"О Создатель, прошу Тебя, предохрани книгу мою и всю веру нашу от фанатиков и фундаменталистов, кои будут считать её всею истиной и слова из неё произносить, вместо того, чтобы понимать их и думать самим. Уж лучше пусть они поносят книгу мою, плод мучительных исканий и озарений моих, чем превращают её в идола и догму".
"Молю Тебя, чтобы все народы правоверные поняли, что Знание есть истинная вера, и обратились к знанию Божиему, стали искать его, а не коснеть в невежестве. Чтобы они поняли книгу мою применительно к духу их народа и к обычаям его и взяли из неё всё лучшее, оставив неподходящее до того времени, когда оно само понемногу войдёт в их дух и обычаи".
"Молю Тебя за наших заблуждающихся братьев, которые в унынии своём не осмеливаются к Тебе прямо обратиться, а просят посодействовать рабов Твоих, коих они в заблуждении своём считают высшими слугами Твоими в нашем мире. Дай им смелость узреть милость Твою, и пусть поможет в этом то, что отныне правоверные не будут делить знания на угодные и неугодные и не будут отмахиваться от достижений заблуждающихся братьев, поелику они противоречат букве священных книг наших правоверных пророков. А если у них самих не хватит смелости, пусть помогут им верные саблями своими и затем увещеваниями своими".
"Молю Тебя, прости пророков правоверных, бывших до меня, кои не осмеливались повторить слова Кунга, что не может пророк глаголить Истину. И тем самым соблазнили они многих верных делить знания на подходящие и неподходящие для верных, а самых сбившихся с пути — молиться на слова в книгах священных, а не на слова Божии, кои за ними скрываются".
"Молю Тебя и за самых погибших: за дикарей-идолопоклонников и за Древних Проклятых, кои природе вместо Бога поклоняются, и даже за "свободомыслящих", поклоняющихся Дьяволу под именем "святой свободы". Дай им узреть свет Божий и развеять морок, коий перед их глазами Дьявол сгустил. И пусть помогут в этом им наши братья, и правоверные, и заблуждающиеся, оружием своим, а затем служением их и добрым обращением с ними как с рабами нашими".
"И ещё раз молю Тебя, чтобы Ты дал мне силы до конца пройти по Пути моему. А потом своевременно позволил получить озарение новому пророку, когда люди слабые начнут извращать свет Божественного Знания, и тем самым освободил бы душу мою от посмертного служения ради новых испытаний".
* * *
По обычаям Родины, не мог пророк хвастаться своими достижениями и сам утверждать свой пророческий дар, он мог лишь указывать на свои недостатки и на трудности, которые ему на Пути встретились. А Йолур чётко провёл линию: не цитировать священные книги, поскольку слова не могут выразить всю глубину идей, за ними стоящих. Намёков на предыдущие писания рассеяно в его книге очень много, но ни одного прямого совпадения нет. И считалось, что душа пророка помогает правоверным, пока не придёт новый пророк.
Глава 14. Передышка
Атар чувствовал, что после столь бурных событий должна наступить передышка. Действительно, три года больших событий в Лиговайе и непосредственно вокруг неё не было. Его новая жена Орлансса сразу забеременела и была рада, тем более, что ей предсказывали сына. Царь про себя ликовал: это будет уже пятый его сын, и осталось трое из четырёх. Причём даже старший не погиб, а был отдан в усыновление другу и побратиму.
Орлансса поставила в своих покоях прекрасный ковроткацкий станок и ткала ковёр, не допуская ни мужа, ни кого другого, кроме своих рабынь-прях, а также её товарки по мужу и на самом деле искренней и лучшей старшей подруги Арлиссы. Когда Атар спрашивал Арлиссу, что же за ковер ткёт Орлансса, она лишь улыбалась, не желая даже намёками нарушать клятву молчания. Единственное, что она сказала, было:
— Муж мой любимый, ты останешься доволен.
— В этом-то я не сомневался и сам! — улыбнулся царь и поцеловал супругу.
