Я поймала себя на том, что уже некоторое время стою неподвижно, равнодушно взирая на коробку желтых пасленовых ягод, круглых и блестящих, словно стеклянные шарики. Очень ядовитые, вызывающие медленную и болезненную смерть. Мои глаза перенеслись на эфир — быстрый и милосердный. Если Джейми и правда решил убить Лайонела Брауна... Хотя нет. Он ведь сказал, на открытом месте, стоя на ногах перед свидетелями. Я медленно закрыла коробку, и положила обратно на полку.
Что же тогда?
* * *
ДОМАШНЕЙ РАБОТЫ ВСЕГДА было предостаточно — однако не было ничего срочного, и никто не требовал еды, одежды или заботы. Чувствуя себя довольно странно, я немного побродила по дому, и, наконец, пошла в кабинет Джейми, где наугад вытаскивала книги с полки, остановившись в итоге на романе Генри Филдинга "Том Джонс".
Я не могла вспомнить, когда в последний раз читала роман. Да еще посреди дня! С чувством приятного озорства я села у открытого окна в своей хирургической и решительно вошла в мир, столь далекий от моего собственного.
Я потеряла счет времени, двигаясь только, чтобы отмахнуться от назойливых насекомых, влетающих в окно, или рассеянно почесать голову Адсо, когда он, проходя мимо, слегка терся об меня. Случайные мысли о Джейми и Лайонеле Брауне пробивались из глубины сознания, но я прогоняла их прочь, как цикад и мошек, приземляющихся на мои страницы через открытое окно. Все, что происходит в хижине Багов, происходило или будет происходить — не моего ума дело. Пока я читала, вокруг меня вновь образовался мыльный пузырь, наполненный идеальным спокойствием.
Солнце уже наполовину спустилось к горизонту, прежде чем во мне зашевелились слабые позывы голода. Лишь когда я подняла глаза, потирая лоб и смутно интересуясь, не осталось ли немного ветчины, я увидела человека, стоящего в дверях хирургической.
Я вскрикнула и вскочила на ноги, отослав Генри Филдинга в полет.
— Прошу прощения, мистрис! — выпалил Том Кристи, выглядевший почти таким же ошеломленным, какой я себя чувствовала. — Я не думал, что вы могли не услышать меня.
— Нет. Я... Я читала, — я глупо показала на книгу, валяющуюся на полу. Мое сердце бешено стучало, и кровь бурлила по всему телу как будто наугад, так как лицо зарделось, уши пульсировали, а руки покалывали. Все вышло из-под контроля.
Он сделал шаг и поднял с пола книгу, поглаживая переплет с бережным отношением человека, ценящего книги, хотя томик был уже изрядно потрепан, а на обложке виднелись следы колец, где на нее ставили влажные бокалы или бутылки. Джейми приобрел ее у владельца таверны в Кросс-Крике, в обмен на дрова для растопки. Кто-то из посетителей оставил ее несколькими месяцами ранее.
— Разве здесь нет никого, кто бы ухаживал за вами? — спросил он, осмотревшись по сторонам и нахмурившись. — Может, мне стоит пойти и привести к вам свою дочь?
— Нет. То есть... Мне никто не нужен. Со мной все в порядке. Как ваши дела? — быстро спросила я, опережая дальнейшие проявления его внимания. Он взглянул на мое лицо и тотчас отвел глаза. Внимательно уставившись на область моей ключицы, он положил книгу на стол и протянул свою правую руку, обернутую куском ткани.
— Извините меня, мистрис. Я бы не вторгался к вам, если бы не...
Я уже снимала повязку с его руки. Он распорол надрез на правой руке — возможно, осознала я с небольшим напряжением в животе — в ходе битвы с бандитами. Рана не была серьезной, но в ней находились остатки грязи и осколков, края были покрасневшими и рваными, а неочищенную поверхность заволокло тонким слоем гноя.
— Вам нужно было сразу прийти, — сказала я, без тени упрека. Я отлично знала, почему он не пришел — в действительности, я была бы не в состоянии ему помочь, если бы он пришел.
