К утру в Гензане собрались все эсминцы Объединенного флота. Во вчерашнем сражении минные флотилия понесли серьезные потери. 1-я флотилия была фактически уничтожена, три оставшиеся от нее эсминца Ямай передал во 2-ю флотилию контр-адмирала Тацио, насчитывающую теперь полноценные одиннадцать эсминцев. Двенадцать эсминцев было в 3-й флотилии контр-адмирала Яманако (в том числе два новых сильных корабля типа "Минекадзе"). Итого двадцать три эсминца. Правда, из них всего пять больших, 1-го ранга, остальные 2-ранговые, прибрежного действия, в том числе десять устаревших эсминцев типа "Каба" с паровыми машинами. Но, впрочем, этого вполне хватает для массированного ночного удара по кораблям русского линейного флота. Хуже, что из легких крейсеров у Ямая остались только "Тацута" и "Яхаги". Хотя, формально, в Гензане были и другие крейсера. На внутреннем рейде стояли трофеи прошлой русской войны "Цугару" и "Асо" — бывшие "Паллада" и "Баян", а также и свои ветераны, сражавшиеся еще с китайцами четверть века назад, — "Акицусима", "Чиода", "Ицукусима-мару". Все эти старые корабли теперь служили в основном транспортами для перевозки боеприпасов.
Сейчас из их трюмов непрерывно шла выгрузка торпед и снарядов на пришвартованные эсминцы, готовящиеся к ночным атакам. Не обходилось без путаницы. Одним эсминцам были нужны 533-мм торпеды, другим — 457-мм. Иногда корабли направлялись не к тем транспортам, и ошибка выяснялась уже при попытке зарядить аппараты. Приходилось поднимать торпеды обратно, швартоваться к другому кораблю и начинать всё по-новому. Беспорядка добавляла и сутолока вокруг угольных и нефтяных барж, с которых эсминцы получали топливо. С воздушного шара, поднятого на тросе у входа в бухту, гавань выглядела как миска густого супа-мисо, только наполненная не кусочками сушеной рыбы и, овощей, а большими и малыми судами.
Японские аэронавты-наблюдатели заметили вдали над морем, рой черных точек. Тут же по телефону был дан сигнал к взлету истребителей. С воздуха порт прикрывало шесть истребителей "ньюпор-24". Эти простые по конструкции самолеты японцы с недавнего времени строили сами по французской лицензии. В других странах "ньюпоры" использовались теперь как учебные самолеты, но японские авиаторы не боялись идти в бой на устаревших аппаратах. Гензан был далеко от линии фронта, и здесь из вражеской авиации если кто и появился, то либо сверхдальние тихоходные бомбардировщики, либо гидроаэропланы. А даже старый колесный истребитель намного быстрее, а значит — сильнее любого гидроплана, вынужденного совмещать функции воздушного полета и плавания.
Первыми из русской воздушной армады к Гензану подошли четыре моноплана-парасоля со странными, загнутыми вниз крыльями. Они пока не открывали огонь и японские истребители смогли свободно взлететь и подняться вверх, чтобы обрушиться на отягощенные поплавками гидроаэропланы. Внезапно русская четверка тоже стала стремительно набирать высоту и врезалась в строй японских машин, смешавшись с ними в беспорядочной на первый взгляд воздушной свалке. Японских летчиков подвела их самонадеянность. Посмертное дитя штабс-капитана Энгельса — гидроистребитель "чайка" благодаря предельной легкости своей конструкции обладал феноменальной скоростью, что позволяло ему на равных сражаться практически со всеми моделями современных истребителей. Ну, а устаревшие "ньюпоры" были для "чаек" совсем легкой добычей.
Михаил Никифорович Ефимов официально считался первым русским авиатором (как раньше всех получивший летное удостоверение). В германскую войну он стал полным георгиевским кавалером и флагманским летчиком Севастопольской флотской авиабригады. Сейчас немолодой уже пилот вел в атаку 1-й корабельный истребительный отряд. Подлетая к Гензану, Ефимов сначала растерялся, увидев над ним знакомые силуэты "ньюпоров". В русском воздушном флоте эти самолеты недавно еще составляли половину парка. Сам Ефимов большую часть прошлой войны провоевал на "ньюпоре". Как то не по себе ловить старого друга в прицел. Русские пулеметы молчали. Впрочем, в любом случае, рыцарский кодекс пилотов-истребителей требовал позволить противнику взлететь с аэродрома и занять позицию в небе. Но вот, наконец, гул моторов в небе разорвал треск пулеметных очередей.
