С кривой улыбкой Хикару бросает на ворсистый ковер пластиковый пистолет. От устройства тянется черный шнур, подключенный к прямоугольной машине.
— Я вызываю тебя на игру в утиную охоту, — смертельно серьезно говорит он.
Смеюсь.
— Давай, дружище.
* * *
— Я Саотоме Ранма.
Я говорю эти слова. Мое отражение эхом возвращает их назад.
Прекрасные голубые глаза со вторгнувшимся оттенком аметиста. Длинные рыжие волосы щекочут лопатки. Легкий макияж подчеркивает черты лица. В серебре я вижу девушку, красивую и женственную.
Это не я.
Хотелось бы мне так сказать. Но во многом этот вид уже знаком. Мне часто приходилось видеть это лицо. Конкурс красоты против Цубасы. Маскировка, чтобы перехитрить Рёгу. Время, ушедшее на обучение Копии-тян.
Ранма, девушка.
Но тогда она была иллюзией. Маской, что надевалась, чтобы после ее снять. Сегодня отражение реально.
Пришлось выбраться на рассвете, слишком смущаясь, чтобы дать другим знать о своем решении, и слишком упрямясь, чтобы отступить. Снаружи со мной встретилась Хотару. Девочка пронзила меня своим молчаливым взглядом. Не было сказано ни слова. Мы сидели в тишине, пока она исцеляла мою ногу.
А что нужно было сказать? Прости, что врезала твоей маме? Мне было не жаль. Она это заслужила? Хотару не понимает моего разочарования и, сколько бы не было у меня гнева, я не могу разрушить ее отношения. Мои страдания не тот груз, что можно поместить на плечи ребенка.
Так что мы разошлись. И я снова здесь. Вот так я и стою перед зеркалом, одевшись как девушка.
С любопытством собираю волосы в руках. Поднимаю пучки так, чтобы они короткими хвостиками упали по обе стороны головы. Порожденный моей мэгами но оои образ оставляет в сердце дыру. Чувствую, как расширяется этот разрыв. Ненавижу ли я это? Люблю ли я это? Эмоции так искажены страхом потерять себя, что я не могу отличить их друг от друга.
Вздрагиваю и отпускаю. Локоны каскадом спадают на спину.
— Позже, — обещаю я себе. Я заставлю себя попробовать этот стиль. И я буду придерживаться его, пока не разберусь в своих чувствах.
Укрепив решимость, я беру со стола простую длинную черную ленту. С ней я увязываю волосы в свободный хвост. Смотрю на отражение. На мне короткая черная юбка, длинные носки до бедра и красный верх. В каком-то смысле это копия одежды, что мне нравилась как мужчине.
— Что я делаю?
Мое отражение не отвечает.
Но это и не нужно. Слова Хикару дошли до цели. Не потому что он изливал мудрость, но потому что это уже были мои слова. Отрицание убит моими же руками. С этим моя клятва высечена в камне. Отражающаяся девушка это Саотоме Ранма. Это истина.
Это я знаю. Но знания недостаточно. Мне нужно принятие.
Для меня Институт был адом. Низринувшимся пламенем, что пожрало меня. Меня разрушили, растопили в ком. Я могу вечно купаться в этой потере, мечтая о лучших днях, пытаясь быть тем, что больше не я. Или я могу двинуться вперед, взять то, что осталось после Института, и заново выковать себя.
Легко сделать выбор, но выполнить его тяжело. Чтобы двинуться вперед, мне нужно отбросить свои предрассудки. Это ужасно — умышленно изменить себя в сторону своего сопротивления. Мужчина или женщина? Ни на что больше не влияет. Красивая или обычная? Незначительная деталь. Для клинка важно только одно. Остер ли он?
Я, Саотоме Ранма, буду острее, чем когда-либо.
Боевые искусства. Это суть моей души. Мое умение и сила это величайшие мои дары. Непоколебимая решимость сильнейшая моя черта. Я восстану из пепла. Институт думал, что уничтожил меня. Вместо этого он лишь сделал меня сильнее.
Это моя воля. Стальным взглядом смотрю на свое отражение. Оттуда смотрит красивая девушка, не страшащаяся своего будущего.
— Я Саотоме Ранма.
Тук. Тук.
Вздрагиваю. Сердце тяжело бьется в груди. Втягиваю воздух и смеюсь над своей нервозностью.
