Ирис с младшей дочерью я заметил моментально, благодаря полосатому "кокошнику" рожек нашей профессорши. Двинулся было к ним навстречу, но почти тут же увидел серьёзную помеху своим планам. Помеха двигалась сквозь толпу, как нож сквозь масло, величаво, по безукоризненной прямой, и нард расступался, давая ей дорогу. Вот чёрт! Ну, не совсем чёрт, но тоже с рогами... Пришлось поскорее сдавать назад и прятаться за ту же колонну, пока меня не обнаружили. Я включил комлинк:
— Двойка!
— Здесь двойка, слышу тебя, — откликнулась Сумари.
— План меняется. Их встречает Праведная Тётка, нельзя, чтобы она меня почуяла. Действуй одна.
— Поняла.
— Панорамный микрофон держи включённым.
— Да.
Дальнейшее я слышал благодаря микрофону на воротнике Сумари. Подойдя к беседующим тогрутам, она спросила скучным официальным тоном:
— Госпожа Тано?
— Да-да, — ответила Ирис.
— Курьерская служба. Вы заказали доставку багажа. Проверьте адрес и подтвердите, чтобы я могла взять его на грузовом уровне.
— Ты уверена в своём выборе? — спросила магистр Шакти, которая и помешала мне подойти к Ирис. — Почему именно Фобоси? Это гораздо дальше от университета.
— Пустяки, вторая остановка на магнитопоезде, и станция буквально за углом, — сказала Ирис. — Где подтвердить, мисс? Да, благодарю Вас. Так вот, мне-то доехать несложно, гораздо важнее близость школы для Эрдени.
— В Сенатском районе, рядом с Университетским городком, тоже есть престижные школы, — голос Шакти оставался ровным, и всё же, я уловил едва заметную досаду, что Ирис не прислушивается и поступает по-своему.
— Престиж нам не главное, мы же не владельцы корпораций. И в политику не собираемся, да, дочь? Нам нужно добротное разностороннее образование. Школу, которую выбрала я, заканчивали многие деятели науки и искусства. Следовательно, уровень преподавания там очень хорош.
— Что ж, как знаешь. Идёмте, у меня здесь спидер, я вас отвезу.
Следовать за джедайской машиной я не рискнул. Гораздо разумнее было потерять их из виду и лететь самостоятельно, иначе тётка Шакти, чего доброго, почувствует в Силе поток внимания и решит поглядеть, кто это там такой любопытный их выслеживает. Вернувшись в свой регион, я дождался доклада Сумари, что груз доставлен, а посторонних в квартире нет, и только после этого отправился с визитом.
— Здравствуй, душенька! — Ирис заключила меня в объятия. — Помешала тебе Шакти нас встретить, да?
— Увы. Кто же знал?
— Знакомься. Вот это и есть Эрдени, моя младшая.
Я наклонился к девочке, и её руки тут же обняли меня за шею.
— Тётя Сенатор, — прошептала она, — ты во всём этом так похожа на нас!
— Нельзя называть меня сенатором, когда я так выгляжу, — предупредил я.
— Знаю. Я только один разочек! А так... Здравствуй, тётя Квета.
— У тебя есть сейчас немного времени? — спросила Ирис. — Хочу подробнее узнать обо всей этой мутной истории с терактом.
— Время есть, записей с собой нет, — развёл руками я. — Может быть, вы пока отдохнёте, немного, разберёте вещи, а вечером я зайду за вами? Заодно покажу, как быстро добраться до моего дома.
— Лучше идём прямо сейчас. Мы прекрасно выспались на лайнере, а вещи разберём вечером.
— Как скажешь.
— Куда нам, на манитопоезд?
— Нет. Линия магнитки проходит в стороне от моего дома, станция расположена неудобно, мы ею пользуемся как запасным вариантом. Есть способ лучше...
Межъярусный турболифт понёс нас вниз, на сорок восьмой горизонт. Я нарочно дождался момента, когда в кабину мы сядем одни, чтобы можно было свободно разговаривать.