Он действительно восхитился, когда на громадном ковре увидел (достаточно сильно идеализированный, но очень красивый) вид Дилосара с эмблемой Лиговайи наверху в левом углу и древней её короной наверху в правой, а внизу в углах были эмблемы Империи Старков и Карлинора как метрополий нового государства. В городе на улицах было тщательно выткано разноплемённое население. На центральных улицах были старки с союзниками и слугами. На окраинах — посады агашцев, Единобожников, горцев, степняков. В гавани стояли корабли и старкские, и агашские, и Единобожников, и южного материка. На Форуме выступал оратор и ещё в ходе его выступления граждане расходились за черты голосования. И что уж совсем не соответствовало правде: во время Народного Собрания в амфитеатре шёл спектакль, где выступала агашская опера. Царь был одновременно и во дворце, и на курии Форума, и в театре, а на Лугу празднеств под стенами города танцевали нагие гетеры.
— Не знал я, что у нас троецарствие, — пошутил Атар и поцеловал свою верную жену.
На базар Орлансса ходила сама в сопровождении рабыни, чтобы носить мелкие покупки. Крупные, как и полагалось, приносили приказчики из лавок (слугам это было бы малость не по рангу). Покупала она в основном шерсть, хлопок и шёлк, часто немедленно заказывая их окраску. Торговалась царица долго и азартно, чувствовалось, что просто из любви к искусству.
Арлисса очень серьёзно подошла к своей магистратуре трибуна женщин. Она всё время разговаривала с женщинами, причём не только с гражданками, присутствовала почти на всех судах в Дилосаре, а заодно объехала почти всю Лиговайю, помогая бедным и наблюдая за положением женщин. Она посетила даже резервацию Ненасильников. Правда, дальше дома приёмов на внешней площади деревни царицу не пустили, вежливо выискивая предлоги, почему её никто сопроводить не может. Разговаривали с ней лишь члены семьи старосты да девушки из школы, готовящей выходцев во внешний мир. Аориэу, который был Главным Наставником в той же деревне, посетил высокую гостью и проговорил с ней около часа. У царицы создалось впечатление, что за это время она получила больше, чем за остальные три дня в деревне, так что ненасильник своей цели достиг.
Поскольку жена регулярно бывала на судах, царь тоже почувствовал, что должен чаще посещать их, даже те, где сам он не судит и не входит в число прикосновенных лиц. Народу это очень нравилось. Уже на втором суде царь обнаружил, что для него специально сплели переносное кресло, чтобы он с почётом сидел сзади судей. Атар, следуя своей концепции, практически не вмешивался в ход судопроизводства, только иногда после вынесения приговора своей властью смягчал наказание (право помилования было несомненной прерогативой любого сюзерена, тем более царя). Четыре раза после вынесения приговора он просил народ выслушать его и кратко комментировал суд. Дважды он хвалил судей за мудрое решение. А дважды беспощадно показывал, что они стали жертвой легковесного подхода. Но в этих случаях решение суда царь не отменял и право помилования не применял, чтобы совесть мучила судей за неверный приговор, трибунов и народ за то, что они не воспользовались своим правом надзора и не остановили ошибку вовремя. Убийца Ханов внес в Сенат закон, и он прошел и Сенат, и Народное Собрание, по которому отрицательный комментарий действий суда сюзереном делает приговор окончательным и право трибунов и высших сюзеренов на помилование исчезает. Народ счёл, что моральная ответственность за неотменимое неправосудное решение — идеальное наказание тем, кто не справился с одной из основных обязанностей гражданина. Стыд сочетался с позором и требовал активных действий по искуплению вины, если участники судилища желали восстановить свой престиж и хоть когда-то быть вновь призваны для выполнения почётных гражданских обязанностей. Атар был доволен, что пока что ни разу не почувствовал в действиях граждан-судей и магистратов пристрастности, а ошибки бывают у всех.
