— Посмотри, так не криво?! — глянула я на умника, застывшего сейчас внизу.
— Нет! Закрепляй быстрее и давай домой. У меня лапы стынут, — демонстративно заерзал на снегу кот.
Подумаешь, не такой уж сегодня и мороз. Хотя, мне судить сложно:
— Ага, я сейчас, — и, поддернув с глаз шапку, не удержалась и еще раз оценила флюгер. — Скажи, Зеня, красивый? И не хуже почившего?
— Ну, что тебе еще сказать, чтобы ты оттуда слезла?!
— Скажи десять раз подряд! А, хотя, постой. Еще одно крепление довинчу.
А флюгер, действительно, был красивый — ажурная яблоня с маленькими, выпуклыми плодами на ней. Целых четыре штуки. Правда, без всякого символизма, а, просто в память о моем престарелом саде, тоже почившем, но, уже от топора и осенью. Потому что, если уж начинать жизнь опять и заново, то, одним новым домом не ограничиваться. И это только сначала кажется, что страшно. Подумаешь, по ночам повоешь в пропахшую гарью подушку. Хорошо, что она вообще уцелела. И хорошо, что есть, где жить и что есть. А еще хорошо, когда есть друзья и семья, которые всегда придут тебе на помощь... Правда, Алену к очагу я зря подпустила. Но, можно потом и замазать, если совсем страшно будет. Ведь дом, это не только стены и занавеси, это твоя душа... и тот, кто в ней до сих пор живет... Божий набалдашник.
— Что ты там притих?! — не оборачиваясь, поинтересовалась я у Зени. — Хвост не отпал еще?
— Нет! — демонстративно радостно оповестил кот. Тоже, видно, стойкость духа вырабатывает. — А скажи, Стася, та картина, что Алена тебе подарила, ты ее куда повесишь? Ну, там, где... Бередня?
— У своей кровати, — нехотя, буркнула я.
— Где?!
— У кровати своей! Чего пристал?! — с силой провернула я тугую гайку.
— Понятно... А письмо написать не хочешь?!
— Не хочу.
— И даже с благодарностью за монастырские деньги на дом?!.. И про здоровье узнать, про успехи?!.. Получили ли там посылку от нас с хамелеоном, проглотившим бусину?! Или, с днем рождения Святого Парда поздравить?!
— Зеня! — выпрямила я спину. — Иди ка ты домой. Тебе Груша откроет. Зануда. Про его здоровье я и так всегда в курсе, — и привычно скосилась на левую от меня, охранную 'дорожку', живо бегущую к трубе. — А тебе надо, ты и поздравляй этого Божьего набалдашника со всеми праздниками сразу!
— А ты нисколько не изменилась, Анастэйс! — с гулким звоном полетел прямо в трубу мой гаечный ключ.
— Что?! — сама я ухватилась руками за только что привинченный флюгер.
— Зато, яблоня и вправду, красивая, — воин духа, расставив ноги, стоял рядом с котом и скалился во всю ширину румянца.
— А ты зачем сюда приперся? — напротив, сузила я глаза. — Или у вас новое происшествие — святая кастрюля с монастырской кухни пропала? И ты к нам опять с секретным заданием? Так у нас лишних кастрюль нет.
— А может, ты слезешь оттуда, сначала, потом поговорим, зачем я приперся? — нисколько не смутился он.
— Не слезу, — еще сильнее ухватилась я за яблоневый ствол. — Мне и здесь не сквозит.
— Стася! — не на шутку струхнул от замаячившей перспективы кот. — Ты чего дуришь? Ведь сама же его тогда прямо до Либряны спровадила?
— Я его спровадила? Да он сам ушел, потому что... потому что... — чуть не задохнулась я от подступившего к горлу кома. — потому что любил не ту женщину. А теперь вот приперся.
— А ты — все та же, — закончил за меня Ветран, уже без улыбки. — Анастэйс, слазь, Зигмунда хоть пожалей. Где твоя лестница? — завертел он головой вдоль стен.
— А ей лестница не нужна... теперь, — ехидно констатировал умник. — Она же у нас воспарять научилась. С тех пор и воспаряет, куда ни попадя.
— Убирайтесь отсюда оба!
— Ну, хорошо, — шумно выдохнул на это безнадежное дело Ветран, и глянул на меня, будто прицеливаясь. А через несколько секунд и вправду, выудил из-под своего тулупа 'снаряд'. — Ты сама не оставила мне выбора. Теперь л-лови!
Снаряд просвистел и лупанул мне прямо в руки, но, отдача получилась такой силы, что я опрокинулась на спину, да так и поехала на ней с крыши, правда, в противоположную от стрелка сторону:
— А-ай! Да, чтоб вас!!!
Сугроб же принял меня, как родную (с этой стороны дома я даже магией чистить ленилась). А потом еще и сверху припорошило. Я лежала, широко раскинув руки, и пыталась осознать, что же сейчас произошло. Хотя, выходило плохо и то, лишь вариантами 'а что сейчас будет!'. Но, пришлось прерваться уже на втором — ко мне, по тулуп, утопая в снегу, и с умником на привычном плече пробирался Ветран:
— Анастэйс, ты как? Жива?
— А ты, что, надеялся сразу насмерть? — прищурив один глаз (до сих пор порошило) и, приподняв голову, поинтересовалась я, а потом опять откинулась. — Добивай, вражина.
— Так уже нечем, — рухнув со мной рядом, совершенно серьезно признался мужчина. Кот же, отфыркиваясь, сиганул на перевернутую у дома бочку:
— Ты и после первого еще ответ не дала. Так согласна или нет?
— Я же сказала, добивай, — покорно повторила я.
— Анастэйс, это не ответ.
— Да что вы ко мне пристали? — попыталась я сесть, а потом... увидела его... снаряд, прямо у себя на животе, чудом зацепившийся своей тоненькой ножкой за мою большую петлю на полушубке. — Я тебя сейчас... — в следующий миг оказалась я верхом на Ветране. — Ты это всерьез? — а яблоко так и осталось болтаться между нами.
— Угу, — внимательно посмотрел на меня мужчина. — Я вернулся в Мэзонруж навсегда. И очень хочу назвать тебя своей женой, Анастэйс.
— Я и вижу, — склонилась я к его лицу и отодвинула со лба ушанку. — Точно, тебя по голове шандарахнули. Вот и рубец совсем свежий.
— Это тебе привет от твоего друга, Глеба Анчарова, — вдруг, засмеялся он, и, обхватив меня, сел. — Правда, еще до того, как мы с ним выпили бочонок эля... за твое, кстати, здоровье.
— Что? Вы с Глебом в Бередне? И дрались?
— И пили, — проблеял с бочки умник. — Так ты замуж-то за него идешь, а то я сейчас совсем окоченею.
— А пусть он сначала скажет, кого на самом деле любит, — не отрываясь от двух голубых небес, заявила я.
— Я люблю тебя, Анастэйс. И всегда любил только тебя. И теперь я свободен от всех долгов на свете кроме одного — долга перед своей семьей. И я очень хочу, чтобы и вы все тоже стали моей семьей. Особенно ты... Такой ответ подходит?
— Ага. Вполне... А яблоко что, прямо из самой Бередни? — в дюйме от его губ задержалась я.
— Угу... Все, как положено, — а дальше... совсем без мыслей... даже о коченеющем на бочке умнике...
Июль — Октябрь 2012 года
