С переменным успехом отговаривая себя от идеи сорваться в Москву немедля, к отцу и Мише, я закончила с делами только к половине седьмого. Однако с решением так и не определилась.
Где сейчас я нужна была больше? В "столице"? Или в суде в Москве?
Леонид и Татьяна уже ушли, Люся — под незатейливый пересвист популярной песни еще только собиралась. В приемной вовсю командовала приходящая уборщица — колоритная бабуля лет семидесяти с жестким категоричным взглядом и твердой железной хваткой, орудовавшая веником и шваброй, точно шпагой и дагой.
— Андрей дал в понедельник выходной! Майские праздники, как-никак, — с энтузиазмом сообщила Люся. Ее кудряшки подпрыгнули, словно в такт ее экзальтированному нетерпению. — Что планируете делать? Я вот собралась на свидание вслепую! Ну, точнее, не вслепую, я его уже видела. На фото. Мы познакомились сегодня в социальной сети. Он прокомментировал мою фотографию, а я лайкнула его!
— Высокие отношения.
— Любовь с первого взгляда — единственная и на всю жизнь! Это точно она! Я такие вещи быстро угадываю: пересмотрела четыре раза все серии "Секса в большом городе" подряд. Это — мой "Мужчина Мечты". Тем более, он признался, что живет в Сретенском квартале, а это почти также круто как в Цветочном! Ну, если исключить, конечно, квартал Искусств, Московский...
— Людочка!
— А, да, простите... Я опять...
— Хороших выходных!
— Постойте! Оксана Викторовна, Андрей передал, чтобы вы зашли к нему перед уходом. И... пожалуйста, не сердитесь на него... У Андрея выдалась тяжелая неделя... Он так переживал из-за... — Люся, едва заметно сконфуженно скривившись, покрутила пальцем в воздухе, указывая на мои посветлевшие гематомы. С каждым днем тональный крем скрывал их все лучше, угадывались синяки на лице под плотным слоем косметики все слабее. — Он за всех нас всегда так волнуется! Что случится — буквально места себе не находит от тревоги!
Иногда рыжеволосая девушка-секретарь казалась мне особенным средоточием простодушной доверчивости и сердобольной наивности суждений. До абсурда. И судя по грубоватому едва различимому: "Курица слепая!" со стороны уборщицы, не мне одной.
В кабинет Андрея я вошла без стука, на негнущихся ногах и с дрожью в руках, владея собой в достаточной степени, чтобы мое состояние невозможно было определить с первого взгляда.
— Сколько здесь работаю, каждый день узнаю о тебе что-нибудь новое. Благотворительность, сострадание, коллективизм. Сегодня, например, ты в глазах подчиненных — чувствительный мученик-эмпат, радеющий за благополучие каждого сотрудника, — выпалила я, уже почти привычно заняв место на диване, узком велюровом и неудобном. Воспоминания о прошлой встрече и некоторой ее горизонтальной наклонности, здесь же, на диване, полезли в голову непрошено и некстати. Правда, в тот раз эргономическая несостоятельность мебели и общий ее дискомфорт волновали меня в меньшей степени. — Хвалю, лучше научился притворяться!
— Беру пример с тебя! — резко отчеканил Андрей в ответ.
Мужчина сидел в своем начальничьем кресле, скрестив ноги и закинув их на стол, сверлил мрачным взглядом початую бутылку виски перед собой и время от времени посматривал в сторону пустого стакана рядом. Моя персона его будто бы и не интересовала вовсе.
— Алкоголь? Помню, ты говорил, что он тебя не берет?!
— Соврал. Смотря сколько выпить. Ящик виски и я — пьян, почти как нормальный человек после бутылки. Правда, трезвею быстро. Полчаса после, и я — чист как стеклышко. Мой организм и любой другой яд может переработать быстрее. Наверное. Не то чтобы я лично и намеренно проверял на практике. Как думаешь, стоит? Купить мышьяка, например, и по-настоящему расслабиться сегодня вечером? — Андрей, наконец, поднял голову и посмотрел на меня в упор, не мигая, — по предыдущему опыту добавить в виски, для пикантности?!
