— Считая нас, нормандовцев...
— Таковы законы восприятия, Джон, — едва заметно усмехнулся протеанин, зная, что я почувствую его усмешку и оценю её правильно. — Мы не будем во главе, мы не будем руководить Сопротивлением. — Явик сделал шаг в сторону, отошёл от меня. — Не будем, Джейн. Я знаю, ты почти постоянно думаешь об этом. И не хочешь, чтобы нас, нормандовцев, считали чем-то вроде штабистов. Иденцы действуют сами и никто из нас, нормандовцев, не смог бы сделать за иденцев то, что они уже сделали за эти несколько суток. Эта подготовка... она осуществлена иденцами почти без любого нашего участия. Ну, разве что — самого малого. И так будет везде в Галактике.
— Мы медлим, Явик. Медлим. И за эту медлительность... — новый мыслеобраз, пришедший от Шепарда, коснулся сознания протеанина. — Мы будем отвечать... платить... кровью.
— Да, Джон. Мы — медлим, — подтвердил протеанин. — Но если мы попытаемся сломать эту медлительность... вторжение Жнецов в Галактику — будет моментальным. И тогда... тогда мы можем не выстоять. Нам нужно время, Джон. Время на подготовку. И медлительность наша — это плата за предоставление нам всем этого времени. Не будет у нас этого времени — не будет победы.
— Всё равно, мы непозволительно медлим, — мыслеобраз, пришедший от меня, дал возможность протеанину ощутить всю силу несогласия коммандера со сказанным Явиком. — Мы... Мы хуже, чем улитки... Большинству — всё равно.
— Так всегда было есть и будет, Джейн, — ответил мыслеобразом Явик. — Так всегда было. И будет, — повторил протеанин, уверенный, что собеседник поймёт повтор правильно. — Потому что большие и резкие изменения... противоестественны. Мы смогли выиграть главное — время. И мы его не упустим. Мы его используем... — Явик не стал в этот раз начинать убеждать меня в ненужности таких мыслей. — И мы — победим. У нас есть надежда на победу, Джейн. Эта надежда получила энергию, получила право на жизнь, на существование, на силу. В моё время, Джейн, надежды не было. Потому что... потому что мы задавили разность. Мы создали империю, мы создали единство и почти уничтожили неодинаковость составлявших её частей. Достаточно было Жнецам понять одну деталь... и они понимали большую часть Империи... Мы слишком поздно поняли, что натворили, уничтожая неодинаковость... Слишком поздно, — с горечью повторил в мыслеобразе Явик. — У вас... есть эта разность, есть эта неодинаковость. Потому... Жнецам будет очень трудно первым же ударом сломить сопротивление нынешних жителей Галактики. Да, да, Джейн, даже при равнодушии, даже при неготовности — очень трудно. — Явик добавил в мыслеобраз, адресованный Шепарду, побольше уверенности. — Мы продолжаем готовиться. Не только здесь, на Идене, но и во многих других местах. Продолжаем, Джон. — Явик помедлил несколько секунд, затем послал новый мыслеобраз. — Давай посмотрим характеристики шахты и будем... подниматься. У нас ещё очень много дел, Джон.
— Давай, — мыслеобраз от меня был более спокойным и мягким. Явик отметил это автоматически, немного расслабившись и успокоившись. В течение часа они обследовали с помощью приборов, встроенных в наручные инструментроны, стенки и "пол" шахты, уточнили характеристики земляной "подушки". Шахта была необходима и как аварийный дополнительный вход в корабль и как своеобразный клапан, снимавший со "спины" фрегата излишнюю нагрузку. Предстоял старт корабля под маскировкой. Надо было осуществить цикл работ на поверхности, за пределами шатра шахты. Теперь можно было заняться и этим — бурение вертикального ствола шахты было завершено.
— Поднимаемся, — тихо сказала я, закрепляя карабины на кольце. Явик, закрепив свои карабины, только коротко кивнул.
