Неожиданный для людей поворот наступил, когда они уже почти добрались до центрового заслона. По резкой команде весь наш заградотряд попрыгал в ямы. Тряпки, прикрывавшие бабахалки, полетели на землю. Раздалась команда "Пали!", и все бабахалки разом дали залп картечью практически в упор по плотным построениям людей. Оторванные конечности, растерянные крики боли — лучшая музыка для военачальника. Заградотряд выскочил из ям и вступил в бой, выигрывая время. Испуганные люди не сразу сориентировались; черные ятаганы собирали кровавую жатву. Пока уничтожали заградотряд, расчеты успели перезарядить бабахалки и сделать еще один залп прямо в толпу гондорцев — предупрежденные воплем выжившие бойцы загрядотряда попадали на землю. От отряда мечников противника осталась хорошо если половина; на месте засады остались лежать изломанные фигуры людей, заливая землю кровью. Окончательно смяв заградотряд, гондорцы добежали до бабахалок. Стрелковые расчеты, бросив орудия, резво отступили на подготовленные позиции, скрывшись за телегами. Из-за телег снова полетели стрелы; гондорцы сгруппировались около бабахалок, прикрываясь щитами... и в этот момент мы подорвали мины, врытые под их ногами. Из пешего центрального отряда людей выжили только разбросанные там и сям, деморализованные одиночки; немногие успели отступить под градом стрел. Мы отбили бабахалки — скорее, очистили место, разбросав в стороны куски человеческих трупов. Кавалерия противника гарцевала в отдалении, фланговые малые пешие отряды перегруппировывались. Наши стрелки зарядили бабахалки крупным литьем, аккуратно высчитали расстояние, прицелились, дали разом залп... и часть отряда кавалерии отправилась за Грань вслед за мечниками. Над людскими порядками разнеслись гневные вопли, разочарованно пропели трубы; противник начал организованное отступление. Мы успели дать еще один залп, после чего отступление стало напоминать бегство.
Если бы мы сшиблись с людьми в ближнем бою, вряд ли кто-то из орков выжил бы. А сейчас мы понесли смешные потери. Одну из бабахалок разорвало; расчет погиб. Даже небольшая часть загрядотряда выжила, вовремя попадав на землю во время второго залпа и скрывшись среди трупов; людям было не до того, чтобы добивать раненых. Я запретил преследование и уткнулся в Зрячий камень — люди могут устроить контратаку в самый неожиданный момент. Но отряд гондорцев, деморализованный, просто отступал.
В любой войне потери неизбежны. Заградотряд в этой битве возглавлял Молчаливый. Мы похоронили его у Серого утеса.
* * *
Глава 56
Ближе к вечеру наша Стая перестроился в походный порядок и двинулся к развалинам Черных Врат, стремясь выйти на позиции с наступлением темноты. Люди готовились дать нам еще один бой, на этот раз из укреплений.
Выйдя на дистанцию уверенного поражения нашими орудиями, мы встали и укрепились. Бой сплотил личный состав, все понимали друг друга с полуслова. Варги и волки работали четко и быстро: раз — и повозки завалены в защитные стенки; два — наездники прыгают на варгов и тягловая сила становится немногочисленной кавалерией. Развернув орудия, мы жахнули пару раз, целя в места скопления людей — а под прикрытием грохота и вспышек орудий подвели своих лучников ближе под стены полуразрушенных укреплений. Вскоре к людям из темноты полетели горящие стрелы, и в их неровном свете над укреплениями для нас стало светло как днем. Любого, кто высовывался за стены, разила летящая смерть. Я уже собирался было отдать команду на штурм, но какой-то неясный гомон на стороне врага заставил меня бросить все и внимательно всмотреться в Камень. На укрепления людей кто-то напал с тыла, а они в горячке боя этого не заметили — пока не стало слишком поздно. Пока я пытался понять, что к чему, пока отдал приказ "прекратить стрельбу", все было уже кончено... со стороны укреплений врага раздался победный многоголосый вопль луженых орочьих глоток. Мы затихли, ожидая.
В неровном свете горящей пакли на стрелах, в проломе разрушенной стены встала фигура могучего волколака-альбиноса. Снежно-белая шерсть чудовища переливалась искрами, глаза выделялись кроваво-красными пятнами на обезображенной шрамами широкой морде. Он поднял пасть к небу и взревел, оглашая окрестности холодящим кровь воем. На его спине без всякого седла сидел всадник... всадница. По рядам орков пробежали боязливые шепотки:
— Нгхатбурз... праматерь Степи, Нгхатбурз, Проклятая пришла...
Я не мог оторваться от открывшегося диссонанса. Сухонькое и тощее старушечье тельце верхом на волколаке, закутанное в рваную хламиду, бельма на широко открытых незрячих глазах — и пронзительная мелодика тысячелетнего существа, несущего в себе поистине чудовищную мощь Второй Дивной темы Творца.
* * *
С поля боя удалось уйти лишь нескольким всадникам гондорцев. Отряд Нгхатбурз состоял из отлично подготовленных и вооруженных орков на варгах. Пешему человеку уйти от варга, идущего ночью по горячему следу... наверное, можно, если он нуменорец, дунадан, главный северный следопыт и прочее. У рядовых бойцов шансов нет.
