Он мгновенно, как умел, оказался возле девушки и, надавив ей на плечи, заставил присесть на корточки. Элизу колотила крупная дрожь, и Тилос, подобрав с земли сброшенное одеяло, снова укутал ее плечи. Девушка всхлипнула и прижалась к нему. Она уже потеряла отца и мать. Теперь она теряет еще и Тилоса...
— Не надо, Эла, — прошептал Серый Князь ей в ухо, потом осторожно отстранился. — Не надо. Знаешь, я тысячи раз отправлял людей на смерть, повторяя, как заклинание: делай что должно, и будь что будет. Но хорошо говорить красивые слова, когда сам не рискуешь жизнью. Пришла пора выяснить, действительно ли я верю в собственную красивую чушь.
— Но ты не можешь умереть! — выкрикнула Элиза. — Ты не должен! Так несправедливо! Людей тысячи, а ты...
— А я — один, — закончил Тилос. — Ты не представляешь, девочка моя, как я устал от одиночества. Как устал переживать друзей и любимых. Как устал от праха и тлена, в который превращаются все мои начинания... Так нельзя. Я родился человеком и, даже превратившись в то, что я есть сейчас, пытался им оставаться. Но это невозможно. Я умею любить, но давно запретил себе привязываться к другим, чтобы не страдать, когда они умирают от болезней и времени. Я умею ненавидеть, но давно не поддаюсь сильным чувствам — они мешают трезво мыслить. Я нуждаюсь в друзьях — и отталкиваю их от себя, чтобы дружба не мешала эффективно их использовать. Я устал, Эла, очень устал. Мне нужно отдохнуть...
Элиза всхлипнула.
— Да не оплакивай ты меня, как мертвого! — внезапно рассердился Тилос. -Демиурги меня не убьют. Вот забрать с планеты или усыпить в хрустальном гробу — пожалуйста. Это не смерть, Пророк меня разрази!
Девушка уткнулась носом в его плечо и зарыдала.
— Я не хочу без тебя! — невнятно пробормотала она. — Мама, папа, Белка, Крысеныш... Все всегда умирают и пропадают, а я остаюсь одна...
Тилос вздохнул и погладил ее по голове.
— Эла, сейчас я уйду вместе с троллями. Один из них останется охранять тебя. Его зовут Старан, ты уже его видела.
— Зачем? — девушка выпрямилась. — Я хочу с тобой!
— Нет! — отрезал наставник. — Эла, это не обсуждается. Тебе незачем... видеть, что произойдет. Никому из людей незачем. Мы вернемся еще до рассвета. Постарайся поспать, ты и так вымотана. Думаешь, Хлаш захочет снова тащить тебя на себе? — Он ободряюще улыбнулся ей и поцеловал в лоб. — Пока, котенок.
Прежде, чем Элиза успела сказать хоть слово, Тилос растаял во тьме.
— Тилос! — отчаянно крикнула девушка, но ее голос заглох в начинающем накрапывать дожде. — Тилос...
— Я снова прошу прощения за то, что вам предстоит сделать! — Тилос говорил на ритуальном. — Забудьте про солнечный свет и морской ветер. Перед вами только Путь. Вы не можете свернуть с него, не предав себя, но вы не можете следовать ему, не предав себя. Для каждого из вас настало Время Та. Я могу лишь просить вас сделать, что должно.
Ритуальные формулы падали в пространство, и лишь шелест ветвей служил им фоном. Кромешная тьма окутывала небольшое плато. Тройной ряд сидящих на пятках троллей окружал Тилоса полукругом — головы склонены, на коленях тоскалы и палицы. Сразу за ними начиналась небольшая пропасть, отвесный обрыв, преодолеть который не смог бы никто, кроме троллей-скалолазов.
— Тысячелетиями Народ карал междоусобицы изгнанием и смертью, — Тилос перешел на общий. — Сегодня особый случай. Сегодня вам придется убивать соплеменников. Вам пришлось делать выбор между заветами предков и долгом, и ваш выбор нелегок. Я в неоплатном долгу перед вами. — С точностью до миллисекунды выверенная пауза. — Не бросайтесь вперед сломя голову. Я не хочу, чтобы на мне лежала еще и ваша кровь. Я иду впереди, ваше дело — добивать выживших. И помните — полная тишина, пока возможно. Никто из них не должен уйти, никто не должен рассказать о сегодняшней ночи. Никто не должен узнать, что Народ поднялся сам на себя. И еще — я хочу, чтобы вы еще раз обдумали как следует предстоящее. Если вы не чувствуете в себе силы преступить черту, лучше останьтесь здесь. Я даю вам время для последнего решения.