Несколько минут неспешного подъёма — и человек с протеанином оказываются на мостках. Сташинский подождал, пока Шепард и Явик отсоединят свои "системы" от кольца подъёмника, шагнул навстречу. Короткий обмен мнениями, передача файлов с собранными данными.
— Пусть всё так и остаётся, профессор, — сказал Явик, почти убрав из своего голоса стрёкот. — Контролируйте состояние шахты, — он помедлил, затем добавил. — Я не ставлю "подушку" под контроль, но... — протеанин взглянул на напрягшегося Шепарда. — Нам обоим надо возвращаться на корабль, профессор, — взяв капитана за руку, протеанин неспешно прошагал к выходу из шатра.
Сташинский отдал несколько распоряжений. Через несколько минут вокруг шахтного ствола были поставлены дополнительные ограждения, вход на мостки перекрыли два щита.
Предупреждение протеанина о "подушке" сработало: все археологи знали, что воин древней расы не будет церемониться с теми, кто не выполнит его распоряжение. В конечном итоге никто из иденцев не знал абсолютно точно, что там, за этой "подушкой" находится.
Сташинский, глядя на экраны буровых установок, думал о том, что ситуация повторяется: имеющаяся у археологов аппаратура не могла пробиться сквозь полог "подушки" ни на первой археологической площадке, ни здесь, на второй площадке. Руководителю археологической партии было ясно, что здесь тоже находится что-то очень ценное для протеанина, но что именно... Об этом лучше было даже не задумываться — Старшая Раса слишком надёжно умела хранить свои секреты.
— Зачем, Явик? — я, поднявшись в салон челнока, остановилась у кресла. — Нам надо бы...
— На первой археоплощадке — всё в норме, Джон. Не следует привлекать сейчас к ней излишнее внимание, — ответил протеанин, закрывая салонную дверь и кивком разрешая водителю-полисмену поднять машину на высоту принятия решения. — Садись в кресло и не забудь пристегнуться.
— Нет, всё же... — я тяжело опустилась на сиденье, накинула на плечи лямки ремней. Мои мысли все еще были о предстоящей Жатве.
— Джон, дело — сделано. Шахта — пробурена, укреплена, состояние её нормальное. Сташинский уже выставил ограждение. Всё сделано так, как надо. Завтра к середине дня будет окончена проходка горизонтального тоннеля на первой археоплощадке.
— Надеюсь...
— Мы обязательно побываем там, Джон, — подтвердил Явик. — И ты сам увидишь весь тоннель. Перекроем туда доступ всем археологам... Подождём. — Явик, не желая озвучивать детали, сел рядом со мной, взглянул в иллюминатор салонной двери. — Сегодня мы уже сделали немало. Все сделали, Джон. Не только мы с тобой, но и археологи, и техники, и инженеры. А сейчас тебе нужно вернуться на корабль, Джон. Ты — старпом. И на корабле у тебя будет предостаточно работы.
— Полетели, Билл, на фрегат. — Шепард обернулся к водительской кабине.
— Принято, коммандер, — отозвался полисмен-десантник. — Выполняю.
Челнок развернулся на месте, плавно набрал скорость и направился к стояночной площадке. Меньше четверти часа — и под днищем челнока промелькнули огни пограничной зоны первой археологической площадки. Десять минут — и челнок влетает в открытый зев шлюза фрегата, машину обнимают чуткие лапы захватов.
Явик проводил меня до дверей старпомовской каюты, после чего направился к себе. Зная, что я составлю и отправлю отчёт Андерсону, а потом... Потом ему необходимо будет отдохнуть, но я отдыхать не буду — отправлюсь на старпомовский обход. Затем несколько часов займёт старпомовская вахта у Звёздной Карты. И только потом у меня будет возможность немного "отключиться" от ежедневной рутины. Только вот "отключиться" не получится: протеанин знал, что я продолжаю думать о том же, о чём я думала последние несколько часов и эти думы — не слишком приятные и уж точно — не лёгкие.