Нам же скрываться после произошедшего боя смысла мало; птицы противника ведут непрерывное наблюдение издали, а оторваться такой толпой от слежки — можно даже не пытаться. Отойдя поглубже в Бурые равнины, мы остановились на короткий привал. Я развел огонь; к моему костру привычно подсели бойцы моей команды. Вскоре подошла Нгхатбурз, протянула тощие старческие руки к теплу пламени и присела, греясь у огня. Бельма на её глазах были укрыты повязкой; но отсутствие зрения нисколько не мешало ей двигаться скупо и точно. Жутковатый волколак-альбинос лег в сторонке, вытянув крупные лапы с кривыми когтями. Немного отогревшись, старуха повернула в мою сторону незрячую голову. Нет, она ничего не произнесла — мне почудился вопрос. И я спросил ее в ответ:
— Ты пришла к нам на помощь. Почему?..
По-прежнему протягивая холодные руки к огню, старуха заговорила. Вторая Дивная тема Творца, плача, дрожала в каждом звуке её голоса. Говорила она на квендерине, древнеэльфийском, но все почему-то понимали её слова.
— Его звали Мардук.
Старуха помедлила, сгорбившись.
— Мы впервые встретились на берегу безымянного озерца в Лотланне... в Белерианде. Отряд орков взял в плен наш караван. Воинов квенди перерезали; нас, пленниц, разделили и отправили в Утумно под охраной. Мардук был старшим отряда, который охранял меня. Он перебил весь свой отряд и увел меня в горы.
Она высвободила тонкие сухие пальцы из складок своей хламиды, взяла из огня уголек и покатала его на открытой ладони. Уголек зашипел в ее руке, не причиняя никакого вреда.
— Мардук переждал битвы и отвел меня домой, а сам ушел. Я вернулась к родичам-квенди, окрыленная. Меня сажали под замок, но разве стены остановят влюбленное сердце?.. тогда я научилась петь. Потом я нашла его снова...
Уголек на старческой ладони покрылся тонкими прожилками огня, тлея, как драгоценный камень.
— Сколько лет мы были счастливы?.. Помню дикие леса и горы, помню морские ветра, помню стойбища в степи, крики орчат и запах теплого молока поутру, помню...
Старуха поднесла ладони к лицу и дохнула в них; уголек покрылся чернотой.
— Нас нашел мой дядя. Я приняла дядюшку как гостя, а он подсыпал мне снотворное и беспамятную привез домой. Я бежала снова, искала своего возлюбленного, и нашла... ... нашла его кости. Моя дядя убил его.
Уголек раскрошился и осыпался черным пеплом между сжатыми ладонями.
— Я пела. Я пела так, как не пела никогда в жизни. Я пела, сжигая себя сама, вкладывая в песню саму свою суть... не помню... не помню.
Старуха поднесла руки к лицу; чёрный пепел покрывал её высохшие пальцы.
— Помню голос Намо, Судии. Помню его слова — "Ты промедлила. Мардук ушел за Грань, по пути, доступному лишь смертным. Он уже не в моей власти — и я не знаю, как тебе догнать его..." Больше ничего не помню.
Волколак-альбинос положил крупную голову на лапы; огонь костра отражался в его кроваво-красных глазах.
— Я прокляла моего дядюшку и ушла в Степь. О, если бы я могла променять всю свою жизнь на всего лишь один взгляд своего любимого. Я приняла обет хранить то, что он любил, хранить его народ — в память о нем. О, если бы у меня был от него ребенок...
Старуха зло рассмеялась; прядь её седых волос выбилась из-под капюшона.
— Злая шутка судьбы. Мы, квенди — бессмертны, эта боль никогда не пройдет. Вся жизнь для моих родичей всего лишь забавная игра — без настоящей потери, без настоящих страданий, без настоящей смерти. Я, изгнанница, единственная из квенди, кто познал значение слова "никогда". Я выплакала свои глаза. Я его никогда не увижу...
Она сорвала свою повязку и швырнула ее в огонь. Пламя зашипело и отхлынуло, словно обжигаясь о грубую черную просоленную ткань.
— Братья хотели помочь мне, отправив в залы Исцеления — но я не желаю сладкого обмана; не желаю покоя. Сколько тысяч лет прошло, а Мардук всегда стоит, улыбаясь, перед моим взором. Рассудок твердил мне забыть и окунуться в омут суеты жизни, но я отреклась от своего рассудка. Теперь меня ведет священное безумие Песни, эхо мой любви. Я его никогда не забуду...
Белый волколак поднял голову к небу и взвыл, горько и пронзительно.
Мы молчали; слова... слова пусты и глупы... слова излишни.
* * *
* * *
Продолжение пишется.
Пожалуйста, ставьте оценки, оставляйте комментарии. Что понравилось, что вдохновило — а что отвращает. В каких местах в мир погружаешься, а где чувствуется притянуто за уши. Какое поведение героя естественно и интересно, а какое — нехарактерно и выглядит странным. Где читается гладко, а где стиль текста коряв.
Хочется взглянуть на текст снаружи, со стороны читателя, чтобы понимать в каком направлении нужно развиваться, над чем стоит больше работать.