Секунды текли почти осязаемо, вязко. Таймер внутри тикал словно бы медленнее, чем обычно. Никто из них не откажется, я знаю, но, по крайней мере, моя совесть останется чиста хоть здесь. Вам еще не приходилось работать палачами, ребята, и это ощущение вы не забудете никогда. Прав ли я, что устраиваю такое? Не знаю. Я давно уже не различаю добро и зло, свет и тьму. Я просто использую любые средства для достижения видимой только мне цели. Да полно, видимой ли? Я помню, каким был три с половиной века субъективного времени тому назад — мальчишкой по имени Семен, веселым увлеченным студентом, студиозусом, любящим от нечего делать поразмышлять о вечном. Потом я стал — меня сделали! — Хранителем, потом я менял тела и носители психоматрицы как перчатки. Что после всех превращений осталось во мне от того, прежнего человека? Я знаю, что получил взамен, и никогда не отказался бы от таких приобретений, если бы мне предложили выбирать путь заново. Но что я потерял? Жалость? Милосердие? Умение просто жить, любить, умирать? Не знаю. Та цель, что маячит в тусклой мгле передо мной, недостижима, я знаю. Но у меня нет необходимости рассчитывать жалкие крохи времени, что Вечность брезгливо дарит людям. Я не могу умереть, а потому планирую путь на десятилетия и столетия вперед.
Но кто сказал, что мои планы нужны кому-то, кроме меня самого? Может быть, я — как тот подкожный червяк-кагурл: паразитирую на обществе и пытаюсь не допустить в него конкурентов. Но кагурлу, чтобы выжить, приходится питаться соками хозяина, мне же нет необходимости и в том. Я просто не вижу другого способа существовать, другой цели в жизни, как не видят их Демиурги со своими играми. Неужто я ничем не отличаюсь от них?..
— Время Та истекло! — голос Хлаша прозвучал сухо и торжественно. — Все приняли решение. Я иду за тобой, Хол-аз-Гуштым, в смерть и унижение.
— Я иду за тобой, — тихо откликнулся хор. — В смерть и вечность, в величие и унижение, я иду за тобой с открытыми глазами. Веди нас, Хол-аз-Гуштым.
— Спасибо, ребята, — вздохнул Тилос. — Тогда двинулись, и да ведет вас Путь!
Небо на востоке начало сереть, когда из темноты возникли две темные фигуры — высокая и низкая. Элиза заметила их только после резкого движения Старана, кажется, просидевшего всю ночь неподвижно. Сама она, несмотря на совет Тилоса, заснуть так и не смогла. Она высунула нос из-под насквозь промокшего одеяла и тихо чихнула.
— А вот простужаться не надо! — сообщил ей знакомый голос.
— Тилос... — прошептала девушка. — Я думала, что вы никогда не вернетесь... что что-то случилось...
— С нами все в порядке, котенок. Хлаш?
— Старан, — откликнулся голос матхи, — место общего сбора — как и намечено. Спасибо за помощь.
— Да, учитель, — откликнулся охранник. — Прямого тебе Пути.
Тролль сделал движение в сторону и бесшумно канул в предутренние сумерки.
— Вот и все, старый друг, — произнес невидимый во тьме Тилос. — Вот и все, котенок. Эла, пора прощаться. Хлаш проводит тебя...
— Что значит — прощаться? — удивился матха. — С какой радости? Твои дела еще не закончены, и я не собираюсь бросать тебя одного.
— Мы договорились, — с досадой ответил Тилос. — Хлаш, не усложняй ситуацию. Если бы ты мог помочь хоть чем-то...
— А я и могу помочь. Тебе понадобится прикрытие, чтобы какой-нибудь мародер на свалился на голову в самый неподходящий момент.
— Не свалится. А ты должен охранять не меня, а...