Для опытных русских асов бой над Гензаном не обещал быть особенно сложным. Численное превосходство японцев — шестеро против четверых — не смущало Ефимова. Над Констанцей он как-то дрался один против шести "альбатросов". Тогда его колесный истребитель оказался сильнее немецких поплавковых. Более скоростные машины позволяли русским спокойно заходить в хвост вражеского самолета и расстреливать его в упор. Хотя, в принципе, биплан "ньюпор" был маневреннее русского моноплана, и опытный пилот имел шанс сбросить с хвоста "чайку" резкими виражами. Для высшего пилотажа хрупкий гидроистребитель не годился, его создатель погиб именно при испытания "чайки" на прочность при перегрузках. Впрочем, и "ньюпор" требовал осторожности в пилотирования.
Начал беспорядочное падение к земле первый сбитый вражеский аэроплан. Ефимов выбрал себе противника, который на фоне остальных японских летчиков отличался заметным мастерством. Возможно, этот пилот стажировался в прошлую войну на французском фронте... Японец кружил по меньшему радиусу, отгоняя пулеметным огнем "чайки" от других "ньюпоров". Он явно пытался руководить своим отрядом, выстраивая его каруселью для круговой обороны, не давая русским заходить сзади. Ефимов набрал высоту, подловил момент и, спикировав, вклинился в японский строй, выйдя в хвост вражескому лидеру. Тот стал быстро уходить вниз, скользя змейкой с резкими виражами. Несколько очередей прошло мимо. Японцу уже почти удалось оторваться. Внезапно, с резким треском у "ньюпора" оторвалась вся нижняя плоскость крыльев. Искалеченный истребитель свалился в штопор и рухнул в воды залива. Очередная победа не радовала Ефимова, дело решило не его мастерство, а ненадежность конструкции самолета.
Ефимовская "чайка" вернулась к месту общей схватки. Там, впрочем, справлялись и без него. Двух японцев прикончил молодой ас Григорий Сапожков, оба раза безжалостно расстреляв пилотов с близкого расстояния. Еще один "ньюпор" планировал к земле с заглохшим мотором. Бой продолжал лишь один японский самолет, весь уже изрешеченный пулями. Наконец и он вспыхнул, охваченный жарким бензиновым огнем. Вниз полетела горящая фигурка выпрыгнувшего пилота. В заключение "чайки" расстреляли наблюдательный аэростат. Его пилоты воспользовались парашютами.
Не успел еще рассеяться дымные хвосты, оставленные сбитыми японскими истребителями, как в дело вступили шесть "аистов" — русских гидроторпедносцев, разработанных конструктором Шишковым. Внешне этот был обычный небольшой одномоторный поплавковый биплан. Его легко можно было принять за разведчик, ведь под крыльями не висело ни одной бомбы. О грозном предназначении самолета можно было узнать, лишь разглядев через полностью открытый снизу фюзеляж 3-метровое тело торпеды. Первую группу "аистов" вел штабс-капитан Алексей Грузинов, наиболее опытный русский минометатель. Именно он доводил до ума предложенную Шишковым схему воздушного торпедирования, совершив десятки, если не сотни учебных сбросов. Оставалось совсем немного времени, чтобы узнать — приведет ли многолетняя работа к нужному результату. Грузинов повернулся ко второму пилоту, сжавшемуся за его спиной в тесной кабине. Пора было запускать устройство для пуска торпеды — вернее, метательной и нерционной мины. Первая русская авиационная "торпеда" не имела своего двигателя и, после сброса, должна была двигаться к цели по инерции. Чтобы лучше держать курс, торпеда раскручивалась при помощи специального механизма. По команде Грузинова пилот-бомбардир подключил шкив к валу авиадвигателя. От него ременная передача шла ко второму шкиву, вращавшему торпеду вдоль оси.