Он слегка пожал плечами, но не стал отвечать. Я усадила его и пошла за своими инструментами. К счастью, осталось еще немного антисептической мази, которую я готовила для занозы Джейми. Значит она, затем немного промыть спиртом, свежая повязка...
Он медленно переворачивал страницы "Тома Джонса", сосредоточенно сжав губы. Очевидно, Генри Филдинг сработает как анестетик для работы над рукой; мне не нужно будет приносить Библию.
— Вы читаете романы? — спросила я, не желая быть грубой, просто удивившись, что он может одобрять нечто столь поверхностное.
Он задумался.
— Да. Я... Да, — он глубоко вздохнул, когда я погрузила его руку в миску, но в ней были только вода, мыльный корень и очень маленькое количество спирта, и он с облегчением выдохнул.
— Вы читали раньше "Тома Джонса"? — спросила я, затеяв разговор, чтобы расслабить его.
— Не совсем. Хотя мне знаком сюжет. Моя жена...
Он резко замолчал. Никогда прежде он не упоминал свою жену; я предположила, что это было просто облегчение из-за отсутствия сильной боли, что заставило его разговориться. Казалось, он понял, что должен закончить предложение, и он неохотно продолжил.
— Моя жена... читала романы.
— Правда? — пробормотала я, начиная хирургическую обработку раны. — Они ей нравились?
— Полагаю, нравились.
В его голосе было нечто странное, что заставило меня оторвать взгляд от работы над рукой. Он поймал мой взгляд, и отвернулся, смутившись.
— Я... не одобрял чтение романов. Тогда.
На мгновение он затих, ровно держа руку. Затем выпалил:
— Я сжег ее книги.
Это было больше похоже на реакцию, которую я ожидала от него.
— Вряд ли ей это понравилось, — мягко сказала я, и он бросил на меня пораженный взгляд, словно вопрос реакции его жены был настолько не важен, что о нем даже не стоило упоминать. — О... что же заставило вас изменить свое мнение? — спросила я, сосредоточившись на остатках соринок, которые я пинцетом вытаскивала из раны. Щепки и обрывки коры. "Чем он таким занимался? Держал какую-то дубинку, — подумала я, — или ветку дерева?". Я глубоко дышала, сконцентрировавшись на работе, чтобы отвлечься от мыслей о телах на поляне.
Он беспокойно задвигал ногами, я стала причинять ему боль.
— Я... это... в Ардсмуире.
— Что? Вы читали в тюрьме?
— Нет. У нас там не было книг, — он сделал длинный вдох, взглянул на меня, отвернулся и уставился в угол комнаты, где предприимчивый паук, пользуясь временным отсутствием миссис Баг, строил свое паутинье хозяйство. — На самом деле, я никогда не читал его. Мистер Фрейзер, однако, имел привычку пересказывать сюжет другим заключенным. У него отличная память, — добавил он, довольно неохотно.
— Да, это так, — пробормотала я. — Я не буду зашивать рану; будет лучше дать ей зажить самой. Боюсь, шрам не будет таким уж аккуратным, — с сожалением добавила я, — но, думаю, что заживет хорошо.
Я смазала рану толстым слоем мази и стянула края раны настолько туго, насколько могла, не перекрывая кровоток. Бри экспериментировала с клейкими бинтами и изготовила кое-что полезное в форме маленьких бабочек, сделанных из накрахмаленной ткани и сосновой смолы.
— Так вам понравился Том Джонс, не так ли? — сказала я, возвратившись к теме. — Никогда бы не подумала, что вы найдете его замечательным персонажем. Он вряд ли подходит в качестве нравственного примера, я имею в виду.
— Он мне не понравился, — резко сказал он. — Но я увидел, что художественная литература, — он осторожно произнес эти слова, словно они таили в себе опасность, — возможно, не то, что я думал, не просто побуждение к праздности и греховным помыслам.
— О, неужели? — сказала я насмешливо, стараясь, однако, не улыбаться из-за разбитой губы. — И какие, на ваш взгляд, у нее есть искупительные черты?