Протеанин оказался прав в своих предположениях. Закрыв за напарником дверь своей каюты-выгородки, я прошла к столу, сел, включила ноутбук. Потратила двадцать минут на набор и компоновку текста отчёта, отправила документ командиру корабля. Выключил ноутбук, встала с кресла. Прошлась по каюте, привычно заглядывая во все углы. Сейчас мне хотелось избежать ничегонеделания. И я ощущала, что это мне удастся.
Несколько минут, потраченных на приведение скафандра и его оснащения в порядок — и я выхожу из каюты.
Взгляд мой привычно медленно скользит по стенам, потолку, полу коридора.
Пост за постом, отсек за отсеком. Короткие, сугубо деловые разговоры, изучение показаний приборов, чтение экранных листингов, проверка работоспособности оборудования, которое может быть задействовано в строго определённых условиях. Сейчас я — только старпом, второй по значению офицер корабля. Ничего неслужебного, никаких излишних эмоций и чувств. Только работа. Только выполнение процедур, протоколов, правил.
Командер ощущал, что нормандовцы кое-что знают о происшедшем на второй археологической площадке. Знают, это — заметно для него, умеющего обращать внимание на мельчайшие детали. Знают нормандовцы о том, что он пробыл достаточно долго на дне шахты рядом с протеанином. Знают о том, что он, вне всяких сомнений, разговаривал со своим партнёром и напарником. Хорошо ещё, что не знают точно, о чём он разговаривал с Явиком. Незачем им знать такое. Хотя кое-о-чём нормандовцы всё же догадываются, ведь Шепард не скрывал слишком надёжно своё "полуразобранное" состояние от окружавших его разумных.
Явик... только он знал больше о том, чем вызвано это состояние. А сейчас... Сейчас, когда один за другим посты и отсеки фрегата-прототипа остаются позади, я чувствую приближение второй волны того самого полуразобранного состояния. И понимаю, что приход этой волны надо всемерно оттянуть за пределы времени, предназначенного для старпомовской вахты у Звёздной Карты.
Потом, после вахты можно будет закрыть дверь каюты-выгородки. И — дать себе возможность разобраться с этой волной. Хотя... эта волна будет особой. Если там, на второй археоплощадке, я больше думала и даже говорила с Явиком о судьбе абсолютно незнакомых мне разумных... То теперь, как всё острее ощущала я, мне придётся подумать — и хорошо, если не говорить даже с Явиком — о судьбе тех разумных, которые мне очень хорошо теперь знакомы. В разной степени, конечно, но — знакомы. И это — тяжелее всего.
Отвлечённые размышления всегда легче размышлений о чём-то очень конкретном. Закон восприятия, закон обработки информации.
Сейчас, пока я занята обходом корабля, нельзя допускать в сознание, в память ничего лишнего. Да, корабль — на обжитой планете. Пока вокруг — безопасно. Но эта безопасность — временная, кажущаяся. Скоро, очень скоро безопасно не будет нигде. Во всяком случае — в исследованной к моменту Вторжения части галактики.
я продолжала обходить посты и отсеки, понимая, что нормандовцы уже давно не воспринимают его только как функционера-старпома. И, тем не менее, я знаю, чувствую: они осознают, насколько я, коммандер ВКС Альянса Джейн Шепард, отличаюсь от них. Вполне обычных рядовых, старшин, сержантов, офицеров корабля.
Это преображение в салоне... трудно скрыть, трудно сделать незаметными его последствия. Нормандовцы много видели, много знают, они вполне в состоянии совместить знание о прошлом со знанием о настоящем. И понять, насколько я, Джен Шепард, изменилась. Опасно изменилась. Стал во многом нечеловеком. Вернула себе свою форму перед разговором с Предвесником. Мой проклятый сон снился мне каждую ночь. И скоро я увижу в этом сне своих друзей и знакомых.
Да, на борту фрегата-прототипа присутствуют не только люди, но и азари-матриарх, и два турианских Спектра. Так что монорасового экипажа теперь не будет. Да, протеанин тоже присутствует. Но он-то, как полагала я, почему-то более спокойно относится к тому, кем или даже — чем стала я.
