— Скорую вызовите, там двое тяжелораненых — с неприязнью сказал Вадик лицу Леонида Кирилловича, от чего то лицо снова подёрнулось судорогой, также судорожно кивнуло и исчезло.
Не будучи уверенным, что его указание будет исполнено он подошёл к двери и машинально за неё схватился, собираясь толкнуть. На двери тут же остались зловещие красные кровавые отпечатки его ладони. Вадик ругнулся от досады матом и пнул дверь носком ботинка. В студии были всё те же, за исключением одного — Даниила. Что характерно, его нигде не было видно. Наверняка успел дать дёру, с первыми же выстрелами. Вот только куда?.. Гадать было недосуг, так как стояли гораздо важные проблемы.
— Ну как, вызвали Скорую? — спросил Вадим у ошалевших сотрудников стоя на пороге.
— Д-да! — Выпалила Инночка — как раз укладывая телефонную трубку. Когда её взгляд коснулся рук Вадима, глаза у неё округлились и она поспешно отвернулась. Лида же наоборот просто не могла оторвать взгляд от крови на руках. Так и застыла возле стола с тортом, с удивлённым выражением лица и прикрыв ладонью рот.
Вадим поднял руки к лицу и посмотрел на них снова. Кровь стала подсыхать, от чего добавилось неприятных ощущений. Пальцы мерзко липли и кожу на тыльной стороне ладони начинало сводить.
— Откуда кровь? — задал вопрос Лёв Кириллович. Глаз у него по-прежнему дёргался.
— Оказывал помощь раненым — буркнул Вадим. Чувствовал он себя всё хуже. То ли оставшийся страх, то ли отвращение к крови у него вызвало приступы тошноты.
— Я пойду в умывалку... Выгоните оттуда кто-нибудь бухгалтера, а то ещё в обморок хлопнется.
На это среагировала мгновенно деятельная Инночка. Она сорвалась с места и пискнув что-то типа: 'сейчас, сейчас, я её выгоню!', исчезла в коридоре. Было похоже, что и она хотела подальше оказаться от вида крови. Так что возможность не только удрать из помещения, но и сделать что-то полезное, её очень сильно воодушевила.
Пока мыл руки и пытался замыть мелкие пятна крови на одежде, он услышал как подъехала Скорая. Даже не отряхнув руки он вышел из умывалки.
Когда он дошёл быстрым шагом до фойе, там вокруг лежащего тела босса копошились врачи. Кто-то быстро бинтовал плечо простреленному охраннику.
Вадик застыл в двух метрах от них, молча наблюдая за их работой. С не вытертых рук меж тем, на бетонный пол капала вода.
Охранник заметил Вадима, и поморщившись от боли, помахал тому здоровой рукой. Вадик наклонил голову, но приближаться не стал.
Врачи, оказывавшие помощь охраннику бросили мимолётный взгляд на подошедшего и тут же вернулись к своим обязанностям. Завершив бинтовку они бережно подняли раненного на ноги и повели к Скорой.
У тех, кто занимался боссом, дела обстояли далеко не так хорошо, как с охранником.
— Чшшёрт! — Вдруг выговорил один из врачей, суетящийся возле босса — очень большая потеря крови. Можем не довезти. Нужно срочное переливание! Какая у него группа определили?
Никто не успел ему ответить, так как в разговор вклинился Вадик.
— У меня кровь такой же группы как у него.
— Какая у тебя группа крови? — тут же задал встречный вопрос врач Скорой Помощи.
— Первая.
— А откуда ты знаешь, что у пострадавшего такая же? — тут же задал вопрос врач.
— Какая разница, откуда я знаю, главное она такая же.
— Ты уверен?!
— Да!!! — злобно ответил Вадик.
— Странно, но мы как раз и не знаем, какая у него группа...
— Главное, что Я ЗНАЮ.
— Гм... проверим.
Врач обернулся к медсестре и тут же дал распоряжение.
— Шурочка, определи, пожалуйста, какая группа крови у нашего самаритянина...
