'— Убери цепи, Дени!' — зарычал Древний, он не мог вынести, что ранит ребенка.
Тело Дени дугой выгнулось на руках императора, от боли он практически не соображал, а антимагический ошейник и цепи внутри не давали Дракону поделиться силой.
'— Цепи, Дени, немедленно!' — Аароном овладевало безумие.
Красная пелена гнева застилала глаза. Он не собирался сдерживаться. Если будет нужно — он прорвет тело своего мальчика, лишь бы спасти его от насилия. Если промедлит — Дени уже не спасти. Из-за этого проклятого ошейника выбраться по-другому невозможно. Лишь пара мгновений боли — и Дракон излечит каждую ранку на теле принца, пусть это и будет маленькой смертью для самого Хищника.
Полдон подхватил извивающееся тело сына и понес куда-то.
Дени разлепил слипшиеся ресницы: '— Аарон? Аро, спаси меня, умоляю!'
Дракон только и ждал этого.
'— Сними цепи. Просто держи заслон, чтобы моя мощь не коснулась тебя. Ты слышишь меня, маленький? Не бойся, лишь тебе я не причиню вреда'.
'— Мне? А Полдон?' — даже мысленно Дени едва мог говорить, казалось, что ошейник прожег его связки и даже голос в его голове стал казаться все тише и тише.
'— Я не смогу сдержаться. Прости'.
Дени медлил. Он и не сам не мог объяснить почему. Какая-то мысль... 'Ставрус на самом деле — Полдон. Но тогда, тогда где же настоящий отец Олли? Что с ним случилось?'
Словно в ответ на его сомнения в голове вспыхнуло, и Дени увидел хорошенького молодого эльфа, такого же русоволосого и сероглазого, как Полдониэль, но как же сын был не похож на своего отца!
'— Умри, тварь! — кричал Ставрус, протыкая кинжалом русоволосого гиганта, — Как ты посмел сделать это¸ отец? Это ты, ты убил... Ириме! Мою Ириме! Ненавижу!
Ставрус проглотил комок в горле, он до сих пор не мог осознать, что случившееся — правда. Крики Ириме, искаженное в страхе личико Олли, и кровь, кровь, кровь. Повсюду. Этот запах Истинного Повелителя, сводящий с ума. Ставрус сутками напролет пил эту проклятую кровь, чтобы только приблизиться к отцу и нанести удар, лишь бы оградить сына от этой твари. Олли — он единственный, кто остался после Нее.
'Ириме, Ириме, Ириме', — губы дрожали, но рука была тверда, как никогда.
Ставрус крутанул кинжал в груди Полдона. Тот даже не дал ему ни похоронить жену, ни успокоить сына... Олли и Ириме были для него всем. И что сделал его собственный отец? 'Изнасиловал и убил мою жену, убил при нашем сыне! Нет, это чудовище не имело право на жизнь!'
Только вот Ставрус не знал, что его отец на то и рассчитывал. Драконий кинжал помог душе Полдона занять тело сына, тело, накаченное кровью Владыки. Идеально подходившее для ожидания Господина.
Дени прикрыл глаза. Значит, убей Аарон Полдона, тем самым он лишь уничтожит Ставруса, а душа этого маньяка возвратится в его старое, пусть и немощное тело, спрятанное неизвестно где. Все внутри мальчика поднималось против этого.
В это время Наместник, ногой распахнув дверь, швырнул Дени в комнату, и тот полетел прямо на пол, больно ударившись об угол стола. В глазах потемнело. Крики Аро, умоляющего освободить его, глохли в приступе тошноты — Дени увидел, обо что он ударился, и чуть не задохнулся от ужаса. Огромный стол, похожий на хирургический, стоял посередине, и на нем было столько ремней и похожих на скальпели ножей разных размеров, что хотелось завыть в страхе.
Массивные металлические цепи с наручниками на концах свисали с изголовья 'стола', а рядом с ними... Дени вцепился в волосы Наместника и потянул за толстые косы:
— Какого демона ты творишь, Полдон? — прохрипел мальчик, он не мог поверить, что нормальный чело... эльф мог до подобного додуматься, — Что здесь делают дети?!
