— Хорошая попытка, но ты льстишь мне, Женекерс. Я не Рексен Великий и мне далеко до высот первого алхимика, — после, отсмеявшись, Шендар продолжил, — я дам тебе два предостережения, пустынный маг. Первое, помни. Каждый костер, должен быть окружен своими искорками, своим народом. Без них, он быстро угаснет. В тебе пылают остатки двух других костров, но это не значит, что пламя будет гореть долго. И я не знаю, как это угасание скажется на тебе.

— А второе?

— Будь осторожен с эликсиром. Он как вода, способен пригасить пламя любого демиурга на некоторое время. Но не если ты не рассчитаешь дозу — погаснешь навсегда. Начни с одной единственной капли. И я не могу предсказать до конца последствий, потому серьезно подумай, хочешь ли ты этого. Одной капли хватит на несколько дней, не меньше. И старайся не пользоваться им часто.

Женекерс поблагодарил Шендара и покинул его дом. Ему предстоял далекий путь через полстраны, и еще множество дел, которые не требовали отлагательства. Но главное, что теперь он точно знал, кто будет новым врагом, которого Ядовитый собирается ввести в игру.

— Спасибо за помощь в переговорах, — произнес он в пустоту.

— Всегда пожалуйста, старина. Этого тебе хватит чтобы разобраться с Палачом?

— Должно хватить. Ты уверен, что хочешь это сделать?

— Да, я завтра уже еду к кроу. Пожелай мне удачи.

— Удачи.

* * *

Весь лагерь стоял на ушах. То, что сейчас видел Эд, казалось безумием. Но прибывшие откуда-то с востока люди были реальны. Это была настоящая армия. Зеленокожие, мускулистые, вооруженные на вид примитивным оружием жители дальних островов на востоке, а вместе с ними наемники южане. Смуглые, вооруженные все как один кривыми мечами и скверным характером. И еще все говорили о том, что скоро должны прибыть пираты, которые шли вверх по течению реки.

Одному только королю ведомо, что он задумал и кого опасался, что всю степь накрыл плотной завесой молочного тумана, липкие щупальца которого приходилось поддерживать девяти новоиспеченным некромантам.

Впрочем, зеленокожие по мнению Эда были не такими уж и плохими. По крайней мере они все очень уважительно относились к некромантам, готовые исполнять любые их прихоти. А женщины их были не такими уж и страшными, даже вполне себе нежными… Ну, это если на морду их не смотреть клыкастую, конечно. Ну и в глаза тоже лучше не смотреть, уж больно краснющие.

Но что поразило Эда до глубины души, так это то, что что сейчас наконец-то была озвучена их цель. Шелкотрав. Армия собиралась штурмовать Шелкотрав, единственную крепость королевства, где стены носили не только декоративный характер. Сначала эта новость ипугала Эда, так как он не представлял, как можно взять столь хорошо защищенную крепость. Но потом, увидев численность подошедших войск, он поверил. Эд вообще никогда не видел столько людей в одном месте.

Глава 13

Эта эпоха жизни нашего мира больше всего запомнилась историкам чередой, зачастую, странных политических решений практически всех государств континента, которые принимались с умопомрачительной скоростью. О причинах многих из них, по сей день, историки могут только догадываться. Ровно так же остается и великой тайной, как дурные вести успели так быстро дойти до лиц, могущих ситуацию исправить. Однако теперь, смотря на эти события сквозь призму времени, мы невольно понимаем, что это кровавое время могло унести в разы больше жизней, стоило хоть одному из музыкантов в этом великом оркестре политики упустить свой момент или сыграть не ту ноту.

“Новейшая история Центрального Королевства, том 9”

“Лучше бы чувства не возвращались — такая беспросветная навалилась безысходность, но что ж поделаешь.”

Джеймс Боливар Ди-Гриз

Когда за Женекерсом захлопнулась дверь, Шарвин, поежившись, опустилась в кресло.

— Он не изменился. И у меня, как и прежде, от него мурашки по коже.

— Его речь была весьма странной. Для человека, который ничего не чувствует.

— И это было еще страшнее, Шендар. Это как если бы, когда уже ничего не остается, он полез куда-то в глубину, в дальние подземелья своего сознания, выволок оттуда забитого, израненого человека… Нет, скорее даже куски того, что когда-то было человеком. И заставил их произнести эти слова, а после швырнул опять куда-то в темноту и небытие.

— Опять обыграл тебя? — резко сменил тему Шендар.

— Нет. Я его. Один раз. Он просто... Словно увеличивал сложность игры для меня, даже не задумываясь. Я...

—Тебе его не обыграть в эту игру. И мне тоже. Такая игра — это то, что он делает лучше всего. Это его природа, которую нам не понять с тобой до конца никогда.

— Он и вправду может уничтожить нас? — спросила Шарвин, глядя прямо в глаза своего спутника.

— Если захочет. Он вобрал в себя силу Гвивеллы, вобрал часть сил того короля варваров, которому срубил голову четыре сотни лет назад. Древнее правило — победитель получает часть сил побежденного, о котором многие давно забыли. Но у него так и нет своего народа.

