— Есть у меня одна гипотеза касательно вчерашнего. Итак, я всю ночь внимательно просматривал донесения моих людей, следивших за ними, но не нашёл этому прямых подтверждений. Короче, кажется мне, что Розенхилл не просто так руки распустил, а заранее собирался твоей супруге выкидыш устроить. А выгода от этого непосредственно у Жёлтого Листа, кто метит на твоё место. Но прямых связей между ним и англичанами не обнаружено. И если эту тему поднять, то скорее станут обвинять Наимудрейшего, говоря, что у него были с ними связи по книжному обмену через амаута. А я уверен, что Наимудрейший тут чист.

— Насчёт Жёлтого Листа у меня вчера возникла та же самая мысль. Скажи, насколько легко ускользнуть от твоей слежки?

— Это вполне возможно. Ну, во-первых, у нас не хватает людей, понимающих по-английски, так что часть времени следят те, кто разговоры англичан между собой понять не могут. Так что это упущение, но не самое сильное — с тавантисуйцами англичане по-любому должны использовать испанский или кечуа. Следят относительно плотно, непрофессионал не скроется, но профессионал, вероятно, может. А тот же Дэниэл, скорее всего, профессионал. Впрочем, это ещё не самое страшное. Хуже, что я до сих пор не вычислил среди своих людей изменников. Тогда они могут делать всё что угодно на глазах у изменников, и в отчёте это не отразится. А изменников должно быть много. И перешли они на сторону врага куда раньше, чем англичане прибыли. У меня вроде бы большой опыт, но вот конкретно выявление измены среди своих — тут в моём опыте пробел. Вот, может быть, и паникую зазря. Тяжело мне без отца. А ведь я до сих пор точно не знаю, кто его травил!

— Всё-таки одного не пойму, всё это не так уж ново, почему ты так бледен именно сегодня?

— Я понял, что раньше неверно представлял себе суть опасности. Я боялся, что меня или тебя убьют. И делал всё, чтобы этого не случилось. Но у них была другая цель — скомпрометировать тебя и убрать руками инков! Потому что любой другой, имеющий шансы на переизбрание, для них более приемлем.

— Однако они даже не озвучили мне своих предложений. Или... они и не собирались?

— Да нет, собирались, скорее всего. Только догадывались, что ты на их предложения не согласишься. Я вот думаю — может, у них и нет даже видов на кого-то конкретного, любой, лишь бы не ты и не я... Так им, получается, связи и не нужны.

— Скажи, а в Тумбесе нашли изменников?

— Нашли, — мертвенным голосом ответил Горный Ветер. — Ну вот когда человек с гнильцой, а ничего на него найти не можешь, то потом, когда наконец обретаешь доказательства, что он негодяй, то вздыхаешь как-то с облегчением. Но когда такой фортель выкидывают люди, от которых до того не ожидал ничего плохого... Это больно. Одна надежда, что тут какая-то ошибка... Но изобличил их Цветущий Кактус, за ним перепроверял Ворон, так что всё должно быть чисто. Впрочем, при случае буду доразбираться.

— Значит, их не казнят сразу?

— А у меня же есть право повременить с выполнением приговора.

— Ты переживаешь из-за них больше, чем из-за родного брата?

— А что брат, балбес был, балбесом и остался. А кое-кто из этих людей в своё время мне жизнь спас.

— Понимаю. С тем, кто спас тебе жизнь, потом всегда особые отношения... Но я не понимаю, какой смысл было спасать тебя там, чтобы потом погубить здесь?

— И какой смысл воевать с англичанами там, чтобы предать здесь? Но люди меняются, увы. Правда, я представить себе не могу, что должно с человеком случиться, чтобы он так изменился. Ну, понимаю, изменить под пытками, но когда дома, на относительно спокойной работе...

— Совсем-совсем неясно, что может быть причиной?