Грязные, оборванные кареглазые малыши, не такие чистенькие и ухоженные, как в воспоминаниях Роя, жались друг другу и раскрытыми от ужаса глазами наблюдали за вошедшим Наместником. По тому, как дернулся один из близнецов, мальчик лет семи-восьми, Дени понял, что Полдон уже проявил свой характер при них. Самая младшая из сестер, которой вряд ли было больше пяти, вжималась в старшую и тихонько всхлипывала на холодной мраморной плитке.
Полдон хмыкнул, прекрасно понимая, что Даркус не позволит своему Зверю безумствовать там, где находятся дети.
'— Дени? — Ящер замер, предчувствуя, что решит маленький принц, — Даже не думай, слышшишшь?'
Дени распахнул голубые глаза. Эти дети, они были детьми Майи, замечательной, доброй сестренки Роя, той, что не оттолкнула полукровку. Наоборот, именно она пришла повидать его и познакомить с племянниками.
'Зачем они Полдону? Что он с ними сделал? Почему малыши так напуганы?' — Дени уже не чувствовал боли.
Как всегда, когда он видел, что кто-то нуждается в нем, все остальное казалось неважным. Дракон вздохнул — не нужно было ждать слов Повелителя, чтобы узнать, что решит его маленькое доброе сердце.
— Отпусти их, Полдон, прошу тебя, — сухие губы не слушались Дени, — Я все сделаю.
— Даже не сомневаюсь, — Наместник довольно хмыкнул и осторожно опустил 'сына' на стол.
От движения звякнули тяжелые наручники, дети вздрогнули, а самая младшая, со сбившимися хвостиками на макушке, заревела в голос.
— А ну заткнись, человеческое отродье! — Полдон, в гневе, что его оторвали от Даркуса, стремительно развернулся к детям и со всей силы пнул в их сцепившиеся тела.
Дени, не помня себя, бросился на императора и вцепился ногтями в широкоскулое лицо. Магия так и бурлила в его крови, но ошейник сдерживал и без того истраченный магический запас.
— Прекрати, тварь! — кричал Предрассветный, пытаясь расцарапать глаза русоволосого.
Дени не сомневался в том, что сделает все, даже станет убийцей, лишь бы успеть спасти...
Полдон рассмеялся и легко, как пушинку поднял вырывающегося мальчика над головой:
— Даркус, Даркус, какой же ты все-таки воинственный.
— Не прикасайся ко мне, тварь! — Дени трясло от гнева и отвращения.
Он был изранен, он был обессилен, и больше всего на свете хотел разорвать этого монстра на части.
'— Прравильно, Дени, разорррвать! На части! Вместе!' — Дракон внутри становился все больше, от его гнева перед глазами самого эльфенка все расплывалось красной пеленою, — Уничтожить, разорвать, всеххх!'
'— Всех? Аро? — Дени по-настоящему испугался, Аро не отвечал ему, он лишился последних крупиц разума и желал одного — уничтожить того, кто напал на его мальчика, и ему было не важно, выживет ли при этом хоть кто-нибудь, — Аро, прошу, ответь мне!'
Но Древний не слышал. Дракон поднял острую морду вверх и издал такой рык, который потряс не только Предрассветного. Дети вмиг прекратили плакать. Их рты исказились от страха и ужаса, но не единого звука не вырвалось наружу. Они словно заледенели. А Ящер рванул вверх, разрывая цепи и прорывая нарисованные когда-то Дениэлем белоснежные облака.
Дени согнулся в приступе боли. Его кожа, и без того белоснежная, стала просвечивать, она обтянула кости так сильно, что Полдон испугался и метнулся к нему:
— Даркус, что с тобой? Дракон? Почему он до сих пор внутри? Почему он не вырвется?
Дени повернул голову к Полдону и уставился на него горящими в агонии глазами — он своим телом сдерживал Хищника, который разрывал его внутренности.
— Даркус, не нужно геройствовать, просто позволь Дракону выбраться.
— Нет, — прохрипел Дени, судорожно сжимая края стола и извиваясь от боли.
Покрасневшими глазами он следил за сжавшимися ребятишками. Эльфенок знал — не сдержи он Зверя, и дети вместе с Полдоном превратятся в кровавое месиво.
'Господи, прошу тебя, помоги мне сдержать Аро. Прошу тебя, дай мне силы', — капилляры на глазах лопались от напряжения, и Дени не видел, как заметалась по комнате Тьма, только почувствовал, как кровь заливала лицо. Казалось, она текла отовсюду.