Может быть, в его время, в прошлом Цикле были уже такие случаи перерождений?! А почему — нет? Протеане живут долго, у них в подчинении были десятки, сотни рас, галактика была изучена протеанами гораздо лучше, чем сумели изучить её нынешние обитатели. Если протеане воевали с синтетами... То, по всей вероятности, такая война с искусственными интеллектами, нам тоже предстоит. И если она, эта война, каким-либо образом совместится с войной со Жнецами... Будет очень сложно. Не трудно — сложно. Здесь сложность важнее, чем трудность. И — гораздо ценнее для понимания.
Да, я, Джейн Шепард, опасаюсь того, что разумные органики сочтут меня монстром. Непонятное воспринимается, прежде всего, как опасное. И — не только людьми. Пришлось надавить на Найлуса... Пришлось спасать Сарена. Делать то, что даже уникальная врач корабля — Карин не смогла бы сделать.
Кто я, Джейн Шепард, после всего этого, как не монстр, обладающий явно нечеловеческими возможностями и способностями? Ладно, Карин, она — медик, вполне в состоянии от многого... абстрагироваться. Отделить это "многое" своеобразной стенкой, обезопасив себя и свою суть.
А как быть с Дэйной? Связи с Землёй нет, фрегат-прототип сохраняет полное радиомолчание. Разведывательному кораблю такое позволительно, но не в таких же масштабах...
Ясно же, что пост РЭБ корабля сейчас выполняет адскую по сложности и трудности задачу фильтрации планетного информационного траффика. Очень скоро будет достигнута нужная степень готовности иден-праймовских подразделений службы РЭБ и тогда корабельный пост РЭБ сможет снизить свою нагрузку, но...
Обманывать Дэйну?! Она же мгновенно учует, почувствует, что я, Шепард, очень серьёзно и существенно изменилась. И это изменение даёт ей право и возможность уйти от меня, отказаться остаться даже просто знакомой. Я же теперь — монстр, а не человек.
Да, я пытаюсь держать Струну под контролем, я стремлюсь обходиться общепонятными для землян способами и методами общения и взаимодействия. Но нельзя же считать всех людей тупыми и глупыми! А кто его, Джона Шепарда знает лучше, чем Дэйна? Да никто! И потому Дэйна может уйти от него. И я буду обязана, буду должна отпустить её. Потому что Дэйна имеет право выбирать. И, скорее всего, она выберет отказ от продолжения знакомства.
У людей принято считать, что первая любовь — не основание для большой взрослой любви. Очень ведь редки случаи, когда люди, любившие друг друга в детстве и в отрочестве или в ранней юности, образовывали прочные и долговечные семьи. Очень редки.
Значит, он, Джон Шепард, будет должен отпустить Дэйну. Она и так слишком многое поставила под угрозу раньше, ещё после Акузы.
А сейчас... Сейчас у неё есть прекрасная возможность освободиться и уйти. У неё — спортивная карьера, она не собирается покидать Землю. Пусть. Свою родную, материнскую планету люди будут защищать отчаянно. И на Земле Дэйна будет в большей безопасности, чем где-либо ещё. Там, на Земле она выберет в спутники жизни кого-нибудь другого. Выйдет замуж, родит ребёнка. Может быть — и не одного. И — будет жить. Обычной, человеческой жизнью. Рядом с обычным человеком, а не с монстром.
После Акузы она долго плакала. Скрывала от него, но уже тогда я многое умела чувствовать и понимать очень остро. Потому и знала — она много плакала, ведь я вернулась едва ли не с того света. Такое возвращение было сложным для меня самой, а уж для Дэйны... С её восприимчивостью...
Нет, я не могу больше удерживать Дэйну рядом с собой. Я хорошо понимаю, что слишком изменилась. Опасно изменилась. Если после Акузы я ещё была просто тяжелораненым молодым воином-человеком, то кто я теперь, как не монстр? И зачем Дэйне такая судьба — жить рядом с нечеловеком?
