Вздрогнув, я выронила возмущенно мякнувшего кота, обернулась и уставилась на мужичка. Как правило, синедольские селяне побаивались ведуний и чародеев, предпочитая держаться от них подальше. К нам обращались только тогда, когда терять было нечего. А тут вдруг такая исступленная любовь.... Дар на всякий случай задвинул меня к себе за спину.
— А ну-ка, встань! Вставай, вставай! Нечего по лужам ползать! А теперь — быстро и внятно, что тут у вас приключилось?
— Ваше чародейство, князь-батюшка! — умильно завел староста, послушно выбираясь из лужи. На мокрые изгвазданные штаны он не обращал никакого внимания. — Радость, радость-то какая нам привалила! На тебя вся надежда! Защитишь, выручишь!
— Короче! — рявкнул начинающий терять терпение чародей. — Говори, кто вам докучает?
— Лес, — кротко ответил мужичок и с надеждой уставился на оторопевшего Дара.
— Что?! Как это — лес?
— Лес, — подтвердил староста.
— Леший, что ли, озорует? — предположила я, выходя из-за плеча мужа.
— Нет, княгиня-матушка (вот ведь демон! нашел себе матушку; ещё бы бабушкой назвал!), не леший это, — со знанием дела поклонился дядька. — Лес нам жизни не дает.
— А вот теперь поподробнее, — заинтересовался уже и Дар. — Как это вам лес может жизни не давать?
И староста поведал нам совершенно невероятную историю. К югу от села, всего в какой-нибудь четверти версты от околицы начиналась прекрасная роща. Почти сплошь строевой лес: дуб, бук, граб, береза, сосна, нечасто — орешник или ельник (как же, как же, помню эту рощу: чистый такой лес, светлый; мы с детворой всё туда за ягодами и грибами бегали). Понятное дело, едва приехав в Запутье, переселенцы поначалу решили, что это самое подходящее место, где можно по-быстрому разжиться дровишками, или лесиной, или жердями. Однако с добычей не вернулся никто. Лес не отдал людям ни единой веточки. Более того, те, кто там побывали, потом с содроганием рассказывали, что уже на опушке им начинал слышаться загадочный шепот, который становился всё более зловещим по мере того, как незадачливые дровосеки углублялись в чащу. Посреди ласкового, ясного леса им начинали мерещиться навевающие жуть и смертный ужас картины. Ветви деревьев так и норовили зацепить незваного гостя, корни, словно змеи, то и дело выныривали прямо под ноги, заставляя спотыкаться и падать. Дело заканчивалось тем, что роща вышвыривала ободранных, обезумевших от страха людей прочь.
Дальше — больше. Углежога, все-таки как-то умудрившегося завалить одно-единственное дерево на опушке, скрутила неизвестная болезнь, от которой всего за две седмицы здоровенный мужик высох, скрючился и помер. Две дуры-девки, решившие нарезать лозин, покрылись коростой и вот уже который месяц стыдятся выйти из дому. Лес стал прогонять даже тех, кто хотел набрать земляники или ранних лисичек. А потом туда и боровиками стало никого не заманить. По ночам из чащи начали раздаваться леденящие душу стоны и вой, от которых сельские собаки с визгом забираются под дома, коровы перестают доиться, а жена гончара сбросила до срока мертвого младенчика. Потом, правда, поутихло, но от этого стало только страшнее. Что-то дальше будет?!
— Нежить — да, нежить у нас тоже водится, — спокойно сообщил староста. — То упыри к частоколу выйдут, то мавки набегут. Но мы обереги развешиваем, дозором ходим, оружие у нас имеется серебряное — ничего, справляемся. Мухи нас тоже одолевают. Вот даже сейчас — грудень в разгаре, а они нипочем не засыпают, жужжат, проклятые. ("По всей Синедолии так; видно, чарует их кто-то", шепнул мне Дар). Но наши бабы тоже не промах. Летом надрали пижмы, по горницам развесили — и, вроде, получше стало. А вот лес... помогите, Богами молю, ваше чародейство! Никакой мочи нет с ужастью такой бок обок жить. Мы уж, кажется, и жертвы на опушку относили, и в рощу эту больше ни ногой — за каждой малостью в дальний бор ходим. А всё впустую.... От каждого дерева жутью веет. Одно название — Проклятая роща.
