Подъехали метров на тридцать. Вся команда багги держала их на мушке.
Из кабины первого пикапа выскочила женщина и быстрым шагом пошла к бригаде.
За ней следом ещё три человека, оставив оружие в кабинах.
— Чего им надо-то, не пойму?
Женщина, а на вид — совершенно девочка, не доходя попросила:
— Это... Не стреляйте. Вы же бригада Бабки?
Бабка встала в рост. Высунулась над дугами.
— Ну...
— Мы из Сосновца... Здравствуйте.
— Ага. И тебе не хворать.
— Скажите, а Скорый с вами?
— Да... Вон он, за пулемётом...
Женщина обогнула прицеп, подошла к самой корме, посмотрела на Пашку и спросила:
— Это точно — он?
Бабка рассердилась:
— Подруга, ты говори толком, чего тебе надо.
Та, не обращая внимания на Бабкины слова, подошла вплотную.
— Ты точно — Скорый?
— Мадам, — галантно окрысился Пашка, — вы что — из прокуратуры?
Девушка наклонилась, подняла с асфальта камешек гравия. Показала Дугину.
— Попадёшь?
И с силой подбросила его.
Пашка, достал пистолет и, глянув мельком, пальнул вверх. На результат даже не посмотрел.
Девчонка взвизгнула. Обернулась к мужикам.
— Это он!!! Жила, быстро сюда! Снимай! Быстро!!
Она взлетела через борт к Пашке, прижалась к нему боком, грудью, щекой, повернула лицо к Жиле.
— Давай!
Жила вытащил из-за пазухи цифровой фотоаппарат и занажимал на кнопку. Пашка возмутился:
— Э! Э! Ты чего?
Она его не слушала. Вытащила из нагрудного кармана записную книжечку и авторучку.
— Скорый, подпиши вот тут. Пожалуйста.
Офигевший Пашка поставил автограф. Девчонка чмокнула его в подбородок.
— Меня Феей зовут.
Взвизгнула:
— Хи!! Девки офигеют!! Жила, давай ещё пару снимков!
Снова прижалась.
Пашка спросил:
— Фея... А чего у тебя зуба-то нет? Это же Улей...
Та беззаботно отмахнулась:
— Ай, мне его только вчера выбили... Я с Жилой подралась... Ладно, простите за задержку. Всё...Всё... Ухожу.
Ещё раз чмокнула в лицо Скорого и выскочила из пепелаца. Вся четвёрка подалась к своим пикапам. Расселись и развернувшись покатились по улице. Фея, высунувшись из окна, помахала рукой. Пашка тоже вежливо помахал в ответ.
Бабка вдруг что-то вспомнила.
— Короткий, посигналь им.
Багги взревела клаксоном.
— Догони.
Короткий развернулся и помчался к бригаде рейдеров.
Бабка выскочила на асфальт.
— Кто у вас старший?
Из-за водителя высунулся усатый мужик.
— Ну, я.
— Ты к Цезарю вхож?
— Ну, так я же — начальник рейдерской бригады.
Бабка оглянулась и со значением посмотрела на Мазур. Та кивнула — не врёт. Тогда шеф вытащила из планшета свёрнутый экземпляр копии карты.
— Вот это, ему передай. Я задолжала.
И бегом вернулась в пепелац.
— Теперь, поехали.
Короткий надавил на газ.
Бабка спросила в микрофон:
— Это, вообще, что за хрень была?
Танечка мрачно пояснила:
— Это Пашкина поклонница... Он у нас теперь — звезда...
— Тань, ты чего обижаешься? Я-то тут причём? — возмутился Скорый.
Бабка успокоила:
— Не ссы, Танюха, никуда он от тебя не денется. Я его хорошо знаю.
Бригада деликатно похихикала.
Короткий, совсем уж неспешно направился по четырёхполоске на юг.
Дорожное счастье кончилось, и они километров десять ползли без дорог, по лугам и заброшенным полям. В Комаровку не стали заезжать. Объехали. Перелезли через шоссе и через железнодорожное полотно.
Новоиспечённая Габри спросила:
— А вот там, что? Крепости, что ли?
— Да, Надюша. Крепости. Вот эта называется — Комаровка.
— У меня такое ощущение, будто я в сказку попала.
