Эльф неуловимым глазу движением перетек в другую позу и приоткрыл глаза. Рука с браслетом тут же последовала за этим перемещением, ловя новый фокус поближе к нему. Теперь она обратила внимание, что свечение вокруг цветочков точно повторяет цвета этой его ауры в более темном, плотном и концентрированном варианте. Гость вздохнул, потревожив кукольную неподвижность грубого тела, жгуты сети живых молний уплотнились и натянулись, вбирая рассыпанный свет, и на мгновение выбросили на концах и по бокам утолщения, — налившиеся жидким золотом бутоны и голубые почки. Оля сморгнула и картинка выцвела до обшарпанных дверец и подпирающего потолок блондина с идеально вылепленным лицом напротив.
— Ты что, вырос? — едва слышно озвучила она первую пришедшую в кружащуюся голову мысль — в её глазах координаты смещались, как отпустившая камень резинка рогатки — то ли увеличивая пространство, то ли уменьшая нелюдя. Ощущения Алисы Оле совершенно не понравились, и сознание старательно уцепилось за постоянную звука собственного охриплого голоска.
— Нет, это ты увидела распределение своей же энергии в моей структуре. Я же говорил, что фактически я намного больше, чем это тело, только ты не обращала внимания.
Марево сжалось до размеров небольшого ореола и постепенно угасло, лишь едва подсвечивая через кожу, отчего охваченная пальцами фарфоровая кружка плавилась, переводя свой орнамент на его руку. Оля зажмурилась и открыла глаза через пару минут. Нет, это оказался не обман зрения — кружка приобрела углубление под ободком наверху и два внизу — ровно там, где только что располагались пальцы нелюдя. Для верности проследив пальцем ещё теплые вмятинки, она подняла на него ошарашенные глаза.
— При каждом перестроении тело немного меняется, как и материальные предметы рядом, — словно о чем-то совершенно обычном пояснил Эд.
— О! Так мне не показалось, что там, где ты лежал, — она зачастила, хватаясь за разумные и понятные слова — ну, когда только пришел, то там, там на ковролине такой выдавленный контур остался?
— Да, — признался он, поморщившись от воспоминания. — Тело может взять любой близлежащий материальный предмет для восстановления, но эта ваша синтетика ужасная гадость.
— Ага, — скептически хмыкнула она, держась за соломинку разговора и потихоньку возвращаясь в нормальную реальность, — то есть, если бы там был деревянный пол или шелковый ковер, то я с ними тогда бы же и попрощалась?
— Вполне вероятно, — кивнул он без всякого стеснения. — Это более приятные материалы, живые.
— Вот жеж! — Возмущение помогло ей совладать с остатками сюрреалистичных ощущений. — А откуда ты тогда взял материал для тела? Что-то я не помню особых разрушений!
— Их и не должно быть. Я все-таки в теле переместился и растение большое рядом оказалось.
— То есть ковролин ты мог бы и не портить? — почти привычно наехала она на него.
— Я и так его не трогал, это как с кружкой — незапланированное изменение.
— Да, раскаяния от тебя не добиться, — съехидничала она, окончательно возвращаясь к обыденности московского вечера. И только тут вспомнила, что вообще-то вот только что страдала и плакала и принимала какие-то жизненно важные решения. Прислушалась к себе. Нет, ничего тянущего и болезненного. Никакого желания страдать. Только любовь и спокойное её осознание. И, тем не менее, в глубине души нашлись и тоска и какая-то вселенская грусть от невозможности быть рядом с любимым. Но теперь светлые, не мешающие думать или действовать и... увы, не уменьшающие желания оказаться рядом. Она потрогала щеку, сохранившую ощущение ткани Лёшкиной куртки и поднесла пальцы к глазам, словно надеясь увидеть оставшийся след. Но, конечно, ничего не обнаружила.
Вздохнув от своей глупости и пообещав себе больше не отталкивать парня, — ну вот никак не верила она, дурында такая, в его непорядочность, Оля встала с табуретки... и едва удержалась на ногах, по-прежнему ватных от слабости.