Смотрю в зеркало. Девушка. Сквозь меня просачивается смущение. Заставляю его уйти. Расправив плечи, иду к двери и открываю ее.
Укё. Шатенка опускает руку.
— Ран-тян? — Укё несколько раз моргает. — Почему ты девушка?
Прищуриваюсь. Я не хочу прямо сейчас об этом говорить. Достаточно сложно было заставить себя пойти этим путем. Мне не нужно, чтобы другие люди встревали и изливали на меня свои мысли и чувства.
— Мне так захотелось, — говорю я.
— Ты носишь юбку, — замечает она.
Едва не рычу. Беспечность не сработает. Переключаюсь на вялое остроумие. Кружусь на носочке, позволяя Укё оглядеть весь наряд.
— Ну? Что думаешь? — мило улыбнувшись, говорю я.
Укё испускает короткий смешок.
— Это не ты. — Смех девушки быстро исчезает. — Ран-тян, ты хорошо себя чувствуешь?
— Не я? — невинно говорю я. — О боже. Интересно, где же я ошиблась? О! Это все туфли? Я знала, что нужно было надеть каблуки. Плоская подошва так неприглядна.
— Ран-тян, хватит уклоняться от вопроса, — обрывает Укё. — Почему ты девушка?
Вздохнув, я оставляю притворство.
— Захотелось попробовать, — честно отвечаю я. — Можем мы это оставить, У-тян? Я не хочу об этом говорить.
— И с каких это пор ты начинаешь пробовать быть девушкой, — требует ответа Укё.
— С этих, — парирую я. Тыкаю свою подругу в воротник. — А что насчет тебя? Зачем ты здесь?
Не только я веду себя странно. Укё по привычке выбирает одежду с мужской стороны гендерного разрыва. Для нее не редкость обвязывать свои пышные груди. В зависимости от ее настроения, бывает сложно сказать, что Укё женщина.
Сегодня в этом нет никаких сомнений. Укё цветок женственности. Прекрасный синий сарафан украшает ее изгибы. В ушах сверкают драгоценности. Ноги подчеркнуты каблуками. Странная женственность становится еще страннее от переброшенной через плечо перевязи с сюрикенами.
— Ран-тян, — давит Укё. — Если тебе нужно…
Смотрю на нее.
— Перестань.
— Если настаиваешь, — говорит она. Укё поглубже вдыхает. Девушка поправляет осанку, затем смотрит мне в глаза. — У меня к тебе большая просьба.
— У-тян, знаю, что я пробую девичьи дела, но ты не думаешь, что еще слегка рановато просить модного совета? — дразню я.
Укё смеется.
— А я-то беспокоилась, что ты совсем одевичишься, — шутит Укё. — Нет. Дело не в этом, Ран-тян. Мне нужна помощь с тэнки.
Застываю. Вдруг платье Укё обретает смысл.
— Нет.
— Ран-тян…
— Нет, — еще раз говорю я. В моих глазах сталь. — Ты не готова, У-тян. Тэнки убьет тебя.
По лицу Укё проносится раздражение.
— Ран-тян… — рычит она.
— Я сказала нет, — упрямо повторяю я.
Девушка шагает вперед и встает со мной лицом к лицу. Карие глаза оборачиваются узкими щелочками.
— Ран-тян, можешь выслушать хотя бы одну секунду?
Останавливаюсь, затем неохотно отхожу, приглашая Укё в свою комнату.
— Говори, — говорю я, обливая ее своим скепсисом. — Но если у тебя нет чертовски хорошей причины, ответ останется «нет».
Бах! Тонкая фанерная дверь хлопает, закрываясь. Укё врывается в комнату. Едва оказавшись в центре, она поворачивается ко мне лицом.
— Ран-тян, я прошу, потому что мне нужна твоя помощь, — рычит она. Даже несмотря на явный гнев, она продолжает контролировать голос. — Я знаю, что тэнки опасен. Я знаю, что он может меня убить. Поэтому я к тебе и пришла. Непонятно? Я пытаюсь сделать все правильно.
Поднимаю брови. Безмолвно передаю свой вопрос: и как это заставит меня передумать?