Полдон по-настоящему испугался. Он же все рассчитал: то, что ошейник не позволит Дракону поделиться с Даркусом Силой, то, что Хищник ринется защищаться, и то, что присутствие детей сдержит Повелителя, и тот не даст своему зверю полностью воплотиться. Но Наместник не учел одного: того, что Дени не посмеет рискнуть чьей-либо жизнью... ничьей, кроме своей.
Аарон рванул когтями, располосовав живот, и Дени выгнулся, издавая леденящий крик. Из его живота торчали три острых изогнутых когтя, а эльфенок все давил и давил на них, стараясь затолкнуть внутрь и достучаться до сознания Аро. Полдон заметался в поисках ошейника для Дракона.
'Он показался, Дракон действительно показался! Главное теперь — накинуть ошейник', — Полдон мгновенно оказался у стола, нависая над 'сыном'. А Дени вращал красными белками, ничего больше не видя, лишь чувствуя, как скрипит стол под тяжестью чужого тела. Сказать, что мальчик испугался, значило ничего не сказать.
'Что происходит, что делает этот псих?' — ослепший принц стал извиваться, пытаясь сбросить с себя тело Наместника, но мужчина весил не меньше центнера. Русоволосый схватил руки ребенка, и подтащил к креплениям дужки. Одним наручником, таким толстым, что им можно было удержать тигра, Наместник приковал Дени и ножом стал чертить на коже какие-то знаки.
— Все хорошо, потерпи, Повелитель, — Полдон нагнулся и стал целовать изящные запястья в том месте, где вырезал руны.
Дени дернулся:
— Не трогай! Не прикасайся ко мне! Неет! — рывок — и от резкого движения когти Дракона прорезали низ живота, так глубоко, что стали видны внутренние органы, из дыры показалась черная скалящаяся морда, покрытая кровью, с такими яркими желтыми глазами, что Полдона прошиб холодный пот.
Дракон, выбираясь из живота малыша, становился все больше и больше, черная чешуя пылала мрачным огнем, а его взгляд... Полдон отполз от ребенка — ни одно живое существо не могло внушать подобного ужаса. Русоволосый схватился за горло, воздух не хватало, казалось, сами стены стали пылать. Так страшно Полдону еще не было.
Дети, наконец, отмерев, завизжали, когда их кожа стала пузыриться, а воздух дрожать и резать внутренности, будто стекло. Дракон заревел. Ни одно существо на Галее не могло сравниться по мощи с этим Хищником. Ни одно, включая сильнейших духов, богов и богинь, как называли их подопечные. Куда уж какому-то эльфу тягаться с Древним своими жалкими силами! Если бы Ящер не был ослаблен, если бы только Полдон не выкачивал силы из Предрассветных. 'Если бы, если бы, если бы...'
'Кто это? Кто кричит? — ослепший Дени дергал наручники, — Холодно, животу холодно. Меня кто-то раздел? И так темно. Ксан, Ксан, включи свет. Где ты? Мне страшно, Ксандр!'
Крики детей, рев Дракона. Стекла, посуда, вазы, фарфор — все разбивалось, звеня и вторя звериному вою.
'Нет, там же дети. Майя, Рой, они ищут их. Я обещал... Не расслабляться! Соберись, давай же, не время отключаться, ну же, мне не больно, нисколько не больно, — Дени стиснул зубы, — Только бы не закричать. Ну же, Дени, давай, ради детей'.
Предрассветный знал — стоило ему сейчас закричать, и он бы не смог остановиться. Больно было настолько, что хотелось сделать все, что угодно, только бы все прекратилось. И если бы не одна мысль — дети — он бы уже приказал Аро разнести все.
'Больно, Господи, как же мне больно', — Дени погружался все глубже в замутненное сознание Хищника.
'— Не смей, Аро!' — схватив цепи, душа Дени кинулась на Дракона, повиснув на его шее.
'— Дени? — Хищник моргнул, внезапно оказавшись на полянке с разорванными облаками, — Где ты? Малыш?'
Дени спрыгнул с шеи Дракона и оказался прямо под его мордой. В окровавленной тунике, с разорванным животом, мальчик закачался и упал бы, не подставь Хищник крыло.
— Дени? Дени, Дени! — узкий зрачок Зверя подрагивал. Он был в таком ужасе от того, что сам натворил, — Зачем, зачем ты сдерживаешь меня?