Эд подставил руку, поддержав её, и вдруг резко повернул к себе, рассматривая браслет и поводя в воздухе пальцами другой руки. Несколько напевных непонятных слов, сопровождающихся призрачными разноцветными буквами — и он затих, словно свернувшись внутрь себя, как в панцирь.
— Что? — Оля тихонько потянула на себя запястье. — Что случилось?
— Мы обменялись с тобой... — неестественно серым тоном заявил нелюдь.
— Так вроде ты этого и хотел, нет?
— Нет. Я принял от тебя подарок. Но и ты каким-то образом смогла получить кусочек структуры. Крошечный совсем, но и это... невероятно...
— Почему? Ты ведь уже отдавал мне энергию, будь она неладна! В чем проблема-то? — Что-то в поведении Эда было не так, заставляя волноваться и теребить его.
— Я тебе отдавал излишек, который не мог усвоить, — через несколько минут все же ответил он. Задумался и снова перехватил браслет, перебирая цветки пальцами как чётки. — И через посредника. А тут... ты отдала часть своей сути, того, что вы извратили, но правильно называть любовью, даром создателя...
— Но я же и... — она проглотила ком в горле и через силу закончила:
— Люблю? Нет? Просто неудачно влюбилась...
— Любовь — это суть, так что она всегда есть в тебе, если ты жива. И неудачной она быть не может. У светлых во всяком случае. А ты светлая, это несомненно. Для нас, для светлых рас вообще, обмен несет положительные изменения для обоих партнеров. Мы же не темные...
— А темные что? Не любят?
— Нет, они любят. И обмениваются своей сутью — энергией. Но по-другому. Это неважно сейчас. Я не могу понять. Мы очень, невероятно разные. Я не способен разделить с тобой твою суть... это вообще возможно только с полностью сформировавшимся партнером своей расы, для меня обмен структурами — очень, очень отдаленное будущее. И уж никак нельзя обмениваться с низшими — это просто абсолютно невероятно...
— Почему это? — растерялась Оля, понимая, что приходящие ей на память случаи из фэнтези-романчиков вряд ли имеют под собой какие-то реальные основания.
— Действительно, пишут у вас всякую чушь. Ни в одном нормальном мире такой глупости и быть не может. Ладно еще связь человека со старшими расами, но не с перворожденными же! Со светлыми просто ничего не получится, нечем вам обмениваться. А с демонами можно, но всей энергии человечка им и на кончик хвоста не хватит.
— И что тогда я у тебя взяла? Если не могла ничего? А ты у меня?
— У меня... переизбыток энергии. Я так думал. Но вот зачатки новых структур — их не должно быть... чтобы появилось столько новых свернутых пространств в моей сущности мне понадобилось бы развиваться тысячелетие, не меньше. Не понимаю... А ты ничего особенного не чувствуешь? В себе?
Оля постаралась сосредоточиться так же, как только что это делал он. Внутри что-то тянуло, там, за грудиной, откуда недавно с таким надрывом выплескивались слёзы и жалость к себе. Глаза опять запекло и их пришлось прикрыть. Вспомнив про собственное внутреннее солнышко, она сосредоточилась, стараясь воспроизвести ощущение. Клубочек нашелся, но совсем маленький, какой-то тусклый и грустный. Наверное, тоже тосковал о Лёшке. Как он, интересно, доехал? Не замерз ли без шапки? Не натворил ли чего Вадя дома, пока он её провожал?
— Ничего, да? — констатировал нелюдь.
— Нет, ничего не замечаю, — признала очевидное Оля и смутилась, заслышав согласное бурчание голодного желудка.
— Смотри внимательно, потом поешь.
Эд вытянул руку между ними и погладил воздух. Под пальцами нелюдя снова проявились зелено-голубые ветви с набухшими "почками". Продвинув руку ещё ближе к девушке, он повторил движение и вокруг неё едва видно задрожало прозрачное, как огонь газовой горелки в солнечный день, чуть тронутое голубым и желтым, марево.