— Давай сюда — коротко, без лишних сантиментов выговорила врач и решительно махнула Вадику рукой, приглашая подойти ближе, сдать кровь на анализ.
— А пострадавшему уже определили? — спросил врач.
— Да — врач бросила взгляд на свои пробирки — Действительно, первая.
— Ну тогда быстро, пожалуйста. А то не довезём ещё... Чёрт, а ведь редкая группа! — вдруг выпалил он и уже с интересом воззрился на Вадика.
— ...И подходит всем...— буркнул Вадик, протягивая руку врачихе.
Та взялась за свои инструменты и попутно окинула придирчивым взглядом Вадима.
— Чья кровь? — врач, которую назвали Шурочка кивнула на пятно, на свитере, которое Вадим не успел замыть.
— Его. Первую помощь оказывал.
— Вовремя. Если бы не оказал, то мы бы на труп приехали — сказала она по-деловому, при этом быстро делая анализ.
— Ну, два трупа и так есть...
— Было бы три — спокойно констатировала Шурочка ловко и умело манипулируя своими склянками.
— А тот что за стойкой? — спросил Вадим.
— Тот? — врач обернулась в сторону стойки — его уже увезли. У него просто сотрясение мозга. Пуля по черепу чиркнула.
— Это хорошо... что живой — понуро выговорил Вадим.
— Первая группа! — сказала врач очень громко через мгновение.
— Замечательно! — подпрыгнул врач — переливаем!
После переливания крови в ушах звенело. Вероятно, врачи, чтобы постараться спасти пациента, прихватили у Вадима несколько больше чем обычно при сдаче донорской крови.
Там спасаемому также доливали плазму и физраствор, но этого могло не хватить. Так что выживет двойник или нет, будет известно не скоро. Сейчас появлялась некая надежда, что хоть до больницы его довезут живым.
Вадим посмотрел на ватку, которая затыкала дыру на сгибе локтя, посмотрел на саму дыру, которая наконец перестала кровоточить и переложил ватку в нагрудный карман. Рядом мусорной урны не нашлось. Скатал рукав и застегнул его. Огляделся.
Он стоял посреди опустевшего вестибюля, у ступенек, ведущих вниз к коридору пересекающему всё здание. Справа от него всё также мокро блестела огромная лужа крови, вытекшая и из его двойника и из убитого охранника. От последнего там остался аккуратный меловой контур. Милиция уже отработала всё своё. Последние, уже сворачивались и уходили аккуратно огибая и лужи крови, и самого Вадима застывшего как изваяние самому себе прямо посередине вестибюля. Следователь, который его опрашивал, проходя мимо ободряюще похлопал по плечу. Что-либо от себя добавлять не стал. И так было понятно: 'Не переживай, всё утрясётся'.
Вадик вздохнул и побрёл в сторону своей студии.
По пути снова, попалась всё та же бухгалтер. Она перепугано взглянула на Вадима, наткнулась на его мрачный взор, вспомнила, наверное, его окровавленные руки и тут же скрылась. Видно опять ей плохо стало.
— Вадим? Дьяченко? — услышал он за спиной оклик директора. Как ни странно, но её голос звучал хоть и не громко, но твёрдо. Видно крепкие нервы были у бабёнки. Только вот фамилию Вадика она по непонятной причине попутала. Назвала не 'паспортной' а действительной фамилией. Вадим же на это даже не сразу среагировал. Не уловил, что его 'не так' назвали и с готовностью обернулся.
— Зайди ко мне — также спокойно и твёрдо сказала Елизавета Васильевна, после чего повернулась к нему спиной и зашагала по направлению к своему кабинету.
Только тут до Вадика дошло, что его назвали действительной фамилией. Он поёжился от неприятных ощущений. На мгновение показалось, что его 'раскрыли' и что надо 'тикать'. Но страх как вспыхнул, так и испарился. Не могла директор знать его действительную фамилию. Попутала она очередной раз, по той причине, что у неё на уме как раз действительный Вадим Дьяченко из этого мира и вертелся. А Вадим — один в один, но его же двойник десять лет назад.