Вот тут Пашка со всей остротой понял, что эта, уже сформировавшаяся женщина, в сущности — совершенный ребёнок. Почему-то стало горько на душе.
Бабка подтвердила:
— Да, Габри, ты попала в сказку. В очень плохую, в очень страшную сказку.
Глава 41. Рубер
Когда Комаровка осталась далеко за кормой, Бабка предупредила.
— Бригада, внимание. Сейчас въезжаем в кластер сто тридцать один. Он перегрузился недавно. В нём уже должны быть крупные жруны. Скорый, посмотри на карте, как лучше проскочить. И, кстати, оставь её у себя.
Пашка развернул лист. Посмотрел. Да, собственно нечего было смотреть. Напрямую, через Ащикел, ехать опасно. Смертельно опасно. Но есть хороший тракт мимо Хрящёвки. Значит на мост лезть не надо. Принять влево и, за селом Райгородок, выходить на асфальт, который тянется аж через два кластера.
Так и сказал.
— Давайте влево, мимо вон того озера. Райгород у нас когда всплыл? — он перевернул карту, глянул в таблицу — сотню дней назад. Село маленькое, так что там должно быть тихо. Ну и там дальше асфальт до самого сто пятьдесят первого кластера. Да. Думаю так — нормально.
Поехали по новому маршруту.
Райгородский кластер видимо перегрузился из конца лета. Ближе к осени. Пшеница в полях стояла по пояс. Зерно уже начало осыпаться.
Проплутали немного по грунтовкам и выехали к городку. Ну, городок, это громко сказано. Так, деревенька. Одна улица.
Решили в жилое не соваться — объехать. Приняли чуть вправо и по прямой, хорошо накатанной полевой дороге, оставляя село слева за озером, лихо покатились между золотых волн, к уже виднеющемуся шоссе.
Зерновое поле почти закончилось, когда из моря пшеницы встал рубер...
Чем-то его харя походила на рыбью. Широко поставленные глаза на выкате. Огромная, до самых ушей пасть, с мелкими, но даже на вид очень острыми зубами, складчатая, чешуйчатая шкура на щеках. Это был не совсем рубер. Броня покрывала только грудь и спину. Но размерчик он имел потрясающий. Высотой метра три с половиной. Не очень высокий для развитой твари. А вот в ширину его распёрло как качка. И мускулы просто холмами бугрились по всему телу.
Короткий заорал:
— Держись.
И, повернув пепелац, чуть не положив его на бок, попёр прямо по хлебному полю от твари.
Этот бодибилдер-переросток, лихо скакнул, вцепился одной лапой в борт неваляхи и потянул всю сцепку на себя. Луноход замедлился, скрёб колёсами землю и отбрасывал стебли, волоча за собой чудовище.
Пашка сначала схватил сайгу, но оказавшись кормой к этой мерзости, развернулся и опустил пулемёт. В суете потерял больше трёх секунд.
Надежда из-под своего сиденья тоненько визжала.
Хорошо Бекас не растерялся. Он мгновенно развернулся, уложил корд на спинку сиденья, и, как только на линии огня появилась цель, начал стрелять.
Тяжёлые пули принялись рвать чешую и кожу на морде чудища.
Над Пашкиной головой, Тьма лупила очередью. Дед, над спинкой своего сиденья палил из эскаэса как заведённый. Над квазом Игла била одиночными, видимо выцеливая глаза.
Рубер, замычал, замотал головой. Больно! Он пригнулся, пытаясь укрыться за бортом прицепа. Но такую махину за прицепчиком не укроешь. Пашка выцелил открытые ноздри, зияющие почти на лбу твари. На крючок нажать не успел.
Луноход, внезапно освободившийся от хватки рубера, прыгнул вперёд и, с пробуксовкой, рванул от нападающего.
Потеряв ещё пару секунд, Скорый со стоном, напрягая все мускулы, ворочал стокилограммовый агрегат. Наконец он поймал в прицел дырку ноздри и нажал на гашетку.
КПВ протяжно, и даже как-то лениво, дважды выдохнул пороховую струю. Пашка первый раз выстрелил из Владимирца в живую плоть. Эффект вышел поразительный. Черепушка твари разлетелась так, как будто внутри разорвалась граната. Балду ему просто снесло. Рубер опрокинулся на спину, взбрыкнув к небу ногами.