Бэль ему рассказала. Или сам догадался, расспросив Ромчика. Или попросту сложил все факты воедино.
Интуиция молчала, передавая абсолютное главенство разуму. Последний, в свою очередь, лихорадочно искал, как бы оправдаться.
Несмотря на миллион недостатков, Андрей не был дураком. В прямом смысле отсутствия в его голове мозгов и думательного процесса. Очень часто на его суждения влияли его импульсивность, взрывной характер, категоричность суждений, высокий уровень эгоизма и эгоцентризма, упрямство. Однако когда мужчине удавалось взглянуть на ситуацию более или менее трезво, выводы он делал правильные.
— Я сожалею о "Яде души"... — после минутного молчания, повисшего в кабинете, я не выдержала и все-таки призналась. Хотя стройная версия абсолютной несознанки уже появилась в голове, переплетя по привычке недосказанную правду и откровенную ложь. Держалась я невозмутимо, говорила ровно — внутреннее волнение выдавали только побелевшие костяшки пальцев, — я не до конца понимала, что делаю. Не до конца осознавала последствия. Я даже толком не знала, зачем и что подливаю. И кому...
— Надо же, а я думал, будешь по привычке лгать и изворачиваться.
— Сказал самый честный почти человек на свете!
— О, а вот и знакомые интонации в голосе: "Да, я виновата, Андрей, но ты и сам хорош!" — мужчина открыл бутылку, налил в стакан виски до краев и тут же немедля ополовинил его в один глоток. — А ведь Юру ты могла по-настоящему убить своим пойлом! Хотя, конечно, сначала напугала вусмерть. Пришлось даже Бэль звонить...
— Я не зна...
— Да все ты знала! — мужчина снова подлил в стакан виски из бутылки, которую до сих пор держал в руке, и в пару глотков опустошил его. Но видимо алкоголь и вправду действовал на Андрея иначе, потому как после выпитых поллитры, он бросил бутылку с остатками виски под стол с откровенной досадой и сожалением в абсолютно трезвом взгляде. Мысль о том, что четыре года назад он вовсе — и капли в рот не брал, неприятно резанула сердце. — Ты же будущее видишь.
Виноват был он. Во многом: в моем трудном выборе; в нынешних подозрениях; в тяжелой ноше, свалившейся на плечи; в изысканиях Феликса и настойчивом преследовании Астры; в реальной невозможности уехать сейчас из "столицы", чтобы помочь с судом отцу и Мише, наконец. Я верила в это так несомненно, как в собственные падения и будущее, показанное Силой. Однако совесть все равно терзала: обвиняла в излишней узколобости, напомнила о периодическом малодушии, в конце концов, без устали цитировала Бэль — ненавистные слова о том, что из нас двоих именно я была взрослой и мудрой. Я должна была принимать правильные решения и нести ответственность за них. Андрея она всегда считала лишь капризным ребенком с трудной судьбой и сложным выбором. В этом я, кстати, также его винила.
С Мишей все складывалось по-другому — с точностью до наоборот. Он был старше, мудрее, с охотой возлагал на себя обязательства отношений. Даже виски не пил. Только любви между нами... не случилось. Да и какая любовь может быть между женщиной и персональной пилюлей антидепрессанта? Права была Зо, Миша — лишь удобный аксессуар для упорядоченной, комфортной жизни.
— Откуда только взяла это варево?!
— А Бэль разве... не пояснила?
— А должна была?! — Андрей прищурился.
— Ну-у... я подумала, что... она же тебе рассказала... про отвар, да?!
