Антон Иванович понимал, что радиограмма от командира дальнебомбардировочной эскадры о подтверждение факта бомбардировки генштаба противника мало что даст. Степень разрушения зданий генштаба летчики могли определить только приблизительно. Более-менее достоверные сведения поступят от берлинских агентов разведывательного отделения, но это случится не раньше ночи. Таковы особенности радиосвязи. Основную информацию можно было ожидать от нейтралов, что произойдет не ранее завтрашнего дня. Между тем, когда в полдень радио донесло весть об успешном налете, Антон Иванович перекрестился.
* * *
Проект создания 'Летающих крепостей' был затеян переселенцами задолго до войны, и с самого начала подразумевал военное и гражданское применение. Сначала над бомбардировщиком работал Федотов. Позже его сменил Яков Модестович Гаккель. Сами того не ведая, в этом проекте участвовали инженеры разных стран. Американские специалисты на заводе переселенцев проектировали убирающие шасси, шведы трудившихся над протектированными топливными баками, но патенты принадлежали владельцам заводов.
На первый взгляд создание такой машины с нуля, задача неподъемная и по стоимости, и по сложности. Все верно, и не знай переселенцы тенденций авиастроения, браться за такую задачу было бы безумием, но общее понимание имело место быть. К тому же в прообразе аэроплана будущего гражданского флота использовался весь задел, полученный специалистами 'Авиазавода ?1'.
Главное, в отличии от всех живущих в этом мире, переселенцы хорошо представляли себе технические параметры, к которым можно и нужно было стремиться. Взять хотя бы форму фюзеляжа. Казалось бы, ну что в ней особенного? Но в том-то вся и тонкость, что внешний вид ЛИ-2 стал классическим для целого семейства дозвуковых самолетов, в том числе и реактивных лайнеров, и брал он свое начало из средины тридцатых годов. До этого конструкторская мысль рыскала в поисках оптимума, как тот барбос по помойкам. И таких знаний у переселенцев, был воз и маленькая тележка, что существенно снижало затраты, и позволяло заблаговременно сосредоточиваться на конструировании самых проблемных узлов.
Что касается финансирования, то послевоенные воздушные перевозки должны были отбить любые затраты, поэтому все делалось по максимуму, выходя на уровень авиации первой трети тридцатых годов. Пока же проедались 'длинные' кредиты, взятые под залог активов еще до войны.
* * *
В довоенном 1909-ом году граф Цеппелин основал первую в мире транспортную авиакомпанию 'Германские дирижабли', выполняющую экскурсионные полеты над Германией. Нет ничего удивительного, что снимая документальный фильм о Германии, 'Первая Русская кинокомпания' арендовала у немцев дирижабль 'LZ-13'. Воздушный трудяга, не только показал с высоты птичьего полета самые красивые города второго рейха, он и облетел Германию по границам. Больше всего кинооператоров интересовал пролет над Берлином с северного направления. В результате мир получил замечательный фильм, а киношники заработали хорошие деньги и благодарность от самого Вильгельма II.
Знал бы 'друг Вилли', что фрагменты фильма с пролетом над его столицей, будут 'до дыр' просматривать на полигоне 'Капустин Яр'.
Еще одним следствием выхода в свет кинокартины, стал рост популярности фирмы 'Германские дирижабли'. На ее экскурсии ломились состоятельные люди со всей Европы. Перед войной среди этой публики затесались молодые повесы из России, и только узкий круг знал, что это тщательно отобранные курсанты воздухоплавательной школы первого авиазавода.
Неудивительно, что 'повес' больше всего интересовали полеты над Берлином.
— Внимание, — голос полковника Збруева, показался командиру второго звена 'Летающих крепостей' торжественным, — через три минуты поворачиваем влево, и с набором высоты держим курс 183 градуса.