— Что думаешь? — спросил меня Дар, выслушав старостину скорбную повесть.
— Вот даже и не знаю, — покачала головой я. — Помнится, прежде наши селяне там спокойно лес рубили. Берегли его, конечно, на дрова не переводили. Да я и сама там сколько раз бывала .
— Может, правда, леший шалит?
— Нет, что ты... леший никогда не станет гонять всех без разбора. Вот если кто безобразничать в лесу начнет — тогда запросто, и в чащу заведет, и голову задурит, а то и волков голодных наведет. Но чтобы вот так? Нет.
— И что будем делать?
— Как — что? Сходим туда, да на месте всё посмотрим. Кстати, Ала с собою возьмем, пусть со своими обожаемыми деревьями побеседует.
— Хорошо, — подумав, кивнул чародей, — согласен. Пойдем в лес. Но сперва — венчаться.
Несчастное крыльцо, помнившее ещё тетушку Всемилу, последний раз жалостливо заскрипело и с обреченным вздохом окончательно расселось.
На пригорке возле воздушного храма нас встретила едва ль не половина жителей Запутья, пришедших поглазеть на свадьбу и на молодых (ох, бабоньки-и-и, гляньте, а жених-то какой справный, у-у-ух! а вот женка ему будет худенькая да бледненькая; совсем же ещё девочка, видели?.. жалко-то ее как! а платом её что ж не прикрыли??? да не понять их, этих благородных!! да к тому же, бают, чародеи они!!!) Чуть в сторонке от толпы стояли Радош с Зораном, ратники и — наособицу, вцепившись друг в друга и слегка пошатываясь — Ал и Унгор, чьи мученические зеленоватые лица выгодно оттеняли блеклый осенний день. М-да... а местная культура-то посильнее оказалась!!
Путаясь в подоле одолженного Малушей платья, я смущенно попыталась спрятаться за Даром. Селяне довольно зашептались: вот это хорошо, это правильно! Пусть постесняется! Не то — ишь какая! неприкрытая венчаться идет!
Шествующий прямо перед нами Гордята важно кивнул пожилому священнику, поджидавшему нас на широких каменных ступенях храма, и тот с натугой распахнул высокую двустворчатую дверь, приглашая проследовать внутрь. Однако по традиции нам с Даром полагалось зайти последними.
— Кыш! А ну, кыш отсюдова, тебе говорят! — разнесся над головами людей зычный бабий голос. Толпа замялась у входа и удивленно загомонила.
Встав на цыпочки, я вытянула шею и попыталась разглядеть, кто же так не угодил своим появлением жителям Запутья.
Вот лучше бы я этого не видела. В дверях, у самого входа в святилище, раздраженно подергивая кончиком хвоста, припал к камням Степка, явно вознамерившийся войти в храм самым первым.
Селян это не порадовало. Судя по их решительным лицам, котам тут было совсем не место, о чем они и не ленились сообщить лезущему куда не следует животному. Вряд ли они могли предположить, что Степка прежде даст отрубить себе хвост, чем пропустит такое мероприятие. А ещё лучше — сам отрубит его кому-нибудь другому. Окинув нехорошим взглядом толпу и растущие неподалеку березки, кошак разинул розовую пасть.
Рядом со мною негромко выругался Дар. Похоже, он, как и я, успел сообразить, что через миг Степан, который по моей просьбе до сих пор хранил — и почти сохранил! — свои разнообразные таланты в секрете, плюнет на все договоренности и покроет селян отборным матом. Те же, в свою очередь, при виде говорящего зверька охотно украсят собою окрестные деревья, а также крыши соседних строений. И уж тогда-то наша свадьба, вне всякого сомнения, запомнится жителям Запутья надолго...