— Вообще-то нет. Я сам догадался. Бэль, конечно, той ночью намекала, что это было в твоем стиле, но я не поверил. Принял ее слова в штыки, наорал: мол, снова лезешь не в свое дело и обвиняешь Ксану во всех смертных грехах... А много позже задумался: подлить отвар в бутылку виски незаметно, точно по минутам рассчитать, когда Люся и Ромчик отвернуться, а после — ускользнуть также неощутимо, словно тень — это определенно твой стиль, Ксана. Еще, конечно, удачно сошлись факты — после случая с отравлением ты больше не поднимала вопрос моей виновности в убийствах мальчиков, видимо разобралась самостоятельно.
Я тонко улыбнулась, пытаясь подавить неосознанный страх:
— На кожу убитых сигиллы нанесли лезвием охотничьего ножа, у тебя — меч-бастард.
— Ранее этот факт тебя не беспокоил. Потому что он несущественен. Потому что по желанию владельца "раскаленное пламя" может принимать любой вид оружия — от перочинного ножика до пистолета.
— Потребуется время: годы концентрации и практики.
— После твоего побега мне как раз нечем было заняться.
— А как же самообразование и книги?!
Я не поняла, что стало спусковым механизмом в этот раз, на каком моменте случилось переключение, но Андрей загорелся праведной кипящей до бурления злостью в мгновение. В следующее — мужчина оттолкнул свой стол к окну, а на третье — уже возвышался надо мной, сверху вниз рассматривая с мрачностью готовящегося к работе палача лицо.
Удивительным образом, но меня это успокоило. Холодный прозорливый Андрей пугал, буйствующий — казался знакомым оплотом, с которым я знала, как говорить.
— Ты ведь сейчас и вправду с кем-то встречаешься, да?! — прошипел мужчина, — с кем-то из ведающих? С сильным, могущественным и родовитым?!
— Что...
— Это он тебе помог... с отваром?!
Я почувствовала себя выброшенной на берег рыбой. Только и смогла, что открыть рот и вздохнуть. Как ошеломленная в понедельник Люся.
Идея Андрея казалась абсурдной: последнее, о чем я мечтала — мужчина-ведающий, потомственный, рядом. Как будто своего потенциала и личных способностей мне было мало! Как будто подобно половине родовитых ведающих "столицы" я стремилась только лишь к власти и могуществу! Как будто сам Андрей благополучно выкинул из головы мои слова-обвинения, брошенные ему в лицо четыре года назад!
— Говори! — наседал мужчина. — Откуда бы еще ты взяла рецепт?! А высокий потенциал, необходимый для создания отвара? После истории с отцом рода Комаровых на дружескую взаимопомощь со стороны могущественных родов "столицы" глупо рассчитывать. Да и к Феликсу с таким вопросом ты не явилась бы. Опасно и дорого. А Катерине Азарковской я не поленился позвонить и спросить: в последний раз вы общались года четыре с половиной назад.
— Высокий потенциал, сложности в рецептуре... Сам-то ты откуда узнал об отваре?
— Записи матери. Или ты забыла, что до встречи с моим отцом она была "самой талантливой ведающей нынешнего тысячелетия"?! — я не разобралась, был ли его голос полон сарказма или мужчина всего-навсего цитировал слова отца.
— Погоди, ты... хочешь сказать, намекаешь, что "Яд души"... этот отвар придумала... твоя мать?! Ее личные способности... она же умела, кажется, сочинять обращения...
— Нет. Авторство принадлежало какому-то идиоту, тысячелетия три тому назад решившему, что дражайшая супруга продала душу в обмен на умение вкусно жарить мясо, — Андрей неожиданно сделал шаг назад. — Отвар-насмешка, притча из Учения о Силе. Абсолютно бесполезное ядовитое варево: готовиться крайне долго, включает в себя более трехсот ингредиентов. Ведающему без очень высокого потенциала к нему не подступиться. Да и зачем?! "Яд души" — это яд для людей, животных, растений, ведающих — едва ли не всего живого, лишь бы только выпить его оно было способно. Но нож, пистолет, обращение к смерти, тот же мышьяк — куда проще и эффективнее!
— Только если... — я с ужасом подхватила мысль Андрея и процитировала, пробубнила себе под нос едва слышно, слова Астры, — "...в теле еще теплится душа, сколь малой частицей она могла бы оказаться, как если бы ее не было вовсе..."