Самолет затрясся частой дрожью так, что у пилотов клацали зубы, а штурвал норовил выпрыгнуть из рук. Грузинов с беспокойством посмотрел на раскачивавшиеся плоскости крыльев. Скорее бы сбросить эту крутящуюся за кабиной стокилограммовую стальную рыбину. Вокруг большого трехтрубного корабля сгрудилась целая куча эсминцев. Вот тут точно не промахнешься! Грузинов пошел на снижение,
— Приготовиться!
— До цели пятьсот метров!
— Триста метров!
— Сто пятьдесят метров!
— Сброс!
Взвизнув, торпеда сорвалась с креплений, нырнула в снопе брызг в прозрачную воду и, продолжая крутится вокруг оси, понеслась к "Цугару", когда-то ходившему под Андреевским флагом и называвшегося тогда "Паллада"... Захваченный после сдачи Порт-Артура и уже в то время считавшийся устаревшим крейсер японцы использовали как учебное судно, а недавно переделали под минный заградитель. В Гензан же "Цугару" пришел загруженный под завязку 120-мм и 76-мм снарядами. Корабль только-только стали разгружать, чтобы восполнить боезапас орудий японских миноносцев. "Аист" пронесся над палубой крейсера, едва не зацепился поплавками за мачту. Через мгновение идущая следом под водой остроносая "рыбка" дошла до борта бывшей "Паллады". Самолет Грузинова разворачивался над берегом, когда его едва не опрокинул мощный удар взрывной волны. Летчику с трудом удалось удержать аэроплан в воздухе. Несколько обломков пролетели совсем рядом, едва не смяв обтянутые полотном крылья. Большой корабль позади исчез в огромном облаке дыма, водной пыли и пара — вслед за детонацией снарядов на "Цугару" взорвались котлы. Старый крейсер разорвало на части. Вместе с ним затонули, перевернувшись вверх килем, сразу два находившихся рядом эсминца — "Сакура" и "Татибана". У стоявших чуть дальше "Мацу" и "Кири" от сотрясения сдвинулись машины и котлы, началась сильная течь через расшатанную обшивку. Оба корабля, чтобы избежать затопления, спешно отбуксировали к берегу и поставили на мелководье.
Следующей целью для русских самолетов стал старый крейсер "Асо", тоже превращенный в минный транспорт. На одном из атаковавших его "аистов" не включился механизм вращения торпеды (или же сами пилоты не решились его включать, опасаясь самоподрыва снаряда). После сброса мина сбилась с курса и ушла в сторону. Следующий самолет сбросил мину слишком далеко. Постепенно замедляя свое движение в глубине воды, она не дошла до корабля считанные метры, замерев на месте. Другие аэропланы сделали заход на четырехтрубный "Яхаги", выделявшийся своим видом среди японских кораблей. Из трех сброшенных мин лишь одна попала во флагманский корабль адмирала Ямая. Взрыв показался небольшим по своей силе, однако, как доложили адмиралу, две угольные ямы были затоплены, а скоро вода показалась и в носовом котельном отделении. Корабль получил небольшой крен на правый борт и всё более растущий дифферент на нос. Спустившиеся в бортовой коридор для поиска места пробоины матросы были отравлены взрывными газами и потеряли сознание. С "Яхаги" спустили шлюпки и стали готовиться к подведению пластыря.
К тому времени корабли в гавани прекратили погрузку и спешно снимались с якорей и бочек. На берегу не стихал треск винтовок и пулеметных очередей по кружившим вверху аэропланам. В отражение налета активно включились расчеты корабельных орудий, поднимая стволы максимально вверх. По самолетам вели огонь почти с каждого крейсера или эсминца. Шансов поразить аэроплан у обычных орудий, однако, было немного. Больше доставалось другим кораблям, по которым то и дело хлестал стальной дождь падающих сверху осколков. Потом японцы догадались организовать заградительный огонь в сторону моря, откуда приближалась следующая волна волны русских гидропланов. Это группу торпедоносцев вел на Гензан капитан 2-го ранга Николай Робертович Вирен, сын последнего командира порт-артурской эскадры, прославившийся воздушными рейдами на турецкие берега.
Обнаружив на подлете непрерывно вспухающие в небе белые облачка шрапнели, русские аэропланы набрали высоту и перелетели опасный участок. Только один самолет после близкого взрыва гранаты задымил и повернул назад. Остальные, пройдя на недоступной для обстрела высоте, развернулись и стали выходить в атаку со стороны гор, чтобы сбросить инерционные мины на стоящие у берега корабли.