— Короткий, стой, — скомандовал Скорый. — Команда не расслабляться. Ждём. Бабка, доложи обстановку.
Та успокоила:
— Нет никого. В селе какие-то бродят. А поблизости никого. Надо уходить. Нашумели.
— Разворачивай, Короткий, поехали.
Оглянулся.
Тьма уже обняла девочку, прижала её голову к груди и что-то бормотала. Ту била крупная дрожь.
Пашка успокоил Габри мощным импульсом самообладания. Скомандовал:
— Тьма! Правый сектор!
— Есть! — откликнулась Тьма. Оставила Надежду и вскинула автомат.
Когда миновали предательское поле пшеницы и поднялись на насыпь трассы, Скорый попросил:
— Короткий, остановись, будь добр.
Бабка заволновалась:
— Что такое?
— Дайте обсохнуть. Я взмок.
Ванесса поддержала:
— Я тоже.
Когда все немного успокоились, Пашка сделал "разбор полётов".
— Бабка, а как мы его пропустили? Ты, что? Ты его не увидела?
— Странно всё это, — отвечала Милка. — Я его, действительно, не увидела. Представляешь?
— Ментат-щитовик?
— Вероятно... А чего мы его не выпотрошили?
Пашка вздохнул.
— Да нечего там потрошить. Вся черепушка разлетелась по пшенице. Что-то мы с калибром переборщили. А? Короткий?
— Ты полагаешь, — спросил Короткий, — надо сделать спарку?
— Нет, надо возвращать корд на крышу. Этот Владимиров — монстр... Во-первых оставит нас без жемчуга, а во-вторых он очень медленно наводится на цель. У такой махины очень высокая инерция. По бронетехнике — да. Это чудный инструмент. Но по тварям — нет. Не пойдёт.
— Ну ладно, — с энтузиазмом согласился Короткий, — сделаем.
— Тьма, а ты чего это очередью поливала.
— Не довела переключатель впопыхах. А исправлять уже времени не было.
— Правильное решение.
Он поднял пулемёт и развернул сиденье. Заглянул через спинки.
— Надя.. Габри, ты как?
Девочка сидела закрыв глаза. Пашка потрогал её за плечо:
— Надюша, как ты?
Та судорожно выдохнула:
— Ой, мамочка... Ой, мамочка... Я домой хочу...
— Таня, посмотри пожалуйста, она там не описалась.
— ... Нет. Я уже могу её пожалеть?
— Да, Танечка, пожалей ... Всё, Короткий, можем ехать.
* * *
Снова накатило чувство, что он едет куда-то не туда. Словно эта жизнь привиделась ему во сне.
Иногда тут в Улье на него накатывало такое. Вроде живёшь, что-то делаешь, куда-то едешь, всё нормально. И вдруг — тресь!! Будто смотришь на этот бардак и на самого себя в нём со стороны.
А со стороны, это полный пипец.
Пашка недоуменно огляделся. Господи! Где он?! Что он тут делает?!
Потряс головой... Прошло. Он сосредоточился на ситуации, и психика как-то приняла всё это окружающее его дерьмо за данность. Он снова стал "Скорым".
Надо поинтересоваться самочувствием Деда, а то как-то забыли про него. А Дед-то не прост, палил прицельно и без паники.
Повернулся к старикану:
— Дед, ты как?
Тот удивился:
— Что как?
— Ты вроде даже и не испугался.
— Ну почему же не испугался. Испугался, конечно.
— А вот интересно — сколько тебе лет?
— Ровно девяносто.
— А из какого ты года?
Дед недоуменно молчал. Явно не понял вопроса.
— Ну, какой год там у вас сегодня.
— Девяносто первый. Перестройка, мать её.
— У тебя дети? Внуки?
Все молчали, слушали диалог.
— Конечно! Я же не этот. Не голубой. Шестеро деток у меня. Два сына и четыре дочки. Вот бабка моя счастливая, не дожила до этого Райкиного безобразия.
Все удивлённо молчали. Только Ванесса спросила:
— Максим Севостьянович, а почему именно "Райкиного".
Дед в свою очередь удивился:
— Ну, так если она президент, Раиска-то Горбачёва, то чьё это безобразие?