— Да! — мрачно подытожил Андрей, уперев руки в бока. Мои слова он расслышал, тем не менее, отчетливо. Мужчина снова превратился в палача, только теперь, как я чувствовала, занесшего топор над головой приговоренного. — Только у сильного, могущественного, родовитого ведающего могли быть записи об этом отваре: в родовой книге с повествованием Учения о Силе. Но только ты смогла бы придумать, КАК использовать отвар и только твой любовник с очень высоким потенциалом был способен приготовить его!
Мужчина отвернулся. Следующие слова он произнес ровно и безэмоционально:
— Забавно, что моя мать, видимо, также планировала напоить меня им... этим отваром... только сразу после рождения. То ли убить хотела, то ли и сама додумалась... проверить... Она этой гадости впрок наварила...
У меня внутри все оборвалось от лавины противоречивых эмоций.
Из рассказов Андрея я помнила, что мать его была давно и благополучно мертва — погибла чуть ли не сразу после родов, успев лишь мельком взглянуть на сына и дать ему имя. Подробностей он не знал. Относился мужчина к матери всегда ровно, с некоторым чувством вины, на степень которой только был способен.
Женщина встретила отца Андрея будучи школьницей, лет в пятнадцать, кажется, и то ли влюбилась, то ли соблазнилась взрослым мужчиной, но убежала за ним вслед из дома безоговорочно и по-видимому с охотой. А через год умерла, родив сына.
Я встала и сделала шаг к Андрею, оказавшись вполоборота за его плечом. Мужчина как никогда напоминал статую — высокую, идеальную, каменную. В этот момент можно было засомневаться и в наличии у него дыхания, сердцебиения, настолько бездвижно Андрей стоял, замерев на месте. Наклонившись и уткнувшись лбом в его плечо, мне показалось даже, что температура его тела упала, я едва слышно прошептала в пустоту:
— Ты... ездил... в Убежище?
Андрей не ответил. Ни через минуту, ни чрез пять. Через пятнадцать, не добившись ни слова, ни звука, я сама подняла голову и сделала шаг назад. Мужчина остался на месте.
Подобрав с дивана оставленную ранее на нем сумку, я задержала взгляд на добрых полминуты на вывернутом вбок столе, перекатывающейся под ним почти пустой бутылке из-под виски с янтарно-золотистой лужицей у горлышка, наконец, на затылке самого Андрея, после — поспешила убраться вон.
Однако напоследок у двери все же услышала злое и шипящее:
— Если твой сильный, могущественный и родовитый еще раз тебя ударит, я разрублю его на куски "раскаленным пламенем". И плевать на последствия...
Водитель такси и бровью не повел, когда я назвала адрес. Колоритный мужчина — широкий и крепкий во всех местах от пальцев рук до кончиков волос, с мрачным насупленным лицом лишь серьезно кивнул и завел двигатель.
Я заняла место на заднем сидении с таким же угрюмым и сосредоточенным выражением, а когда поймала наше двойное отражение в зеркале заднего вида, едва не расхохоталась от нервного напряжения — как два маньяка с упрямством и неумолимостью в своем решении мы направлялись на областное кладбище в пятницу вечером.
На месте я оказалась без пяти девять.
Солнце скрылось за горизонтом час назад. Тонкий растущий месяц уже гулял по небосводу, своим отблеском очерчивая зловещие контуры окрестностей. Густые облака только собирались, кружа, словно стаей голодных хищников перед добычей.
Водитель высадил меня на окраине дачного поселения, едва ли не у самого берега озера. Ориентировалась я с помощью фонарика, приготовленного еще загодя и брошенного в сумку с утра, и подсказок интуиции: место ритуала нашла в течение часа, еще за полчаса разведала ближайшие окрестности на предмет скрытой позиции для наблюдения со стороны, и, наверное, часа два-два с половиной прождала появления подруги.