Часть торпед упала, не долетев до воды. Одна сразу зарылась в землю, осыпав песком здания портовых складов. Другая пронеслась по причалу трехметровым вертящимся столбом, сметая, точно кегли, гарнизонную роту, построенную для винтовочной стрельбы по русским самолетам. Еще одна торпеда взорвалась на причальной стенке, обрушив на пришвартованный у берега эсминец "Умикадзе" град камней и обломков. Кораблю изрядно разворотило борт и палубы, смяло трубы и вентиляторы. Четвертая торпеда нырнула в воду у "Кавакадзе", прошла под килем и всплыла по другому борту эсминца. Отбомбившиеся самолеты свечкой ушли вверх, но два "аиста", не успев сбросить мины, разворачивались над бухтой для повторной атаки. Один из них, выходя из разворота, налетел на выпущенный почти в упор 120-мм снаряд и осыпался в воду грудой растерзанных обломков. Но следующий сбросил торпеду предельно точно и добился попадания. Пройдя сорок метров под водой, вращающая мина ударила в эсминец 2-го ранга "Цубаки". Маленький корабль словно хлестнуло поперек тяжелой водяной плетью. Эсминец накренился, через разорванный борт трюмы заливал настоящий водопад. Машинное отделение было затоплено, генераторы вышли из строя, помпы не работали, и вскоре "Цубаки", задирая нос, ушел до мостика под воду, коснувшись килем дна.
"Чайки", как могли, помогали торпедоносцам. Оставшиеся пулеметные магазины истребители опустошали, штурмуя вчетвером древний крейсер "Ицукусима", ныне базу подводных лодок. Одна из очередей зажигательных пуль (для расстрела привязных аэростатов) воспламенила сложенные на палубе бочки с бензином для малых субмарин. Через мгновение старый корабль вместе со стоявшими у его бортов малыми подводными лодками был полностью охвачен пожаром. Скоро языки пламени стали долетать и до стоявшей рядом второй базы подлодок — похожей на миниатюрный крейсер "Нагаура-мару". Когда "Ицукусима" взорвалась, обрушив горящие обломки на соседние причалы и постройки, "Нагаура" почти сразу повторила ее печальную судьбу. В прошлом погибшее судно называлось "Тацута", но, перейдя из торпедных канонерок в суда обеспечения, передала свое имя новому легкому крейсеру.
Танин Ямай мрачно наблюдал за воцарившимся в порту хаосом. Из воды торчали надстройки и мачты затонувших кораблей, небо застилал дым нефтяного пожара. Адмирал был готов рвать на себе волосы. Как он не предусмотрел в своем тщательно продуманном плане все возможные угрозы! Гензан как база для нацеленных на отходящий русский флот минных сил был надежно защищен береговыми батареями и минными заграждениями от ударов с моря. Но кто мог предположить воздушное нападение такого масштаба! Ямай знал, конечно, что в мировую войну итальянцы бомбили с воздуха австрийские дредноуты в Поле, а англичане — "Гебен" в Стамбуле. Но, во-первых, эти налеты были, в сущности, безрезультатны, во-вторых, совершали их тяжелые бомбардировщики с наземных аэродромов. До Гензана русским "муромцам" было не долететь, а легкие аппараты с авиатранспортов Ямай не воспринимал всерьез. Как оказалось, зря... Потеряно три корабля снабжения и шесть эсминцев. К счастью, суда с топливом и торпедами для миноносцев не пострадали, а с нехваткой снарядов при ночных атаках эсминцев на русскую эскадру можно будет как-нибудь справиться. Но ведь воздушные налеты могут повториться! Нужно как можно быстрее найти и потопить эти авиаматки. Они не могут быть слишком далеко! Ямай передал начальнику 3-й минной флотилии Яманако приказ выйти в море, найти и уничтожить вражеские авиатранспорты. Поднимая белые буруны форштевнями, большие новейшие эсминцы "Минекадзе" (флаг контр-адмирала Яманако) и"Савакадзе", лидирующие устаревшие эсминцы 2-го ранга "Каба", "Касива", "Суги", "Сакаки", "Каэде" и "Кусиноки", устремились к выходу из бухты.