— А эти... механизмы?

— Они лишь песок пустыни. И металл. В них нет, не было, и не будет ничего человеческого. В них не горит даже намека на искру жизни.

— Сколько у него времени?

— Я не знаю. Я думаю, он и сам думает над этим вопросом, — печально произнес Шендар, — хотя сейчас у него есть более срочные дела, чем думать о высоком.

— Ты не стал поднимать вопрос того, чтобы он дал нам возможность взглянуть на храм, что он прячет в пустыне?

— Нет смысла. Пока он в руках Женекерса, Палач туда не сможет сунуть нос, даже если очень захочет. Слезы пустыни — это кровь для созданий Женекерса и он будет его охранять, ведь это его самая великая драгоценность. Палачу не останется ничего, кроме как попытаться его шантажировать, с этим у него будут понятные проблемы. Большего нам и не надо пока. К тому же, мы с тобой не знаем, как он подействует на нас. Гвивелла не даром не подпускала нас даже близко к нему. И я по сей день думаю, что она знала намного больше, чем говорила.

Шендар неторопливо налил в чашку уже успевшего настояться и остыть за время разговоров травяного отвара и неторопливо пригубил терпкий напиток из южных трав, думая о чем-то своем.

— Ты уверен, спустя столько лет… Что то, что ты видел тогда.

— Уверен, Шарвин. Когда я увидел Палача впервые, я не мог спутать его противоестественный огонь ни с чем. Именно так для меня издалека выглядел ореол пламени, что окружал храм Гвивеллы. Я видел его лишь издалека, мельком, но не спутаю этот огонь ни с чем иным. Противоестественный, неживой, словно это горит давно сгоревший пепел …

* * *

Темноту этих подземелий уже давно не нарушали никакие звуки. Несмотря на то, что совсем недалеко отсюда находятся действующие вулканы, в, иные времена, добрасывающие до расположенных намного выше пустошей свой пепел, земля здесь на удивление стабильна и не сотрясалась ни разу.

Когда-то это была часть древнего и прекрасного города, засыпанного в одночасье вулканическим пеплом так, что не стало видно даже крыш домов. Люди, если и кто и выжил после катастрофы, то давно ушли отсюда, оставляя погребенными где-то внизу свое наследие. Это было в те давние времена, о которых не осталось и следа в хрониках, и даже название города никому не было теперь известно.

И именно здесь тот, кого историки юга называют не иначе как Палач и создал свою гробницу, которая по сей день должна была хранить его останки. Подвластные ему люди вели долгие раскопки, прежде чем наткнулись на то, что осталось от древнего города. Великие мастера, что вынуждены были служить одному из самых кровавых тиранов, которых только знал этот мир, совершили титанический труд, обратив сокрытые в недрах земли здания и улицы в подземный лабиринт, наполненный древними и коварными ловушками.

В эти земли давно уже не ступала нога не то, что живого человека, тут не ютилось даже крыс, мокриц и прочих существ, любящих темноту помещений. Чары, наложенные неведомым образом на эту гробницу, выпивали из живых существ жизнь, лишали зачарованные предметы силы, и даже такие демиургу вроде Женекерса или Ланны здесь пришлось бы тяжко. Даже слезы пустыни теряли здесь свою чудодейственную силу.

Единственные обитатели этих мест — черные тараканы, которых на юге называют не иначе как “сажа алхимиков”. Они впервые появились на юге в канализации, куда алхимики сливали неудавшиеся эликсиры. Кроме жуткой живучести, практически полной неуязвимости к любым ядам и эликсирам, ну и, конечно, невероятной плодовитости, они ничем не отличались от своих сородичей, даже не сильно кусались. И хотя здесь давно не было пролито ни капли эликсиров, эти существа еще помнили дни, когда в этих стенах подвластные Палачу алхимики творили и использовали мощнейшие эликсиры ведрами.

Но сейчас у этих тараканов появился совершенно иной сосед, который приполз откуда-то со стороны входа в гробницу. Он так же походил на таракана, если не брать в расчет окрас, но в отличие от своих медлительных и оголодавших сородичей удивительно резко перебирал тончайшими лапками, легко цеплявшимися за каменные стены гробницы. Пожалуй, даже человек издалека принял бы его за насекомое. Странное, неведомое, жирное… Но всего лишь насекомое. А зря.

Если приглядеться поближе, то становилось ясно, что хитин этому творению заменяет бурая сталь коротышек. Не особенно прочная, но на удивление легкая. Это самый легкий из всех сплавов, что могут творить коротышки. Лапки насекомого представляют собой шедевр ювелирной работы: золотистая сталь коротышек, через полости которой, продеты тончайшие нити мышечной стали, приводящей конструкцию в движение. На голове едва заметно светится блеклым светом огонек, а вперед смотрят два, пускай и небольших, но очень чутких камеры-глаза. А на спине же, направленной на другую стену, блестит сложный узор из стекла: Это намного более чуткий глаз, направленный на противоположную стену и способный запечатлеть ее в малейших деталях даже при очень и очень плохом освещении.

