, который отдыхал после сбора урожая, радуясь, что сможет его выгодно продать на торге, припрятав еще запасы на зиму. Шумно было в домах, где остановились заезжие гости. Ханор угощал родного сына при всем честном народе, выскребав припасы из небольшого подвала, однако и Серпач на славу одарил родных золотом, медом, зерном и мясом. А когда через десяток дней северяне собрались выезжать из лесов, вместе с ними в путь отправилась Лисса с младенцем на руках. Добрые и ласковые глаза купца пришлись ей по душе, а утомлять более маленьким сыном старых людей она не хотела. Лисса согласилась переехать на время в дом Серпача, который был бездетен в браке со своей женой Ирицей и с радостью принял просьбу отца помочь несчастной девушке воспитать сына. Расставание с Венгой и Ханором было наполнено горечью и слезами, но Лисса обещала приезжать к ним в гости каждую осень и привозить мальчика, который несомненно стал бы со временем настоящим богатырем.
— Вырастет Ланс крепким молодцем, вот тогда и сгодится в нашем доме, — на прощание сказал Ханор. — Будет вместо меня дрова рубить да печь топить, а мы еще доживем до этих годов, ведь гралы не проникнут в дом знахарки, чтобы забрать её здоровье, они селятся лишь там, где люди теряют смысл и свет грядущих времен.
Лисса с надеждами покидала дом в Ициле, где обрела теплый приют и верных друзей. Но в шумном северном городе она могла найти достойное занятие, покуда бы Ланс не подрос, и они бы не пустились в долгий путь домой. Каждый вечер она с горечью встречала закат, стремясь поскорее двинуться в те края, где скрывалось светило, где её должны были ждать и любить.
В Пилени тайю встретил большой светлый дом, выстроенный на холме вблизи реки. Высокий терем стоял вдали от прочих городских зданий местных богачей, нагроможденных в кучу посреди более бедных и мелких домов обычных ремесленников. Жена Серпача была очень статной и красивой для своих зрелых лет, она носила яркие бусы на груди, наводила цветом щеки и губы. Ирица встретила гостей на пороге дома. Она низко поклонилась возвратившемуся мужу, а в сторону девушки, что приехала вместе с ним, бросила резкий взор, так что Лисса с беспокойством подумала, что рассказы Ханора и Венги о милом и доброжелательном нраве их невестки были крайне несправедливы.