— Только одна зацепка — они работали с адаптацией бывших рабов. Может, это как-то повлияло... Но не пойму как. Хотя... есть одна мысль. Видишь ли, мы исходим из того, что люди по природе примерно одинаковы, и то, что англичане называют расовой принадлежностью, само по себе не важно. Разумное государственное устройство можно сделать у любого народа, но наша практика этого не подтверждает. Гораздо ближе кажется идея англичан, что разные расы задают разные способности и поведение... Может, это повлияло.

— То есть они могли решить, что англичане более правы, чем мы?

— Возможно.

— Как твой отец, сможет вернуться к работе?

— Полноценно — вряд ли. Мне придётся возглавлять наше ведомство до конца моих дней. Хотя, конечно, к делам он вернуться планирует. Он уже стал вставать с постели, может немного ходить и пишет временами. С потерей жён он уже смирился, даже шутит, что ему быть вдовцом к лицу. Хотя ему очень одиноко там, жаль, что вы приехать не можете.

— А почему нет? Если лекарь позволит, то и поедем. Конечно, если куда-то в другое место не придётся ехать.

— Знаешь, я думал о том, что мне делать в таком случае. Если они осуществят переворот, то я не буду служить узурпаторам, прикрываясь верностью отечеству. Я сам сниму с себя льяуту. Жена меня поймёт.

— Ты подозреваешь, что Жёлтый Лист...

— Если он в сговоре с Золотым Слитком, то он может. Я подозреваю вот что — именно Золотой Слиток хотел тебя подставить.

— Но зачем?

— Вполне может быть, что ему нужен Первый Инка, более готовый торговать. А с тобой это не столь надёжно.

Когда Асеро вошёл в Зал Совещаний носящих льяуту, то он почти сразу понял, что ни о каком перевороте речь не идёт. На него смотрели с сочувствием.

— Ты уж прости нас, — сказал ему Киноа, когда Асеро сел рядом с ним, — никто не думал, что оно так обернётся. Как у тебя жена себя чувствует? Лучше, чем вчера?

— Вроде лучше. Самого страшного не случилось. Хотя моя мать говорит, что это может и в течение нескольких дней случиться. Так что пока тревога не улеглась.

— Прости меня, Асеро, — сказал Золотой Слиток, — в общем, про тебя слухи ходили, что ты насчёт беременности жены всё наврал. Мол, чтобы от тебя с дополнительным браком отстали. И я... я верил в это, оттого и давил. А если бы знал, не стал бы давить. У меня ведь тоже несколько лет назад был случай — Звезда забеременела, а потом выкидыш, и я узнал, что это мальчик... — Золотой Слиток даже всхлипнул, произнося эти слова. — А потом она бесплодной стала. Потом пошли ссоры... Я после того так и разъелся, надо же горе заесть. И на тренировки рукой махнул, чего уж, если с сыном играть не придётся. Теперь я вторую жену завёл, но и она, похоже, бесплодна. Так и умру без потомства, отцом одних только дочерей... Да ещё и Золотая Нить меня подставила. Приняла от англичанина в подарок шкатулку, не поняв, что тот на неё виды имеет. А тут меня можно хоть во взятке обвинить за такое!

— Ну да ладно, ты с Золотой Нитью только полгода прожил, — сказал Киноа, — может, она ещё и родит тебе сына. А вот у Асеро ситуация несколько иная. Будет у него сын или нет — далеко не его личное дело. А я ведь тоже его в обмане подозревал.

— Ты?! — спросил Асеро.

— Ну, точнее, мне сказали, я и поверил. Как-то не подумал, что тут может быть вранье.

— А кто сказал?

— Кто из моих жён где-то слышал. Даже не помню, которая именно. Теперь уже концов не найдёшь

Асеро сказал примирительно:

— Ладно, ребята, нужно решить, кто будет председательствовать на суде. Сами понимаете, я не могу.

— Могу взять эту роль на себя, если остальные согласятся, — сказал Киноа. — Твоя жена сможет прийти когда за ней пошлют?

— Надеюсь.

Тем временем все уже собрались, и пора было начинать. Подув в рожок, обозначающий начало, Асеро сказал:

— Братья мои, все вы, наверное, уже слышали, что великое горе постигло меня. Моей чести было нанесено жестокое оскорбление от англичан. Я требую от вас теперь справедливого суда, а поскольку сам себе судьёй быть не могу, то пусть за меня суд ведёт Киноа. Вы согласны на это?