Ну и наконец, сзади, из этого чуда ювелирной работы, тянется тонкий шнур, который уже через пару локтей соединяется с еще одним таким же тараканом, ползущим за ним следом, и так далее, и так далее, до самого входа в эти мрачные подземелья.

Таракан легко передвигался по гробнице, то и дело останавливаясь, чтобы передать хозяину самые интересные находки, на которые имело смысл посмотреть. А посмотреть тут было на что.

Древний город был красив в своем застывшем безмолвии.

Тоннель, полом которого была брусчатка древней улицы, привел стального таракана под своды того, что когда-то было храмом Иллюны. Архитектурно он здорово отличался от современных храмов: был более округлым, и вокруг него не наблюдалось даже намека на пристройки, где живут обычно жрецы.

Внутри царило запустение. Стеклянный купол не выдержал натиска вулканического пепла и давно провалился внутрь. Однако рабы Палача на славу потрудились, вытащив лишний грунт, и создав новый потолок из каменных блоков, который держали теперь три совершенно не вписывающиеся в архитектурный стиль мрачных колонны.

То, как именно эти огромные блоки доставляли сюда и устанавливали, при этом, не раскапывая весь город целиком, не имея под руками строительной техники, оставалось загадкой, как и то, сколько людей положили свою жизнь на то, чтобы сделать эту гробницу реальностью.

Отдельные фрагменты цветного стекла не убрали, и их можно было увидеть лежащими на полу среди мусора без всякого порядка. Но стены были отлично отчищены. На них можно было увидеть целую серию удивительных мозаик, которые сейчас внимательно изучал столь редкий в этих местах гость. Эти мозаики, выполненные из плитки разного размера, были настоящим шедевром, начинаясь от самого пола и упираясь в самый пололок, они отлично передавали картины прошлого в малейших деталях. При очень высоких потолках мозаика была выложена из удивительно маленьких плиток разнообразной формы, некоторые из которых были меньше ногтя.

Первая из них изображала приход в этот мир, до этого толком и не существовавший самой Иллюны. Иллюна на этой мозаике чем-то неуловимо напоминала Илейн, Артелайл, да и вообще всех хранительниц, каких только можно увидеть на портретах в зале истории сантаринского дворца. Разве что ее огненные волосы были намного длиннее, и развивались за плечами, словно это был настоящий плащ. И под стать волосам были ее глаза удивительного цвета, чудной смеси янтаря и золота, которая скорее бы пошла лисоухой, нежели создательнице всего сущего. Лицо было спокойным, а на губах играла торжествующая улыбка. Та самая, с которой художник смотрит на совершенную им работу и которой по праву гордится.

Как и во всех книгах, ее сопровождали двое: мудрец и воин. Мудрец был старцем с ясным взглядом небесно голубых глаз. Правой рукой он сжимал красивый резной посох, а в левой держал огромную книгу. Считалось, что именно это и была самая первая из книг света, священных для всех последователей Иллюны книгой, чья роль была донести до грядущих поколений мудрость давно ушедших дней. На плече его сидела птица, похожая своей пестрой расцветкой на язык пламени.

Воин же был настоящим гигантом, почти на голову выше Иллюны и старца, одетый в огромный доспех, на котором художник удивительно точно отметил вмятины и следы от чужих клинков. Шлем был снят, его воин держал в руке, а другой крепко сжимал руку Иллюны. Его серые глаза немного отдавали серебром, хотя это и можно было списать на плохое освещение. Длинные волосы достигали плеч, были небрежно откинуты назад, а во взгляде читалась смесь усталости и торжества.

Трое, они стояли на черной скале и смотрели на чудесный мир, создателями которого они были, а прямо перед ними была огненная пропасть, в которой можно было различить падающую туда человекоподобную фигуру. Почти всю ее составляли тени, нельзя было различить черт лица, только глаза. На черном лице недобро горели алым узкие щели глаз с таким же красным вертикальным зрачком.

Таракан замер, и выставив выдержку на максимум, выжидал, когда его камера запечатлеет мозаику во всех ее красках, после чего двинулся дальше, тускло освещая себе путь. Даже кроу пришлось бы прищуриться, чтобы заметить исходящий от этого насекомого свет.

Следующая мозаика изображала Сантарин. Разве что дворец казался намного больше и величественнее, чем нынешний, но неизменно на площади перед дворцом был колодец. Над величественным сооружением сияло лучами солнце, в голубом небе можно было разглядеть неизвестных цветастых птах.

И вновь таракан замер, ожидая, пока в его памяти не соберется по крупицам точнейшая копия мозаики, и двинулся дальше, к следующей мозаике.

Эта изображала тронный зал, где на двойном троне восседала Иллюна собственной персоной и Воитель. Король и королева. Первые и единственные за всю историю королевства до появления рода хранительниц. Мудрец сидел рядом за столиком у раскрытой книги, тщательно записывая за своими повелителями каждое слово, чтобы в точности передать его потомкам.