Сдержав восхищённое "Ух ты!", она затаила дыхание и следила за рукой гостя, ощупывающей границу этого дрожания и вдруг ухватившего пальцами прозрачную и тонкую как леска ниточку. Чуть встряхнул её и Олю моментально пробрал неприятный озноб, а леска на секунду раздвоилась и показала пару голубоватых узелочков. Эд убрал руку, и фантастическая картинка тут же растворилась. Он продолжал молча рассматривать что-то невидимое ей и думать какую-то свою высокую думу. Оля подождала объяснений, потерла занемевший от выкрутасов нелюдя локоть, и все-таки поинтересовалась, что это все значит.
— Это значит, что твоя структура тоже способна к развитию. Вы не рождаетесь с зачатками светлых или темных структур, как старшие расы, но, видимо, способны их развить, а не только принять какую-то сторону. Но на это вам просто времени жизни не хватает...
— Ну... это же хорошо, наверное? — боязливо спросила она, продолжая разминать затекшую руку.
— Наверное, — пожал он плечами. — Но в вашем мире это уж точно не имеет смысла, слишком быстро вы теряете жизненную энергию. Даже пусть благодаря мне у тебя невероятным образом "вылупились" зачатки более сложной структуры, дальнейший обмен все равно невозможен, разве что ты сможешь усваивать то, что я тебе буду передавать...
— Зачем? Что ты мне будешь передавать? — не на шутку перепугалась этой перспективы Оля, слишком уж неприятные ощущения она испытывала при его экспериментах.
— А ведь ты, наверное, сможешь! — не слушая её, заявил он. — Никто больше не способен, а ты из-за установившейся связи... крохи, конечно...
Не сказать, чтобы ей понравился зажёгшийся в его глазах исследовательский интерес. Поэтому она поторопилась заметить, вставая и пятясь к раковине:
— Ты же уйдешь скоро? Значит, это тоже особого смысла не имеет? Вернёшься к себе и экспериментируй на здоровье! У вас же люди тоже живут...
— Не уверен, что так уж легко найти кого-то, похожего на тебя, разве что ребёнка взять и сразу в род ввести... надо подумать.
Он ещё раз провел по воздуху перед своим лицом и ласково коснулся золотых "бутончиков" на своей "сетке", невпопад прокомментировав:
— Я совершенно не могу предугадать, чем же закончится мой визит. Сперва возникли странные сложности с управлением телом, потом непонятные ответы хранителей мира, следом нападение, едва не закончившееся экстренным возвращением. А теперь вот невозможный подарок. Благодарю.
Нелюдь не двигался, но Оле определенно почудился поклон. И не безликое "спасибо" сказал, а действительно — одарил. Признательностью, смешанной со снисходительностью и удивлением, но искренней и настоящей, предназначенной именно ей. В голову внезапно пришла мысль, что в своей небольшой сознательной жизни она никогда столько не рыдала, тем более на чужом плече. Ни у родителей, ни у подруг. И что ближе Эда у неё, пожалуй, никого и нет. Разве что мог бы быть Лёша, но — не случилось...
Не задумываясь, она приложила руку к сердцу, как будто пряча в нем полученное тепло, и очередной экзистенциальный момент канул в зимнюю ночь, прерванный щелчком в очередной раз подогретого чайника.
— Вряд ли я у вас смогу их развернуть, — продолжил начатую мысль эльф, — больно скудна информация, но моя сущность теперь готова принять новые знания, создать более сложную систему. Я удивлен. Правда. Опять удивлен происходящим.
— Пффф, а эти зародыши не позволят тебе выиграть тот спор? — с надеждой вспомнила Оля про причину его появления.
— В общем-то — нет. Но они намного важнее выигрыша, так что мне уже повезло больше, чем победителю.
— Так, может, вернешься?