— Дети... — прошептал мальчик, на изнанке его рот не был покрыт кровавой пеной, он смог даже улыбнуться уголком губ, — Пожалуйста...
И сознание окончательно покинуло ребенка, оставив его бездыханную душу в трясущихся лапах обезумевшего Ящера.
В реальности Полдон подскочил к сыну, когда маленький принц, изогнувшись дугой, забился в агонии. Когти уже не торчали из его живота. Но то, что мальчик никак не реагировал, привело императора в настоящий шок. Он зажимал кровоточащие раны руками, он держал бьющееся тело, но все было напрасно. Кровавая пена стекала изо рта, и этот запах привлек Наместника. Ноздри мужчины затрепетали.
От будоражащего аромата первозданной крови Наместник терял голову. Он поднес окровавленные руки к лицу и начал слизывать желанную влагу. Казалось, он не пил ничего вкуснее до этого. Пульсирующим током Сила проникала в вены, возбуждая так, как ничто до этого. Дени не реагировал, он сломанной куклой лежал на блестящем столе, его бледная кожа казалась прозрачной, а белоснежные волосы багровыми потеками облипали заострившееся лицо. Полдон задрожал в приступе жажды.
'Даркус, я... Я только попробую. Тень ведь должна знать Господина как самого себя, разве не так?' — и он начал слизывать кровь с рук и живота своего Повелителя.
— Еще, еще! Не могу насытиться! — Полдон не мог больше сдерживаться, он пил и пил вязкую жижу, ощущая, как потоки Силы пронзают его существо.
Острый скальпель резанул руку Наместника, тот зарычал и, не останавливаясь, смахнул все ножи в сторону. Лезвия полетели в одного из мальчишек, но тот и не шевельнулся — Сила Дракона была столь велика, что смертные не выдержали и лишились рассудка. Неосознанным, ничего не понимающим взглядом дети наблюдали за тем, как огромный мужчина с рыком и чавканьем пожирал исполосованную плоть маленького эльфенка, пачкая в крови широкоскулое лицо, и скулил:
— Повелитель...
Из живота Дени показалась когтистая лапа.
* * *
Когда за Ксандриэлем закрылась дверь, Рой оглянулся и презрительно скривил губы. Обведя пристальным взглядом крошечную комнатку человеческого лекаря, блондин махнул головой.
— Я что, эту подсобку еще и с человечишкой должен делить? — не такое величественное, как у илллитири, но и не жалкое человеческое — вот где было его место, отец хорошо вдолбил это в голову своего сына.
'Даже дома у меня была настоящая комната'.
Рой ненавидел людей, едва ли больше, чем самих эльфов. Единственным исключением была Майа. Ее детей он так и не успел еще толком узнать. Говоря по правде, он им даже завидовал — у них было все то, чего так не доставало ему самому — любящие отец, мать и друзья, которые не считали их грязным отродьем. Рой вздохнул, прислонился к стене и взъерошил и без того растрепанные светлые волосы.
— Надо все же найти их.
Он даже представить себе не мог, как покажется перед сестрой и скажет, что дети пропали, а он и не знает, где их искать
Полукровка сжал кулаки и с силой ударил ими по стене.
'Больно, — но не так, как внутри, — Нужно обязательно что-то сделать, нужно продолжать поиски, иначе я просто сойду с ума. И не важно, что сказал этот Повел... Нет, язык не повернется назвать эту малявку Повелителем. У этого красавчика все есть: и отец, и мать. И они явно без ума от своего чада. Какие у него вообще могут быть проблемы? Родовитый, чистокровный и самый прекрасный Первородный на свете! Подумать только, одолжение он мне сделал! Да лучше бы убил. Может, я и полукровка, но гордость у меня, как у всех иллитири. Я не буду спать в одной комнате с грязным человечишкой, я не буду ютиться в этой кладовке. Сам, небось, нежится в комнате раз в двадцать больше этой! А какая, должно быть, у него кровать! Человек десять поместится, не меньше! А еще добреньким прикидывается. Вот сейчас пойду и найду его, пусть в глаза мне посмотрит и скажет, к чему был этот спектакль. Пусть попробует выкрутиться. Я все ему выскажу! Я еще не спросил, что это он там вякал про какие-то воспоминания'.