— Заходи, Садись — коротко сказала Елизавета, старательно глядя в окно. Вадим пробрёл разделяющее его и указанное ему кресло расстояние и осторожно в него осел. Невооружённым глазом было видно, что директор то ли взбешена, то ли просто очень сильно взволнована.
То, что взволнована — так это закономерно: в её заведении, в десяти метрах от её кабинета гибнут люди. Приезжает милиция. Учиняет тотальный допрос всем. Даже тем, кто только выстрелы и слышал, но ничего не видел. Но вот озлобление?..
— Зачем ты его спас? — неожиданно задала вопрос Елизавета Васильевна. В тоне, которым был задан вопрос, смешалось всё: замешательство, удивление, злость, досада...
Вадик опустил голову и уставился в паркет. Долго молчал.
— Он человек — выдавил он из себя — потому и спас.
— Ты даже не представляешь... — голос Елизаветы дрожал. В нём слышались всё те же нотки злости и удивления.
— Представляю... — Вадим насупился — но... я был должен. Просто должен.
— Ты что ещё и врач? Клятву Гиппократа давал? — язвительно спросила Елизавета.
Вадик помотал головой.
— Нет.
— Так почему? — злость в голосе директора испарилась. Осталось удивление. И досада.
— Просто потому, что... не знаю... не знаю как объяснить. Просто Долг. Должен был. Даже если он трижды сволочь.
Елизавета посмотрела на Вадима и снова отвернулась.
— Если бы ОН был бы хотя бы на осьмушку таким как ты... — с болью сказала Елизавета Васильевна и надолго замолчала.
Она долго боролась с собой, но после вдруг решила облегчить душу просто выплеснув на бедного Вадика длинную исповедь. Говорила она медленно. Тщательно разделяя слова и выражения.
— Ты этого не знаешь, но тут все в нашей фирме это знают... Знают Дьяченку. Знают кто он есть на самом деле... Ты хороший человек, но как бы тебе не было бы за это худо. Люди разные. И говорить про тебя будут после этого гадости.
— Я знаю... — как-то безнадёжно сказал Вадим — я знал, что меня осудят...
— И всё равно спас?
Свет плафона отразившись от очков Елизаветы Васильевны резанул Вадика по глазам.
— Да.
Директор опустила голову.
— Странный ты... знал что будет хуже... и спас.
На несколько тяжких мгновений воцарилась гнетущая тишина.
— И вам тоже будет хуже? — выдавил из себя Вадик.
— Мне в любом случае будет хуже — с тоской в голосе произнесла Елизавета — меня теперь будут подозревать в том, что именно я заказала этого жирного борова. Ведь у меня тоже есть свой интерес...
Вадик вскинулся и ошарашено посмотрел на директора.
— Удивлён? — усмехнулась та — тут это все знают. Что у меня счёты. Что, разве сплетен не слышал ещё?
— Не, не слышал! — всё также ошарашено ответил Вадим.
— Значит ещё не донесли... Странно... Я думала, что все только и знают, что языками трепать позауглам. Оказывается, есть и исключения.
В голосе директора прорезался горький сарказм.
— Вас просто здесь уважают — постарался приободрить Вадим Елизавету. Та же просто с сомнением на него глянула и покачала головой.
— Может кто и уважает... но я знаю, люди есть разные...
— Но мне никто про вас гадостей не рассказывал. Вообще ничего не рассказывали.
— Так уж и ничего?
— Не совсем, но то, что рассказали относилось к работе и делу.
— И что же рассказали? — проявила слабый интерес Елизавета Васильевна.
— Сказали что вы профессионал, что у вас острое эстетическое чувство, что по мнению некоторых вы придерживаетесь несколько старомодных представлений о красоте и вообще не любите современную живопись. Что требуете реализма в продукции рекламы и жутко не любите когда она двусмысленна.
— И только это? — опять проявила недоверие Елизавета Васильевна.
— В основном, да.
— Значит ещё не успели — снова мрачно заметила директор.