— Степа, не смей! — рявкнула я, заставив вздрогнуть даже собственного мужа, а затем повернулась к священнику: — Простите, пожалуйста, святой отец! Это мой кот. Он — не совсем обычное домашнее животное, на его примере всемогущие Боги доказали, что людям не дано до конца понять и истолковать их промысел. Даже не стоит пытаться. И, думаю, в целях всеобщей безопасности (я многозначительно подняла брови) не стоит пытаться прогнать моего верного кота-охранителя. Очень вас прошу, позвольте ему присутствовать на церемонии!
— Да что ж это деется?! — вновь загудел тот же самый бабий голос. — Тварь бездушная — и божий храм осквернять?! Лишь человеку дозволено переступать порог святого места!! Отец Недан...
Прижав уши, Степка зашипел и злобно ощерился — но не на бдительную тетку, а на троицу наших собственных нелюдей, которым никто и не думал отказать во входе в храм. Поймав его возмущенный взгляд, парни заухмылялись. Ал, не будь дурак, предусмотрительно прикрыл уши широкой, идущий через лоб лентой вроде тех, что повязывают себе ратники и кузнецы. Унгора наивные селяне приняли за карлика и сердобольно вздыхали, видя несчастного, которому суровые боги послали такое жестокое испытание. Радошу вообще было проще всех — он же не перекидывался в лиса или волка на глазах у всей деревни!
Как не крути — а котам, особенно разумным и говорящим, живется много труднее!
Однако недаром служители Молодого Бога испокон веков славятся своей терпимостью, прозорливостью (или редкой любознательностью!), мирным нравом и умением подойти к решению вопроса с неожиданной стороны.
— Тетушка Жула, — мягко пожурил голосистую ревнительницу канонов отец Недан, в считанные мгновенья успевший пробежать по лицам (и мордам) присутствующих зорким взглядом своих умных ярко-голубых глаз, — негоже шуметь у входа в храм!
Как ни странно, тетка немедленно приумолкла — видно, священника на селе уважали и слушались беспрекословно. А тот, между тем, продолжил:
— Думаю, наш Создатель сотворил много такого, о чем мы до определенного момента можем даже не подозревать. Я немало наслышан об этом необыкновенном зверьке (ничего себе! интересно, где и когда успел??!!) Похоже, Создатель вложил в его тело отважное и любящее сердце. Вряд ли наш небесный покровитель рассердится, когда увидит это создание в своем доме, — и, немного помолчав, сказал, обращаясь уже к коту: — Пройди, Степан (он уже и имя знает! ничего не скажешь — мастер!) Вон в тот угол, на лавку, если не возражаешь.
Степка не возражал. Хотя атака коварных врагов была отбита не им лично, кота это нисколько не смущало. Окинув презрительным взглядом послушно притихших людей, Степан медленно, цедя каждое движение, развернулся и неторопливо, задрав свой пышный хвост трубой, вплыл в храм — ни дать, ни взять, во вновь срубленную избу. Мы с Даром облегченно вздохнули.
Ритуал магического бракосочетания был живописен, емок — и краток. Не то церемония в храме Молодого Бога. Дар велел нас венчать очень редко используемым большим обрядом. Думаю, услыхав такое пожелание, священник изрядно удивился, однако возражать не стал.
Я с самого раннего детства любила бывать на службах. Чистый слабый голос отца Яромира, возносящего молитвы своему божеству, нестройное бормотание прихожан, вторящих пастырю, дрожащий под куполом дымчатый свет, запах благовоний, мелодично переговаривающиеся между собою колокола.... Ни тетушка Всемила, ни я не считали себя последовательницами учения Молодого Бога, но я — просто так — любила шепотом, вместе с отцом Яромиром произносить странные, загадочные и не всегда понятные моему маленькому сердечку слова священных книг.