Принято единогласно.

Киноа взял слово.

— Прежде всего, хотелось бы услышать подробности самого дела от пострадавшего. Асеро, расскажи нам, что случилось.

— Братья мои, как вы мне велели, я провёл гостей к себе в сад, и мы недолго поговорили в саду, но в этот момент мои дочери поссорились между собой, и я вынужден был отвлечься. Когда я вернулся к гостям, я увидел, что Розенхилл куда-то смылся, а Дэниэл... — Асеро покраснел, — извините, он мочился под кустом, хотя прекрасно знал, где у нас отхожее место и что мочиться где ни попадя у нас не принято. Ну, я ему сделал несколько замечаний, на которые он ответил, не утруждая себя вежливостью. В общем, я понял, что он меня лично не очень уважает. И вне блеска тронного зала я для него лишь один из тавантисуйцев, а любой, абсолютно любой тавантисуец в их глазах заведомо ниже белого человека. Теперь я понимаю, почему они не хотели вести переговоры в тронном зале — им не хотелось чувствовать себя ниже тех, кого они считают низшими.

— Скажи, ты думаешь, что они изначально нарывались на скандал? — спросил Горный Снег.

— Насчёт Дэниэла — не знаю. Может да, а может и нет, просто само это глубинное неуважение лезет изо всех щелей, — ответил Асеро.

— Как бы оно не раздражало, само по себе оно не преступление, — ответил Знаток Законов, — а для иностранцев оно не может быть даже причиной общественного осуждения.

— Не в этом дело. Просто как при таких условиях сотрудничать?

— Ладно, Асеро, продолжай.

— Мы с Дэниэлом Гольдом пошли по направлению к столу, вдруг раздался крик и грохот от разбиваемой посуды. Я увидел, что Розенхилл схватил мою жену сзади, а она испугалась и выронила тарелки. Я крикнул, чтобы тот отпустил её. Он послушался. Но Луна пожаловалась, что живот у неё каменный. Я унёс её в спальню, а сам выпроводил злосчастных гостей. Но при выходе у Розенхилла обнаружилась ложечка в кармане, которую он утащил со стола. Это — знак, что он обесчестил хозяина дома. Не столь же он мелочен, чтобы просто так ложки воровать! Оскорбления своей чести я потерпеть не могу. Так что нужно выслать англичан из страны.

— Вопрос в том, всех англичан или только Розенхилла? — спросил Киноа, — ведь Бертран и так собирается уплыть со следующим кораблём, а Дэниэл вроде так уж сильно границ не переходил. Хотя мочиться в саду и некрасиво.

— Вопрос ещё вот в чём, — сказал Золотой Слиток, — если мы вышлем Розенхилла, будет ли возможность торговать с Дэниэлом дальше?

— Это вопрос лучше задать самому Дэниэлу, — сказал Горный Ветер, — но скорее да, чем нет. Вот в чём дело: если мы сейчас не дадим англичанам окорот, они окончательно обнаглеют, и последствия могут быть самыми серьёзными. Один мой человек как-то разговорился с Дэниэлом и спросил, что тот считает самым дурным и ужасным. Тот охотно ответил, что весьма дурными вещами являются случаи, когда проститутка выходит замуж, когда госпожой становится служанка, когда глупый и недостойный ест хлеб, однако самым ужасным является случай, когда бывший слуга, по сути, бывший раб, становится царём. От первых трёх можно ещё как-то огородиться, но четвёртый всю страну развалит и превратит в ад. И ещё говорил, что у нас всё так наперекосяк, недостойные едят хлеб, а потерявшие свою честь женщины выходят замуж потому, что правит нами человек низкого происхождения...

— И без этих пояснений было ясно, что Дэниэл намекает на мою персону, — сказал Асеро, — и сам ход мыслей тут нелогичен. Чем плоха вышедшая замуж проститутка? Тем, что она возможно заразна, возможно, бесплодна и, возможно, привычна к развратной жизни. Но ведь то же самое можно сказать про мужчину, посещающего борделей. Но брак такого мужчины у них ? дело обычное, даже трудно найти случай, чтобы мужчина женился девственником.