— Я смогу защитить вас обоих, — весело сказал Хлаш. — Да и Элиза не лягушонок, чтобы держать ее в кувшине за пазухой. Я решил.
— Упрямый болван! — с досадой сказал Тилос. Хлаш коротко рассмеялся.
— Не трать зря время, друг. Опасность грозит тебе, не мне. В крайнем случае мы с нашей подружкой юркнем в кусты, и пусть попробуют нас догнать! Верно, Эла?
— Я не брошу Тилоса! — горячо выкрикнула девушка. — Пусть приходят всякие Демиурги! Мы им покажем!
— Показала одна такая... — фыркнул Тилос. — Ладно. Нет у меня времени на пререкания. Хлаш, раз уж ты увязался за мной, могу я попросить тебя поднести футляр?
— Не вопрос. Дотащил я твое железо сюда, дотащу и до места. Но, кажется, пора выходить. Путь по местным буреломам нелегок, особенно для...
— Я не отстану! — заявила Элиза. — Сейчас...
Она подхватила заплечный мешок и начала лихорадочно запихивать в него одеяло. Мокрая кое-как свернутая ткань упорно не хотела влезать в узкую горловину. Кто-то — судя по прикосновению грубой кожи, Хлаш — отобрал у нее и то, и другое.
— Я донесу, — сказал тролль тоном, не допускающим возражений. — Пойдемте, а то ночное зелье начинает выдыхаться. В третий раз за ночь настой пить я не стану, и не просите, мне ее жить хочется.
— Навязались вы на мою голову... — пробурчал Тилос. — Детский сад, да и только. Эла, держись за мою руку и постарайся не запинаться.
Тысячелетия назад тут не существовало никакого лога. Лишь одна из бесчисленных речек, которой много позже люди дали имя Светлая, несла свои не слишком обильные воды почти точно с севера на юг. Но именно здесь скрытая под огромными отложениями осадочных пород горная гряда почти выходила на поверхность. Если севернее и южнее воды реки могли свободно разливаться по глинистой равнине, то здесь поток протискивался по довольно узкой лощине между двумя чудовищными гранитными глыбами, пологой на западе и отвесной на востоке. Долгие годы вода промывала себе путь, вынося рыхлую породу и обнажая камень, смещая свое русло все дальше к востоку, к крутой скале, пока, наконец, не уперлась в остановивший ее твердый склон.
Результатом ее вековечных трудов стала долина верст девять-десять шириной, плавно понижающаяся с запада на восток, посреди которой уныло торчал голый каменистый холм, названный людьми Плешивым. Там рос только мох.
Дальше к югу начинались неглубокие овраги с пологими склонами. Речка петляла между ними и в них, разбиваясь на десятки звенящих мелких ручьев, и резко поворачивала на восток, к не слишком далекому океану. А еще южнее начинались заросшие ковылем степи.
Господствующие в здешних краях ветры задерживались поднимающимися на востоке холмами, где и выпадали основные осадки. Тут же дождей почти не случалось, и, слегка заболоченная весной, уже к началу лета местность превращалась едва ли не в каменистую пустыню. Именно поэтому пришедшие сюда люди нарекли долину Сухим Логом.
К восходу от Сухого Лога на полторы сотни верст, почти до самого океана, простирались гряды поросших соснами обрывистых каменистых холмов, проходимых для человека, но не для лошадей. К закату простирались глухие смешанные леса, заболоченные и заваленные буреломом. И то, и другое не слишком подходило для конских копыт, а потому образовывало идущий почти строго с запада на восток естественный рубеж обороны против набегов южных кочевников. Еще совсем недавно, во времена могущественной Приморской империи, северяне обрабатывали землю к югу отсюда, собирая богатые урожаи в теплом климате. Но постоянных селений там не возникло. С северного отрога долину прикрывала старая имперская крепость, где в свое время стоял небольшой гарнизон, но после смерти Империи запустела и обветшала и она. У тапарских князей так и не хватило ни людей, ни средств, чтобы поддерживать рубеж. Нельзя сказать, что местность вымерла полностью — отчаянные свободные землепашцы рисковали пахать землю в порубежье и по сей день, но основные границы Тапара проходили к северу. Легкие дома, которые можно бросить при первой же опасности, торные дороги, которыми урожай вывозился на север — вот и все, что наличествовало в окрестностях Сухого Лога. Периодические налеты кочевников из Граша наносили не так много ущерба, если не считать уведенных в рабство.