— Нет-нет, хочу все-таки что-то найти, да и пока есть время — поизучать... вдруг это ещё не последнее открытие?
— Ладно, как скажешь, — смирилась она и наконец-то заварила себе чаю.
...
Плотно поужинав, впервые за все прошедшее с той несчастливой вечеринки время, Оля переполнилась легкой кипучей энергией, как воздушный шарик гелием и за какие-то сорок минут доделала курсовик, с пересдачей которого смирилась всего пару часов назад. Совершенно не желая спать и успокаиваться, несмотря на двенадцатый час ночи, она залезла в заветный чемоданчик за бисером и выставила свои богатства на кухонный стол, изредка поглядывая на так и сидящего истуканом нелюдя. Закрытые глаза, умиротворенное выражение лица, легко подрагивающие ресницы да едва заметно перебирающие воздух тонкие пальцы — про себя она окрестила это его состояние "медитацией", а как уж оно на самом деле называлось, даже и спрашивать не думала. Отключившись от внешнего мира и позабыв про сидящего напротив гостя, она нарисовала рисунок плетения, и, высунув язык от усердия, иголкой разогнала в разноцветные кучки стекляшки, считая бисеринки.
— О чем ты так тяжко вздыхаешь? — отстраненно спросил эльф.
Оля подпрыгнула на табуретке, абсолютно не ожидая его вмешательства. Потаращившись на него с минуту в попытке осознать смысл вопроса, восстановила дыхание и ответила:
— Вот, видишь... у Вади день рождения завтра. Хотела сделать ему змейку-браслет в подарок, все равно не усну... Вот, тут у меня кремовый бисер для пузика, тут черный для спинки, мелкий оранжевый подойдет для пятнышек, но нужен еще желтый или золотой для глаз — вот такой, крупный и с выкрашенной черным дырочкой. А у меня только синий... А какие у змеи синие глаза? Не похоже, — вздохнула она, — а ночью бисер не купить, да и не факт, что поблизости что-то нужное найдется.
— Помочь? Тебе две нужно?
— Ага, покрупнее. А как поможешь?
Нелюдь отделил белым перламутровым ногтем две самые большие бисеринки из отвергнутой синей кучки и чуть покатал. С каждым оборотом стекляшки наливались золотом, оттеняя черную серединку.
— Золотые? — с сомнением пригляделась Оля.
— Только отражающий слой.
— Ой, здорово! А много на это магии нужно? Ты не устал?
— Нет, совсем мало. Порядка на три меньше, чем изменить цвет у живого, ну вот листьев у твоих растений, например. Мне не сложно бусинки и полностью золотыми сделать, если ты их продавать не будешь.
— Спасибо! Нет, полностью не нужно! Ты меня невероятно выручил! — Оля с энтузиазмом взялась за иголку и тут только спохватилась. — Постой, листьев? Живых? А цветов? Тоже можешь, но это еще сложнее, наверное?
— Цветов проще, — снисходительным тоном пояснил Эд, — цветы не должны улавливать свет.
— Свет? А, хлорофилл и все такое, да? То есть ты можешь сделать листики моего фикуса красными?
— Красными не стоит, ему и так у тебя света мало, лучше уж голубыми.
— Он же у окна! Разве мало?
— Ну и что? Ему более высокого по спектру голубого тут почти не достается, так что лучше синий, а не красный блокировать вместо зеленого.
— Как это блокировать? Растения же зеленые именно из-за этого, как его, хлорофилла! Это же основной их цвет!
— У вас основной. Именно его они и не усваивают, поэтому и зеленые — они зеленый отражают. Ужасно, что вы таких простых вещей не знаете...
— Не-а... не знаю, то есть может мы и учили, но я не помню. В конце концов, я же не ботаник! Странно как, я думала они его улавливают как раз, зеленый этот... а ты и правда сделаешь листья голубыми?
— Ладно... хоть это и затратно, но ты за последние два дня просто утопила меня в своей энергии...