Это был тот момент, к которому Иван готовился последний год и на душе у него заиграли фанфары. Очень скоро, набрав высоту шесть километров, аэропланы пересекут береговую линию Германии, и с пологим снижением устремятся к ее сердцу.
В летную школу при первом авиазаводе Иван поступил перед войной, и тогда же оказался среди 'русских повес', отправившихся в воздушную экскурсию над Германией. К концу четырнадцатого года школа получила право ходатайствовать о присвоении унтер-офицерских званий для своих выпускников, и после проверки квалификации в летном отряде Северо-Западного фронта молодому летчику было присвоено звание зауряд-прапорщика — реальную подготовку московских авиаторов на фронте знали, и потому не кочевряжились.
Первая половина 1915-го года прошла в непрерывных боевых вылетах. На своем 'мигаре' Иван летал на разведку и корректировал артиллерийский огонь. Дрался с 'фокерами' и 'альбатросами', за что получал награды. В таких же боях дрались его товарищи. Бывало, гибли, но в целом счет был в пользу русских военных летчиков.
После ранения в руку, и присвоения чина подпрапорщика, Иван был направлен в эскадру бомбардировщиков 'Илья Муромец', базирующуюся у деревни Старая Яблонна. Теперь он летал на бомбежки. Дела на фронте шли неважно. На земле не хватало патронов, винтовок и снарядов, а в воздухе самолетов.
Машину, на которой летал молодой летчик, несколько раз ремонтировали, а самому Ивану присвоили чин поручика, но после очередного боя с 'альбатросами', восстанавливать стало нечего. В это же время военная судьба сделала очередной кульбит, и Ивана в числе трех десятков 'безлошадных' пилотов командировали в распоряжение их родной воздухоплавательной школы. Тогда же Иван узнал, что альма-матер регулярно проводит переобучение пилотов на новые модели, а последнее время пилотов стали учить бомбометанию с пикирования. Как потом выяснилось, к группе пилотов, летавших на тяжелых самолетах Сикорского, это относилось лишь частично.
Первым делом у всех прибывших проверили здоровье. Измерили остроту зрения и скорость реакций. После вращения в специальном кресле, кое-то не смог пройти по окрашенной половой доске, и был отчислен. Нескольких человек отсеяли после диагностики сердца на новомодном кардиографе, когда 'садист' в погонах капитана медицинской службы задавал сотни дурацких вопросов.
Прошедшие отбор дали подписку о неразглашении, после чего отмеченные наградами боевые пилоты во главе с капитаном Збруевым познакомились с новейшим секретным бомбардировщиком.
Посмотреть была на что. Бомбардировщик представлял собой моноплан, крылья и фюзеляжа которого были выполнены из дюралюминиевых профилей, по типу, так называемого, геодезического каркаса Шухова, который и занимался его расчетом. Крылья, стабилизаторы и носовая оконечность обшивались дюралевым листом, остальная часть корпуса обтягивалась перкалем, что в сумме с геодезическим набором обеспечивало минимизацию веса.
Четырехмоторный серо-голубой моноплан, имел убирающееся шасси. Остекленная носовая оконечность и узкий фюзеляж делали его похожим на хищную стрекозу. Верхний, нижний и кормовой блистеры со сдвоенными крупнокалиберными пулеметами усиливали это впечатление. Огневую мощь добавляли боковые щели и передние турельные установки второго пилота и штурмана. Даже во сне пилоты не моги представить себе такую машину.
Под стать оказались характеристики. С турбонаддувом самолет мог подняться до восьми тысяч метров, где экипаж пользовался кислородными масками. Крейсерская скорость равнялась 250-ти километрам в час, а предельная достигала 300 километров. На такой скорости 'Летающую крепость' с трудом догонял германский 'Альбатрос' последней модели, но резко возрастал расход топлива и падал ресурс двигателя. Аэроплан имел перегонную дальностью 2500 километров, при грузоподъемности полторы тонны.