В нескольких случаях трибуны приостанавливали приговоры и судебные процессы, когда им казалось, что судьи ведут суд либо неправо, либо под влиянием аффекта или заблуждения. Затем каждый из этих случаев рассматривался в сенате и Народным собранием, и трибунам выносилась либо благодарность, либо порицание. Но заново дело рассматривалось уже другим составом судей.
Трижды серьёзно вмешивалась в суды Арлисса. Она частенько пользовалась правом интеррогации или ораторства, но выступала кратко, показывая судьям моральные аспекты дела, которые те могли упустить, или же неучтённые ими стороны женской психологии, не аргументируя прямо в пользу одной из сторон. Но в деле Сина Атритора и Сузуссы Лионар она воспользовалась правом трибуна и приостановила исполнение приговора.
Син Атритор застал жену с любовником. Возлагая вину лишь на супругу, он отказался от поединка с любовником и потребовал развода. Дело казалось мелким. Разбирал его соседский суд под председательством эдила городского квартала. Но на нём присутствовала царица-трибун и неожиданно для всех она приостановила вполне естественный приговор (дать развод независимо от желания жены и определить минимальное "выходное пособие" ей как виновной, но слегка). А далее произошло вообще неслыханное. Она велела мужчинам удалиться за пределы площади, а женщинам квартала собраться на ней, выбрать шесть судей и провести женский суд чести над виновной, чтобы выяснить, заслуживает ли она снисхождения и правосуден ли приговор соседского суда. Своим приказом она заставила менталиста, который не желал участвовать в пародии на суд, остаться на месте. Мужчины, смотревшие на любопытное зрелище из соседних улиц и окон, и даже с крыш домов, ожидали, что женщины практически полностью отмажут свою товарку и потребуют для неё почётного развода, аргументируя тем, что муж своим бездушным поведением сам толкнул её в объятия другого. Но разбирательство превратилось в страшный суд над виновной и над судьями-мужчинами. Женщины доказали, что Сузусса изменяла мужу со многими, и однозначно пришли к выводу, что делала это она не по любви и даже не по внезапно вспыхнувшей страсти или в результате обиды, а ради выгоды. Они установили, что трое из судей тоже пользовались объятиями Сузуссы, но промолчали об этом и не взяли самоотвод. И в итоге решение мужского суда было признано неправосудным, позорным и слишком мягким. После этого Арлисса сняла своё вето, и приговор, теперь уже высмеиваемый всеми, вступил в силу.
В Сенате такой поступок Арлиссы вызвал возмущение: женщины вторглись в область суда и практически заявили своё право судить женщин. Но предложение осудить поступок Арлиссы большинства не получило (проголосовали за 27 из 56 присутствовавших сенаторов). Атар втайне был весьма доволен поведением жены, но демонстративно вышел из зала через двери "Не уверен".
Во втором случае Арлисса приостановила своим вето решение суда в деле об изнасиловании женщины из Древних Ненасильников. Суд постановил полностью оправдать обвиняемого, считая, что потерпевшая сама спровоцировала его своим поведением, и велел ему покаяться в грехе несдержанности и прелюбодеяния. Арлисса собрала суд женщин, и вдруг перед ними Древняя Лиотээ расплакалась, позволила менталисту снять свой духовный щит и выяснилось, что она не отрицает полностью вины, но насильник опоил её вином с афродизиаком (в том, что она приняла от него вино, женщина искренне покаялась) и увлёк в укромное место, а сопротивляться силой ей не давали принципы ненасилия, она могла лишь уговаривать не делать этого. В итоге вето было подтверждено, Сенат вынес двойное постановление, отменив приговор и осудив повторное нарушение трибуном женщин обычаев Империи и повторную организацию нелегитимного суда, хотя при этом отметил, что этот суд формально не вмешивался в компетенцию суда претора неграждан, а лишь дал оценку рассматриваемому эпизоду.