— Не смотри на меня так, — отрезает она. — И не думай, что я буду просто сидеть сложа руки. Не собираюсь ждать прекрасного принца. Мне не нравится быть беспомощной, Ран-тян. И, с вышедшим на тропу войны Институтом, ты не поможешь, оставляя меня в стороне.
Вздыхаю и сажусь на край кровати, прижав колени друг к другу. Укё права. Без тэнки она просто легкая мишень. С ним у Укё будет шанс защититься. И когда дойдет до дела, мне понадобится огневая мощь.
Вздыхаю.
— Понятно, У-тян. Но что, собственно, мне с этим делать? — спрашиваю я. — Если ты не можешь тэнки, ты не можешь тэнки. — Качаю головой. — То, что я сделала, было глупостью. Мне повезло выжить. Если бы я рухнула где-то вне Института, я бы, вполне возможно, умерла.
И в этом вся и суть. Тэнки прием со смертельным исходом.
— Ты не готова, У-тян, — заканчиваю я.
— Ты этого не знаешь, Ран-тян, — возражает Укё. — Я к этому готовилась. Последний месяц я потратила на самоочищение. Проблемы у меня с самим приемом. — Укё раздраженно вздыхает. — Я не знаю, как тебе это удалось. Сукэн, хайгэки и мэгами но оои одновременно? Переживая при этом трансформацию? Я едва справляюсь с двумя за раз.
Закрываю глаза. Ладно. Я дам ей шанс. Из воздуха формируются очки. Надеваю их. Оживает режим ауры. Линзы окрашивают Укё слоем синего. По ауре пробегают рваные полосы фиолетового, загрязнение, что глубоко примешалось к ее духу.
Мое лицо разглаживается. Я не могу отбросить ее руку. Но и одна только аура тоже не признак готовности. Встаю и отключаю режим ауры. Очки оставляю на месте. С ними удобно.
— Дай мне взглянуть на твою мэгами но оои, — говорю я.
Укё принимает медитативную позу. Смотрю, обходя ее кругом, чтобы со всех сторон увидеть ауру. Дух формируется медленно, тонкая пленка искаженного воздуха слишком слаба, чтобы пролить сияние.
Мэгами но оои.
Слабая, далекая от совершенства. Просто дыша, я излучаю ауру, превосходящую таковую у Укё. Но это неправильное сравнение. Сейчас я могу призвать тэнки так же легко, как и вдохнуть. Вместо этого я сравниваю дух Укё с воспоминанием о моем накануне моей первой трансформации. Чище ли ее красота?
Да. Морщусь. Я ошиблась. Тэнки в пределах досягаемости Укё.
Она выдыхает.
— Это лучшее, что я могу, милая. Я могу попробовать хайгэки и сукэн. Но контроль у меня довольно шаткий.
Киваю. Месяц очищения подготовил тело Укё. Тэнки нанесет ей куда меньший ущерб, чем мне. Быть может, это даже будет безопасно.
— Ты близко, — признаю я. — Несколько месяцев ки тренировок, и ты справишься. Но, У-тян, я не понимаю, чем я могу помочь.
Укё потягивается, расслабляя сгибы конечностей.
— Все, что мне нужно, Ран-тян, это поддержка. Ты поработаешь своей магией, удерживая на месте мою мэгами но оои. Я разберусь с трансформацией. В Институте так и делали. Или ты думаешь, они и в самом деле достаточно учили тех девушек, чтобы те самостоятельно справлялись с тэнки?
Теперь, после пояснения Укё, концепция очевидна. Так как у меня уже есть тэнки, мне будет несложно привести ауру Укё в ближайшее идеальное состояние. Устранив эту проблему, Укё сосредоточится на сукэне и хайгэки. Если этого будет недостаточно, я могу подтолкнуть ее, чтобы она начала.
Удивительно простой способ. С ним тэнки может получить любой с достаточной духовной силой. Единственное остающееся препятствие это научить девушек достаточно хорошо использовать духовную силу, чтобы справиться с последним шагом.
Конечно, всему есть цена. Используя сукэн, я наложу свою концепцию красоты. В свою очередь, это исказит мэгами но оои Укё, так же как и ее трансформацию.
Если бы на этом и заканчивалось, я бы немедленно сказала да. Но я ХТ-11. Фабрика махо-сёдзё. Митико потратила бесчисленные часы, перестраивая мой дух, чтобы у меня была возможность принудительно создавать махо-сёдзё-рабынь.