На его фоне 'Илья Муромец' казался коробчатым змеем. Справедливости ради, надо сказать, что последние машины Сикорского поднимали до двух с половиной тонн, но их дальность и скорость были заметно меньше. Аналогично обстояло дело у германских бомбардировщиков. Слабым местом 'Летающих крепостей', был ресурс двигателей. Поначалу их меняли каждые пятьдесят часов.
Пилоты осваивали новую машину, которая у них на глазах совершенствовалась, а ресурс новых моторов сначала увеличился до 75-ти часов, а перед вылетом на бомбежку Берлина до ста.
Штурманы учились ориентироваться по звездам, и по сигналам радиомаяков. Осваивали прицельное бомбометание с большой высоты, и с бреющего полета. Экипажи учились отбиваться от наседающих со всех сторон истребителей, овладевали искусством летать над морем. Основные навыки отрабатывали на 'мигарях' и стареньком 'Муромце, и только потом умения закрепляли на своих красавцах, базировавшихся на полигоне 'Капустин Яр'.
Летом шестнадцатого года подготовка на полгода сменилась боевой работой. К сожалению, на 'Муромцах' — о серо-голубых 'Летающих крепостях', нельзя было даже вспоминать.
Как позже понял Иван, за эти полгода пилоты 'крепостей' восстановили навыки реальных боев, попутно передав свои знания пилотам обычных воздухоплавательных частей.
На полигон Иван вернулся в звании капитана, а после февральских событий, был назначен заместителем командира Первой дальнебомбардировочной эскадры, командовал которой полковник Николай Збруев.
Восемнадцатого июня 1917-го года десять 'Летающих крепостей', сгруппированные в пять звеньев, по две машины в каждом, перелетели на аэродром под Ригой. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться — со дня на день предстояла бомбежка столицы Германии.
Догадка подтвердилась на следующий же день, когда до командиров 'крепостей' довели полетное задание. Без споров не обошлось, и только после уяснения всех тонкостей, в предрассветных сумерках 22-го июня 1917-го года был зачитан боевой приказ, после которого эскадра взмыла в небо, чтобы, пролетев за четыре часа тысячу километров, к десяти утра оказаться над целью.
Береговую линию машины пересекали над малолюдной местностью, не долетая 50-ти километров до устья Одера. Такой маневр позволял остаться незамеченными. Для этого самолеты взобрались на высоту восемь километров, откуда плавно снижаясь, держались правого берега немецкой реки. Впереди шло звено командира эскадры, за ним звено его заместителя. Этим 'крепостям' предстояло отбомбиться по генштабу Германии. Остальные звенья решали вспомогательные задачи.
От небольшого городка Цехден, до центра Берлина шестьдесят километров или пятнадцать минут лета. По плану здесь начинается выход на рубеж атаки, и в подтверждении этого радиоволны донесли приказ полковника Збруева: 'Командирам звеньев внимание! Под нами Цехден, всем провести перестроение, согласно плана атаки'.
Поворачивая правее, звено командира эскадры со снижением устремилось в сторону цента Берлина. За ним нырнуло звено Ивана. Третье и четвертое звенья, ускоряясь, приняли правее. Их задачей было прикрыть правый фланг атакующих генштаб справа, и вывести из строя аэродромы 'Тегеле' и 'Темпельхоф', на которых кроме цеппелинов, базировались германские самолеты.
Пятое звено забирало левее, ему предстояло вывалить легкие фугасы и 'зажигалки' на авиазаводы. Жаль, что под Берлином не было химических производств.
Когда под крыльями показалась северная окраина Берлина, бомбардировщики снизились до трехсот метров. С этой высоты отчетливо видны экипажи и задиравшие головы зеваки. Самые проворные наверняка бросаются звонить родственникам или знакомым, и даже в генштаб.