И, конечно же, мне частенько доводилось бывать на свадебных церемониях, так что, я хорошо помнила, что нужно делать и куда идти. Однако сегодня мне было сложно сосредоточиться на своем собственном венчании: рассказ старосты о загадочной заколдованной роще почему-то не торопился меня отпускать и сильно тревожил. Расставшись с Даром сразу за порогом храма, я в одиночестве медленно шла за спинами собравшихся людей (которые всё по той же традиции дружно делали вид, что нипочем меня не замечают), а сама тем временем то и дело мысленно возвращалась к тому, о чем нам поведал испуганный мужичок. Лишь когда я прошла по большой дуге до узкого бокового окна, повернула к середине просторного святилища и приблизилась к краю искусно выложенного на каменном полу священного октагона , мне удалось отрешиться от посторонних мыслей, и шагнуть внутрь магического, как я теперь знала, контура навстречу своему любимому чародею, думая только о нем.
Отец Недан служил не спеша. Он возносил хвалы кроткому и милосердному Молодому Богу, просил у него милостей для нас с Даром, благословлял произнесенные нами обеты, и с каждой новой молитвой, с каждой клятвой я всё отчетливее ощущала, как невидимые нити, и без того уже накрепко связавшие наши души, становятся прочнее закаленного клинка. Потихоньку, шаг за шагом мы приближались друг к другу, пока наконец-то наши руки не встретились и не переплелись. И в тот же самый миг над храмом вздохнули колокола. Нежные шелковистые звуки, сплетаясь и переговариваясь, поплыли над затаившей дыхание землей. Кто-то за моей спиной восторженно всхлипнул. Да я и сама едва сдерживала счастливые слезы...
Священник молча протянул нам простую деревянную тарелку, на которой слегка подрагивали два почти одинаковых перстня, украшенных крупными темно-красными камнями. Все присутствующие затаили дыхание (Унгор не подвел и звонко икнул). В наступившей тишине Дар ловко надел мне меньшее кольцо, а я, внезапно расчувствовавшись, едва поймала его палец большим. Со вздохом облегчения чародей привлек меня к себе, и я прильнула к его груди, чувствуя, как бережно, но неумолимо меня затягивает омут нежности. Склонившись, Дар прижался щекой к моим волосам.
Собравшиеся негромко заворчали. Это что же, всё? А как же обычай почтить?! Первый (хи-хи!) поцелуй молодых должны увидеть все гости!!!
Неохотно распрямившись, Дар приподнял мой подбородок и поцеловал, поначалу лишь едва касаясь моего рта своими твердыми губами, а затем вдруг с такой страстью, что даже удивительно, как это вокруг нас не вспыхнул воздух. "Гости" умиротворенно вздохнули.
Тем временем Дар подхватил меня на руки, благодарно кивнул отцу Недану и зашагал к выходу. Согласно обычаю, жених был должен перенести невесту хотя бы через порог храма, что порой, при разнице в весе в пользу невесты, представляло известную сложность. Однако чародей не ограничился какими-то там ступеньками. Пройдя мимо удивленного Пилигрима, который доставил нас сюда на своей широкой спине, мой муж, так и не выпустив меня из рук, под веселый колокольный перезвон зашагал в сторону села. Недоумевающий конь побрел за нами.
Высыпавшие на улицу селяне весело загалдели. Вот ведь какой молодец! Решил невесту до самого дома донести! Такое нечасто случается! А вот теперь бы, чтобы уж до конца уважить все традиции и обычаи, надо закатить пир на весь мир, а затем, хорошенько всё это дело отпраздновав, этим самым всем миром проводить молодых прямо в опочиваленку!!
Мы с Даром переглянулись и дружно захохотали.
— Мьа-а-аууу!!
— Эгей! Подождите! Самого главного забыли! Кота-то, кота своего возьмите!
Замешкавшийся где-то позади людей Степка змеей вывернулся из-под ног той самой бдительной бабы и под смех ратников рванул вслед за нами, явно намереваясь разбавить наше уединение и снова прокатиться на моих руках. Однако задумка не удалась. К моему удивлению, князь Гордята сноровисто подцепил под пузо проносящегося мимо него кота и закинул к себе на плечо.
— Тут посиди, — велел он оторопевшему Степану, на всякий случай придерживая того рукой. — Я тебя сам донесу.