Бабка протянула:
— Вооон оно как. Значит, есть и такой вариант...
— Дед, у тебя планы какие-то есть.
— Конечно, есть. Как не быть. Хочу понять, что за чудеса тут делаются. Куда я попал, и как тут люди живут.
— Нормальная задача.
Тьма продолжала обнимать Надюшку. Спросила:
— А ты, Надя, из какого года?
— Девяносто третий у нас год. Май.
— А как ты попала?
Но Ванесса её остановила:
— Танечка, не надо её об этом спрашивать. Это нехорошие воспоминания. Ни к чему.
Замолчали. Каждый видимо думал о своём.
Надя неожиданно сказала:
— Я, с братом, утром, пошла на Каму. Речка — Кама. Сети поставить... Отплыли... И тут началось...
Девочка помолчала. Видимо собиралась с мыслями.
— Молнии. Небо чистое, а молнии везде. Грохот. Потемнело кругом. Мы присели в лодке. Испугались...
Вся бригада замерла. Не много в Улье имунных, которые видели момент перезагрузки. Обычно дело происходит ночью. Очень редкие случаи, когда кластер изымают из его родного мира среди бела дня.
— Потом завоняло чем-то прокисшим. Как-то сразу туман пошёл. Над землёй. А потом всё дрогнуло... Землетрясение... И всё. Затихло... Мы быстро к берегу. Домой. Прямо бегом. К окраине выбежали... А тут эти, на машине. Меня поймали... Да я и не убегала. Растерялась... А брат убежал.
Бабка прервала:
— Ладно, Габри. Не надо дальше рассказывать. Не трави себе душу.
Надежда маленько помолчала. Спросила:
— Так это получается, что я, настоящая — "там"?... А здесь ненастоящая?
— Нет, девочка, здесь ты тоже настоящая — ответила Ванесса.
Справа проплывала неспокойная Хрящёвка.
В селе стреляли. Сразу в нескольких местах. Как-то стало неспокойно на душе. Вроде бы — чего беспокоиться? Ну, стреляют и стреляют, обычное дело.
Короткий прибавил скорости.
Из переулка на окраину, в сторону шоссе, вылетел уродливый пикап. Пулемётчик из кузова лупил короткими очередями, куда-то в сторону жилья.
В пепелаце все напряглись, защелкали затворами. Дед приложил карабин к плечу и держал броневичок на мушке.
Но ничего экстраординарного не произошло.
Вояки на пикапе отстрелялись в кого-то, невидимого бригаде, развернулись и лихо нырнули обратно в село. Веселиться — довоёвывать. Ну, в принципе, и слава богу.
Пашка посмотрел вслед.
— Долбаный дурдом.
Километров через пять кластер закончился. Асфальтированная насыпь прервалась, как отрезанная острым лезвием. Короткий сбросил скорость, срулил вправо и покатил по степи. Шеф спросила:
— Бекас, я тут раньше никогда не была. Тебе местность знакома?
— В принципе — да.
— Тогда подсказывай.
— А тут и подсказывать нечего. Прямо — на юг. Впереди километров двадцать-двадцать пять — голая степь. Сначала холмы, а потом и вовсе каток.
— Ясно, — отреагировал Короткий.
— Потом — Калыш. И село, и озеро Калыш. И Шоссе, поперёк нашего маршрута.
Бабка выгнала Короткого из-за руля и уселась сама.
— Отдохни.
И попилила по степному ландшафту выдерживая направление на юг.
По пути наткнулись на небольшую банду муров. У тех наверно в команде был сенс. Уж больно целенаправленно четыре машины вылетели на вершину холма. Но что странно — тут же суетливо развернулись, даже зацепили друг-друга бортами, и в темпе снова скрылись за тем же холмом.
Бабка ворчала:
— Дебилы какие-то. Носятся, блин, по Улью, как в задницу раненые пингвины.
Короткий усмехнулся:
— Это они наш транспорт узнали. Хотели, видимо, ограбить... и прочее.
— Мы что, такие знаменитые и страшные.
— Видимо, судьбу бригады муров, которые на "ферму" работали, многие узнали. Если не весь Улей.
Игла, дрёмавшая, откинувшись на спинку, вдруг выпрямилась.