Вадим на это только пожал плечами.
— Ты наверное удивишься... но я тебя проверяла через своих людей — неожиданно заявила Елизавета Васильевна. Вадик удивлённо на неё уставился.
— Когда ты пришёл в офис всех поразило сходство тебя и Дьяченки. Так похожи могут быть только братья. Братья близнецы. Одно отличие — ты на шесть лет моложе. Многие подумали, что тебя послал он. Чтобы что-то разведать выведать. Это его обычная тактика. Оказалось, что ты с ним совсем не связан. Да и просто для шпиона ты оказался слишком талантлив как художник.
Директор тут же отмахнулась от попытки Вадика поблагодарить за комплимент.
— Это действительно так. Ты делаешь вещи гораздо лучше, чем большинство моих работников. Но твоё счастье в том, что ты действительно оказался не связан с Дьяченкой. Ты ведь в городе недавно?
— Да. Недавно.
— Что, на рiдной хохляндии настолько худо стало, что дёру дал? — с усмешкой спросила директор.
— Многие бегут... — решил отговориться ничего не значащей фразой Вадик.
— Понимаю... у меня в охране работает один оттуда. Он как-то рассказывал. Он вообще с Западной Украины, что нетипично. Из Львова.
— А почему не типично? — тут же заинтересовался Вадик.
— Так ведь 'западэнец'...
— А! — изобразил 'понимание' Вадим, отложив подробные выяснения обстоятельств на потом. Он ничего не понял из объяснений через 'западэнца'. Видно это было что-то здешнее. За что-то тут 'западэнцев' — жителей Западной Украины не любили. И очень сильно не любили. Но следующей фразой директор слегка прояснила Вадику ситуацию.
— Оно ясно, что с Западной Украины если кто и бежит, то прежде всего остатки русского населения. Или некоренные украинцы. А тут вполне коренной... Но я хотела сказать, что если бы ты хоть каким-то боком оказался бы связан с Дьяченкой, то я бы тебя вышвырнула без сожаления.
— Что, настолько плохо? — буркнул Вадим.
— Настолько! — резко рубанула директор.
Елизавета Васильевна снова сверкнула своими очками в сторону Вадика. Взгляд был испытующий.
— Так на то и быть... расскажу тебе всё. Пока сплетники и сплетницы не опередили. Ты тут явно не в курсе происходящего. Но тебе, так как ты в нашем коллективе оказался, надо быть в курсе. Потому что грязи в этом много и зависите вы все от...
Видно ей сейчас, после всех этих следователей просто хотелось выговориться. Сбросить груз лежащий на душе.
— Он мне всю жизнь отравил. Тогда десять лет назад, я была восторженная дура. Он же был сынком бывшего крайкомовского работника. Со связями. И с капиталом. Когда рухнул Союз, эти бывшие коммунистические функционеры оказались с капиталами и собственностью. Мы же оказались под ними. Нам молодым бабам казалось, что стоит выйти за такого собственника замуж, то тут же жизнь станет раем. К тому же, он говорил о себе как о Боге. Говорил как Бог с другими. Повелевал ими. Строил из себя защитника справедливости... хотя в нём той справедливости...
Елизавета мотнула головой, избавляясь от особо неприятных воспоминаний и продолжила.
— Ну выскочила замуж... и тут я поняла куда влипла... помнишь, когда он тебя впервые увидел, всё льстил тебе по спине хлопал. Так вот — фальшивое всё это. Он всем льстит. Ко всем примазывается. Чтобы обобрать. Он так со всеми поступал. Втирался в доверие, а после обчищал до нитки. Причём всегда под это подводит 'идейную базу'. Со мной было несколько иначе. Я для него была как красивая игрушка, которую можно показать другим, похвастаться, а потом, придя домой, без сожалений закинуть в пыльный угол. Для него все люди либо животные, либо вещи: попользовался — выкинул. Он и со мной обращался как с вещью.
Елизавета замолчала, видно собираясь с мыслями. Лицо стало ещё жёстче, чем обычно.