Сам генштаб представлял собой группу зданий шириной 80 и длинной 100 метров. На эту цель первое звено должно было сбросить шесть бомб с высоты ста метров. Идущее следом звено Ивана освобождалось от своего груза с высоты ста пятьдесяти метров, а замедлители на взрывателях были выставлены из расчета одновременного подрыв всех двенадцати полутонных бомб. Дополнительный взрыватель срабатывал от детонации любой из 'соседних подружек', что обеспечивало полную одновременность подрыва.
К этой тактике пришли не сразу, а Ивану довелось участвовать в экспериментах с радиоуправляемыми бомбами. Как это ни странно, но бомбометание с бреющего полета на минимальной скорости, показало наибольшую эффективность.
Резкая фраза командира эскадры: 'Ложусь на боевой', командой была только для Ивана. Для остальных всего лишь информацией, что до сброса бомб на германский генштаб осталось около трех минут.
За это время Иван успел заметить медленно плывущий далеко слева германский аэроплан. За две минуты до бомбардировки, в районе аэродрома 'Тегеле' вспух гигантский огненный шар. Судя по масштабу бедствия, четвертое звено удачно спалило дирижабль. Не прошло и десяти секунд, как второй пилот вновь вспомнил 'матушку' — это следующий огненный шар поставил точку в существовании 'Тегеле'. В это время первая машина третьего звена должна была выходить на бомбежку 'Темпельхофа', но хлестнувшее по нервам сообщение штурмана: 'Командир, бомболюк открыт, до сброса тридцать секунд', заставили отбросить второстепенное. Теперь все зависело от того, как точно Иван удержит бомбардировщик на боевом курсе, и от штурмана, нажимающего кнопку бомбосбрасывателя.
Отрабатывая на учениях атаку, Иван всегда запускал 'внутренний метроном' после команды штурмана. Это помогало сосредоточиться. Не был исключением и сегодняшний день, и едва он досчитал до тридцать одного, как облегченный на полторы тонны аэроплан мягко толкнуло в небо, после чего правая рука плавно вывела сектор газа на максимальные обороты, а руль удержал попытку воздушного корабля от желания забраться повыше. Сейчас требовалось, как можно дальше увести машину от места взрыва.
Жерло рукотворного вулкана на месте Большого Генерального штаба Германии разверзлось спустя десять секунд. Несмотря на то, что бомбардировщик за это время успел удалиться на полкилометра, Ивану показалось, что по машине долбануло исполинской кувалдой, и он вот-вот развалится.
Пролетая над разбросанными по аэродрому 'Темпельхоф', дымящимися обломками аэропланов, командир эскадры подал команду: 'Эскадра, всем занять места согласно боевого порядка. В Париже нас ждет обедня!'
Надо ли говорить, что концовка приказа всеми экипажами была встречена с одобрением. Тогда же по коротковолновой связи в штаб ВВС морзянкой ушло шифрованное сообщение о результатах налета.
Через час после бомбардировки с Атлантики потянуло кучевыми облаками. Явление для этого времени года обычное, но на высоте 6000 тысяч метров болтанки не ощущалось. Ровно гудели моторы, командиры аэропланов и вторые пилоты поочередно сменяли друг друга. Штурманы обеспечивали перелет по дуге большого круга, а стрелки привычно контролировали свои сектора обстрела.
— Командир, со стороны Хохенбурга по нашу душу вижу десять 'Фоккеров', дистанция около двух километров, — принес тревожную весть голос командира пятого звена.
Реакция полковника Збруева последовала незамедлительно:
— Всем внимание! Эскадре перестроиться для отражения атаки сзади и добрать триста метров высоты. Решение о принятия боя приму позже.
По получении команды, три последних звена выстроились друг над другом этажеркой. При таком построении крадущийся сзади противник напарывался на одновременный огонь шести кормовых и минимум четырех нижних сдвоенных пулеметов, а набранная высота делала аэропланы противника неуклюжими утками, что вскоре и подтвердилось.