Что если я ошибусь? Использую эту силу на Укё? Я не знаю, как работает моя магия. Я могу, не намереваясь, превратить Укё в свою игрушку. Я не хочу, чтобы она была привязана ко мне как Эмико.
От одной этой мысли меня тошнит.
— Твой тэнки будет зависеть от моего.
Слабый аргумент. Нет. Это предлог. Я боюсь своей силы. Этот страх необоснован. Я не совершу ошибку. Несчастного случая не будет. Магия махо-сёдзё выковывается из фантазии. В это глубоко вплетаются намерения пользователя. Порабощения Укё не будет…
… если только я тоже этого не захочу.
Снова крутит живот. Правда всплыла. Я то, чего я боюсь.
— Милая, признаю, что мне не нравится твой стиль. Столько розового и оборок? Фу! — с отвращением говорит Укё. — Но я девушка. Меня это не убьет.
— Это уж точно, — бормочу я.
Встаю перед Укё. Ки протекает по мне покрывалом фиолетового света. Одежда изменяется. Рубашка и юбка превращаются в розовое платье. Волосы разделяются в пару атласных косичек. Тэнки.
— Ты в этом уверена, У-тян? — спрашиваю я. Голос легкий и мелодичный. — Даже с моей помощью ты можешь умереть. Мой ки отравит твою мэгами но оои. Ущерб будет хуже, чем если ты все сделаешь сама.
— Я готова, Ран-тян, — решительно говорит Укё. — Будь у меня возможность, я бы попросила вернуться в Институт. Чтобы я могла быть рядом с тобой, когда ты пошла спасать Аканэ.
Мрачно улыбаюсь.
— Хорошо, что тебя не было. Ты бы закончила как я.
Укё жестоко улыбается.
— Не будь так в этом уверена, Ран-тян. Поддержка могла бы все сильно изменить.
Закрываю глаза. Глупо. Укё застряла в моем прошлом. Она не понимает, насколько силен Институт. Да, тэнки ее усилит. Достаточно усилит, чтобы справиться с большинством Института. Но в Институте нет кривой мощности. Скорее, это разрыв мощности. Акина и Митико на голову выше остальных. Тиё, Гёндуль и Артемида возвышающиеся над муравьями титаны.
Но Гёндуль мертва, а Тиё дезертировала.
— Пусть так, — говорю я. — Но мы сделаем все по-моему. Это значит, что пока я не скажу иного, ты моя. Будем тренироваться, пока у тебя не пойдет кровь. После этого я буду тренировать тебя еще немного. Понятно?
— Давай, милая. Я приму худшее и попрошу добавки, — вызывающе говорит Укё.
На губах появляется злая улыбка.
— Это ты сейчас так говоришь, — шепчу я. — Но ты никогда не была ни на одной тренировочной поездке бати, — усмехаюсь я. Комнату наполняет низкий, зловещий голос.
Рвение Укё гаснет. Девушка отступает назад.
— Э, Ран-тян?
— Не волнуйся, У-тян. Я о тебе позабочусь, — ласково говорю я. — Поверь мне.
* * *
Шмяк! Трах! Дважды мелькает Гунгнир. Копье бьет Укё по ногам, затем врезается в спину. Девушка кучей падает на землю.
— Жалко, — заявляю я. — Еще раз.
Отхожу, не оглядываясь. Со скучной небрежностью втыкаю Гунгнир в траву. В левой руке я держу учебник. Именно ему я и уделяю свое внимание. Мне нужно нагнать месяц занятий. Да. Звучит безумно, но Институт приучил меня учиться. И эту привычку я намереваюсь сохранить.
Укё стонет, после чего поднимается на ноги. С ее платья сваливается трава, зеленые пятна выцветают. Поглубже вдохнув, она поднимает свою боевую лопатку наизготовку.
— Черт побери, Ранма, — дуется она. — Можешь ты хотя бы притвориться что обращаешь внимание?
Поднимаю глаза.
Укё одета в розовое и лавандовое. Платье включает короткую юбку и пришитый передник. Во всех промежутках вздымаются игривые кружева. Голые руки украшены гофрированными браслетами, а шелковистые ноги обернуты лентами. Ноги Укё возвышаются на туфлях на платформе с каблуками-кирпичиками. Она выглядит как одевшийся поваром причудливый идол.