Обходные пути лежали либо вдоль океанского побережья, либо далеко на западе, уже за идущей к северу грядой Сахарных гор. Тайные лесные и болотные тропы оставались неизвестны южанам. Именно поэтому у наступающей орды не оставалось другого пути, кроме как через узкое горло Сухого Лога, прежде чем растечься по территории Тапара и остальных княжеств, грабя и сжигая селения и города. И южане, и северяне знали: избежать драки в долине не удастся.
Основной укрепленный лагерь северян встал на самом холме. Там расположились наиболее многочисленные тапарские пешие войска, возглавляемые лично Настоятелем Семлеменом, к которому примкнули и остальные Настоятели храмов. Семлемен, полагаясь на защиту Отца-Солнца и мало что понимая в военном деле, не позаботился о надежных фортификациях, а остальные князья подоспели к месту сражения лишь накануне днем. Поэтому превосходная, господствующая над местностью оборонительная позиция осталась практически не укрепленной. Лишь кое-где торчали полусгнившие завалившиеся частоколы, на скорую руку подлатанные свежим деревом, да над командирским шатром вызывающе торчала огромная золотая Колесованная Звезда, долженствующая наводить ужас на дикарей-язычников.
Князь Тойма с воеводой Тараленом заняли правый, а Перевет с Кумбаленом — левый фланги. Как более опытные солдаты, за ночь они успели немного обжить голую пустошь, наделав длинных, в два человеческих роста, заточенных шестов и натыкав в землю острых колышков, чтобы повреждать ноги вражеским коням. Впрочем, ловушки не ставили слишком густо, чтобы собственная конница, скрывающаяся за стеной плохо обученной пехоты, могла в решающий момент нанести контрудар. Атаковать первыми северяне не собирались, справедливо решив позволить южанам разбить свой ударный кулак о засевших в глухой обороне пехотинцев.
Всего на рубеже стояло до сорока тысяч пехоты и до десяти тысяч конницы северян. Небольшой, в сотню копий, отряд, отправленный Тумбаленом, на всякий случай занял старую крепость, но ей значения никто не придавал. В крайнем случае, она спасет жизнь немногим уцелевшим. Еще один двухтысячный конный полк под предводительством князя Дзергаша укрылся на опушке лесов на западе долины, чтобы в решительный момент ударить по дикарям с тыла. С севера скорым маршем шли подкрепления, растянувшиеся на две осьмицы пути, но ко времени решающей схватки они не поспевали. Если южане прорвут рубеж, опоздавшим придется рассыпаться по лесам и вести партизанскую войну в отчаянной надежде истребить хотя бы часть орды, прежде чем она достигнет обжитых мест.
Южане тоже собрали для удара далеко не все имеющиеся силы. Истощенная дальними переходами и бескормицей конница растянулась далеко по прилегающим степям, а пешие могли достигнуть южных границ Тапара не раньше, чем через двадцать дней, а то и больше. Но времени ждать не оставалось. Кони требовали корма, а каждый день укреплял северные позиции. В конце концов, если северяне успеют выстроить в долине полосу укреплений, главная ударная сила южан — легкая кавалерия — окажется не у дел, и тогда придется совершать пешие обходные маневры и вообще ввязываться в затяжную позиционную войну с неясным для обеих сторон исходом.
Гордый Зур Харибан с одобрения прочих Повелителей Ветра поставил гуланов в центре. Его главный удар нацеливался на Плешивый холм. После легкой победы на холме гуланской кавалерии следовало разделиться на две части и обрушиться на открытые фланги северян. Осторожная Тарона не стала спорить, расположив тарсаков правее, так что их целью оказывались войска Перевета. Сначала она с сомнением оглядела остающуюся по правую руку почти отвесную каменную стену в сотню саженей высотой, но потом решила, что быстро спуститься по таким склонам человеку не под силу, а для лучников расстояние слишком велико. Если бы она знала про три сотни троллей Клатта, то, возможно, чувствовала бы себя в меньшей безопасности.