— Ну, хорошо, — его брови сошлись в размышлении. — Я нашел ее просто потрясающей. То, что по существу, является ничем иным, как нагромождением лжи, каким-то образом все же умудряется оказывать благотворное влияние. И оказывало, — подытожил он, все еще несколько удивленный.
— Серьезно? Каким образом?
Он склонил голову, раздумывая.
— Она отвлекала, без сомнения. В подобных условиях, отвлечение не есть нечто порочное, — заверил он меня. — Хотя, в то же время, конечно же, было бы благоразумно обратиться к молитве...
— О, разумеется, — пробормотала я.
— Но помимо этих соображений... она сплачивала людей. Никогда бы не подумал, что эти люди — горцы, арендаторы — станут испытывать симпатию... к таким ситуациям, таким персонажам, — он махнул свободной рукой на книгу, подразумевая таких персонажей, как сквайр Олверти и леди Белластон, я полагаю.
— Но они обсуждали их часами — и когда мы работали весь следующий день, они удивлялись, почему Энсин Нортертон так поступил в отношении мисс Вестерн, и спорили, сами они повели бы себя подобным образом, или нет, — его лицо несколько просветлело, припоминая что-то. — И неизменно, кто-нибудь качал головой и говорил: "По крайней мере, со мной никогда бы так не поступили". Он мог голодать, изнывать от холода, покрываться язвами, навсегда быть оторванным от семьи и привычного уклада жизни — и при этом находить утешение в том, что никогда не страдал от превратностей судьбы, выпавших на долю этих выдуманных существ.
Он даже улыбнулся, качая головой при этой мысли, и я подумала, что улыбка ему к лицу.
Я закончила работу и положила его руку на стол.
— Спасибо, — тихо произнесла я.
Он выглядел изумленным.
— Что? За что?
— Я предположила, что ваша рана появилась, возможно, в результате б-битвы за мою честь, — сказала я и мягко коснулась его руки. — Я... эм... ладно, — я глубоко вздохнула. — Спасибо.
— О, — он выглядел основательно озадаченным, и даже смущенным.
— Я.. эм... хмм! — он отодвинул стул и встал, довольно взволнованный.
Я также поднялась.
— Вам потребуется накладывать свежую мазь ежедневно, — сказала я, возобновляя деловой тон. — Я сделаю вам еще; можете прийти сами или послать Мальву забрать ее.
Он кивнул, но ничего не сказал, очевидно, истратив весь свой запас общительности на день. Однако я увидела, как его взгляд задержался на переплете книги, и, в порыве, предложила ему книгу.
— Хотите взять ее на время? Вам действительно стоит самому прочитать ее. Уверена, Джейми не мог припомнить всех деталей.
— О! — он изумился и поджал губы, нахмурившись, словно ожидал какого-то подвоха. Однако я настояла, и он взял книгу, держа ее в руках с выражением едва сдерживаемой жадности, заставившей меня задуматься, сколько времени прошло с тех пор, как он читал какую либо другую книгу, кроме Библии.
Он благодарно кивнул мне и надел шляпу, собираясь уходить. По сиюминутному побуждению, я спросила:
— Вам когда-нибудь представился шанс извиниться перед своей женой?
Это было ошибкой. Его лицо похолодело, а глаза сделались безжизненными, как у змеи.
— Нет, — коротко сказал он. На мгновение я подумала, что он вернет книгу назад и откажется взять ее. Но вместо этого, он сжал губы, сунул томик поглубже под руку, и удалился, не попрощавшись.
Глава 31. А ТЕПЕРЬ ПОРА СПАТЬ.
БОЛЬШЕ НИКТО НЕ ПРИШЕЛ. С наступлением ночи, я стала довольно раздражительной, вздрагивала при звуках шума, рассматривала углубленные тени под каштанами, чтобы найти затаившихся людей — или чего похуже. Я подумала, что мне стоит что-нибудь приготовить. Разумеется, Джейми и Йен, ведь, намереваются возвратиться домой на ужин? Или, возможно, мне лучше пойти вниз в хижину, и присоединиться к Роджеру и Бри.