— Ну, не совсем в этом, — сказал Горный Ветер, — у них это просто злостное нарушение установленного свыше порядка. Это ведь вольный пересказ цитаты из их любимого Священного Писания. А согласно этому Писанию, мы, язычники, вообще в земле мёртвые лежать должны.

— Заметь, Дэниэл этого не говорил, — вставил Знаток Законов.

— Этого, конечно, нет, он не настолько глуп, чтобы так подставляться. Однако трудно отрицать, что у англичан есть некое представление о богом установленном порядке, в котором мы занимаем весьма низкое место. И если мы не покажем, что ставить нас так низко безнаказанно нельзя, это может для нас плохо кончиться.

— А я думаю, что нужно допросить Луну, — сказал Жёлтый Лист. — Как хотите, но я не могу представить чтобы взрослая женщина позволила себя лапать чужому мужчине.

— Ты на что намекаешь?! — спросила Асеро, — что она специально...

— Возможно. В конце концов, молодая женщина, столько лет прожившая взаперти, и не на такое способна.

— Ага, а потом специально позвала меня своим криком?! Я знаю свою жену хорошо — кокетничать с первым встречным она не будет.

— Пойми меня правильно, я не оправдываю Розенхилла, — сказал Жёлтый Лист, — но ведь наверняка было что-то такое, после чего он себе разрешил её полапать. Может, достаточно невинное в её глазах, но... было!

— А может, допросим на этот счёт самого Розенхилла? — сказал Киноа, — Пусть его введут.

Розенхилл выглядел после ночи в тюрьме взъерошенным и каким-то жалким. Когда ему было велено изложить суть дела, он кое-как начал:

— Вхожу, вижу — женщина на стол накрывает. Красивая... Ну и решил я над ней подшутить. Конечно, я понимал, что она испугается поначалу, зато если потом увидит, какой красивый парень её обнимает, обрадуется. Ведь я мужчина хоть куда, у вас таких с белой кожей и светлыми волосами нет вообще. А она насмерть перепугалась, тарелки разбила, разоралась так, словно её режут... Ну, думаю, уволят из дворца такую дуру за разбитые тарелки. Впрочем, не жалко, дворцовая служанка должна правильно реагировать на то, когда её ласкают, стыдно не уметь при этом тарелки удержать.

— Молчал бы уж по поводу "стыдно", — сказал Киноа, — но ведь потом ты не мог не понять, что ошибся, и что служанка вовсе не служанка.

— Тогда я в ужас пришёл и поскорее предпочёл уйти. Конечно, теперь я понимаю, что должен был извиниться... Но государь был так разгневан, что всё равно не стал бы выслушивать мои извинения.

— Однако у тебя в кармане при выходе нашли серебряную ложечку. Если ты и в самом деле был в ужасе, у тебя едва ли были бы мысли усугублять свою вину воровством.

— Я не знаю, откуда она у меня взялась. Может, я сам нечаянно... может, Дэниэл подложил... Не знаю.

— Ты подозреваешь Дэниэла в такой каверзе? Но зачем ему это?

— Не знаю... может, ему надо, чтобы весь гнев ваших милостей на мою бедную голову упал, чтобы он сам тут один торговал.

— Хм... — сказал Киноа, — однако предугадать обыск на выходе никто из вас не мог.

Потом взял перо и написал записку, адресуясь к Горному Ветру: "Были ли замечены противоречия между англичанами до этого?". Через минуту пришёл ответ: "Ничего специально замечено не было, однако исключать нельзя. Все эти купцы за прибыль друг другу глотку перегрызть готовы". Розенхилл тем временем встал на колени и сказал:

— Поймите меня правильно, милостивые господа, я не удержался при виде красивой женщины... Ведь вы мужчины и я мужчина! Я же не знал, что это сама королева, и потому... поступил естественно. Простите меня, умоляю. Теперь я уже больше не повторю своей ошибки.