В третьем случае Арлисса вмешалась в то, что судом вообще сначала не рассматривалось. Она застала на улице плачущую женщину и выяснилось, что она Айла, пленная тораканка, была наложницей гражданина Оя Истринара, а затем он её выгнал на свободу с двумя сребрениками и узелком её одежды, отобрав все украшения. Причиной Айла называла ревность хозяйской жены-агашки. Почувствовав нечто неладное, Арлисса взяла женщину к себе домой, позвала целительницу и та установила, что Айла беременна. Расспросив женщину, честно ли исполняла она свой долг рабыни, а также имела ли она сношения с кем-то другим после того, как стала наложницей. Арлисса выяснила, что лишь по приказу хозяина для осуществления обычая гостеприимства, и что приказы хозяина она всегда исполняла.
Вне себя от гнева, Арлисса вновь, несмотря на осуждение Сената, созвала женский суд, и тот заключил, что гражданин Ой грубо нарушил права наложницы Айлы, что в итоге он подлежит соседскому суду с целью установления честной компенсации за нарушенные права и наказания за нарушение прав члена своей семьи. Ребёнка, которого носит в чреве Айла, он обязан признать и узаконить немедленно. Жену его постановили осудить морально и потребовать от неё принести покаяние за ревность и жестокость по отношению к законному члену семейства мужа и к его законному ребёнку в чреве матери, а мужскому суду установить степень её вины и назначить наказание.
Собравшийся Сенат, рассмотрев дело по существу, принял на себя функции суда, присудил гражданину Ою за грубое нарушение прав развод с женой или сто плетей, жену приговорили к тому же. Оба выбрали порку. Бывшей наложнице была дарована фамилия её провинившегося хозяина. Ей предоставили взять из имущества Истринара осла, тележку, столько вещей, сколько уместится на ослиной тележке, свои украшения, половину украшений жены и сто золотых компенсации. Ребёнок в её чреве был признан законным наследником или наследницей, старшим в соответствии с возрастом, а не со статусом матери. Здесь жена вздохнула облегчённо: вроде бы Айлассе предсказали дочку. Женский суд был разрешён как совещательный орган, но потребовали проводить его до законного суда, ради чего суд может быть отсрочен на день.
На выходе из Сената царицу повстречал недавно поставленный, присланный из Южного Монастыря, митрополит Лиговайи владыко Зушш. Иерарх публично жёстко отчитал трибуна за попытку ввести равноправие женщин:
— Известно, что, какими бы сладкими словами и благими намерениями ни прикрывалось равенство прав мужчин и женщин, это неуклонно приводит к тому, что мужчины перестают быть мужчинами, женщины — женщинами, государство и народ вырождаются и гибнут. Религия не может равнодушно проходить мимо такого и требует от тебя, царица, сложить трибунскую власть, поелику ты использовала её во вред народу, государству и вере, и пройти строгое покаяние.
Неожиданно для всех царица выпрямилась и стала возражать. Вокруг спорящих на Форуме собрались сенаторы и народ.
— Известно, что самым главным принципом законов и обычаев является гармония прав и обязанностей. Я не стремлюсь вводить равноправие, все должны заниматься своим делом. Но в Империи и в других древних государствах права женщин защищены всем укладом жизни, а обязанности их ограничены обычаями, законами и религиозными установлениями. Ты, светлый владыко, не был в Империи Старков. Там есть женщины, которые вынуждены сами решать все важнейшие вопросы своей жизни: гетеры и художницы. У них есть Цеховые суды, приговоры которых неотменимы даже Императором. Но почему-то там никто не кричит, что это нарушение основных принципов и законов, что это — равноправие женщин. Все понимают, что ответственность и обязанности должны идти рука об руку с правами, что правила, установленные для тех, кто имеет больше прав, должны соблюдаться ещё строже, их нарушения караться бесстрастно и безжалостно, но не всегда в таких делах может разобраться суд обычных граждан. Здесь, на Юге, женщины вынуждены в очень многих случаях решать сами и брать ответственность на себя. И я уверена в том, что наш Сенат правильно решил, что ответственности должна сопутствовать возможность самим оценить меру ответственности тех, кто вроде бы нарушил право и основные понятия государства и народа. Я прошу Сенат и народ подтвердить то, что я сказала.