Но меня передернуло от мысли, быть подвергнутой любому виду заботы, пусть даже из добрых побуждений, и если пока я еще не нашла в себе смелость посмотреться в зеркало, то находилась в достаточной уверенности, что мой внешний вид напугает Джемми — или, по крайней мере, приведет к многочисленным вопросам. Я не хотела даже пытаться объяснить ему, что со мной произошло. Я была совершенно уверена, что Джейми попросил Брианну ненадолго побыть в стороне, и приветствовала это. Я действительно была не в состоянии притворяться, что у меня все хорошо. Пока еще, нет.
В смятении прохаживаясь по кухне, я бесцельно брала вещи и ставила их на место. Я открыла выдвижные ящики буфета, и закрыла их — затем снова открыла второй ящик, где Джейми хранил пистолеты.
Большинство пистолетов исчезло. Остался лишь один, отделанный золотом, со сдвинутым прицелом, несколькими зарядами и маленькой пороховницей в виде рога, подобно тем, что изготавливались для дуэлей.
Слегка дрожащими руками я зарядила его и подсыпала немного пороха на огневую полку.
Когда, длительное время спустя, открылась задняя дверь, я сидела за столом с томиком "Дон Кихота" перед собой, обеими руками наведя пистолет на дверь.
Йен мгновенно замер.
— Ты никогда и ни в кого не попадешь из этого оружия на таком расстоянии, тетушка, — мягко сказал он, заходя внутрь.
— Но они ведь не будут об этом знать, верно? — я осторожно опустила пистоль. Мои ладони были влажными, а пальцы болели.
Он кивнул, принимая мой довод, и сел.
— Где Джейми? — спросила я.
— Умывается. Ты хорошо себя чувствуешь, тетушка? — его мягкие карие глаза непринужденно, но тщательно оценили мое состояние.
— Нет, но буду, — я несколько заколебалась. — А... мистер Браун? Он... рассказал вам что-нибудь?
Йен уничижительно хмыкнул.
— Обмочился, когда дядя Джейми снял свой кинжал с пояса почистить ногти. Мы его пальцем не тронули, тетушка, не беспокойся.
Тут Джейми зашел внутрь, чисто выбритый, с холодной и свежей от колодезной воды кожей и влажными на висках волосами. Несмотря на это, он выглядел до смерти уставшим, морщины глубоко прорезали его лицо, а глаза помрачнели. Мрачность слегка отступила, когда он увидел меня и пистоль.
— Все в порядке, a nighean, — сказал он нежно, коснувшись моего плеча, когда присаживался рядом. — Я поставил людей следить за домом — на всякий случай. Хотя в ближайшие дни не ожидаю каких либо неприятностей.
Очень длинным выдохом я выпустила весь воздух.
— Ты мог бы сказать мне об этом.
Он с удивлением взглянул на меня.
— Я думал, ты догадаешься. Неужели ты могла подумать, что я оставлю тебя без защиты, Сассенах?
Я покачала головой, потеряв на мгновение голос. Если бы я была в состоянии мыслить логически, я бы, конечно же, так не подумала. Но вышло так, что я провела большую часть дня в состоянии тихого — и совершенно напрасного — ужаса, воображая худшее, вспоминая...
— Прости, любимая, — нежно сказал он, положив свою большую, холодную руку поверх моей. — Я не должен был оставлять тебя одну. Я думал...
Я покачала головой, но накрыла своей другой рукой его руку, крепко сжимая.
— Нет, ты все правильно сделал. Я бы не вынесла ничьей компании, кроме Санчо Пансы.
Он взглянул на "Дон Кихота", затем на меня, и вопросительно приподнял брови. Книга была на испанском, которого я не знала.
— Ну, кое-что было близко к французскому, и сюжет мне вообще-то известен, — сказала я. Глубоко вздохнув, я пыталась найти успокоение в тепле очага, мерцании свечей и близости их обоих — больших, крепких, самоуверенных и, по крайней мере, внешне, — невозмутимых.