— Смотрите, вот это нижние этажи вашего дома, — указал я.
— Ух, вниз он почти такой же, как вверх! — восхитилась Эрдени.
— На самом деле, всего в половину, — поправил я. — А вот там, видите, раз, два, третий дом такой же конструкции? Он расположен у соседней станции магнитки, за ней начинается территория университета. В нижних этажах этого дома живут мои сотрудницы. Одну вы недавно видели.
— Как бы курьерская служба? — улыбнулась Ирис.
— Совершенно верно.
— Я бы тоже не отказалась жить в отрицательных. Такая панорама...
— Я не рискнула предлагать, это, всё же, считается более дешёвыми этажами. К тому же, вверху больше света, рядом незастроенный нулевой слой.
— Да, я заметила, мы пролетали через этот прогал.
— Сейчас выйдем, и садимся на так называемый гиперпоезд, вон она, линия идёт. Перегоны у них длиннее, следующая станция, как раз, под площадью рядом с моим домом. Дальше можно пройти официально, поверху, а можно служебными коридорами. Я покажу, просто идите за мной, не задавая вопросов.
— Хорошо.
Гиперпоезда — транспорт дальних расстояний, станции расположены редко, весь Сенатский район укладывается в три перегона в одну сторону и четыре в другую. Практически каждая станция пересадочная. Около моего дома, например, проходили сразу две линии верхней системы магнитки, одна условно-радиальная, вторая кольцевая, соединяющая все соседние районы. В сочетании с лифтами получалась сложная система переходов, отводов, выходов, галереи то ныряли в цоколи зданий, то повисали прозрачными трубами над проездами. Некоторые использовались редко, поскольку со времени постройки станций появились более короткие пути. В одной из них находилась старая служебная дверь, ведущая в городские коммуникации. Пройдя метров тридцать по заброшенному трубопроводному коллектору, можно было попасть прямо в подвал сенатских апартаментов. Коллектор отыскал на старой схеме Барн, он же вместе с ремонтным дройдом установил на двери с обоих концов сервоприводы и магнитные замки, чтобы не лазили мальчишки. С наружной стороны двери выглядели обшарпанными и намертво приржавевшими к косяку, на самом же деле легко открывались сигналом комлинка.
— Здесь, конечно, темновато и иногда откуда-то тянет плесенью, вот как сейчас, — прокомментировал я, пока мы шли по коридору вдоль старых труб, — но пол и стены сухие, с потолка не капает. А это уже подвал моего дома, вернее, первоначальной его части.
Здание сенатских апартаментов чем-то напоминает винтовочный патрон, которым проткнули лист бумаги. На поверхности видна лишь "пуля" — стильная Т-образная в плане высотная часть, где представительство Набу занимает двухуровневый пентхаус, а ниже располагаются собственно апартаменты — сравнительно небольшие квартиры чиновников, по три или четыре на этаже. Во времена первого строительства оно выглядело несколько иначе, старая часть значительно больше и тяжеловеснее, как и положено гильзе того воображаемого патрона, и занимает весь промежуток между горизонтами. Именно в ней находится тот самый зал, где проходил памятный приём, когда я танцевал с Осоко за портьерами. После начала сооружения пятидесятой "скорлупы" вокруг планеты бывший чердачный гараж для спидеров, расположенный над залом, стал гаражом подземным и основанием для новой высотной части, где также выкроили место под вестибюли. Именно в этом гараже встречались все лифты старого и нового зданий.
— Если ехать до верхнего этажа, попадаешь в вестибюль высотной части, — объяснил я. — Этот — технический, с поверхности сюда доходит только резервный лифт. Он нам и нужен. Им почти не пользуются, с него неудобно выходить на улицу, а на этом уровне вообще никто, кроме техников, не бывает. Указателей тут нет, дорогу надо запомнить. Видите вот ту дверь? За ней Большая Лестница, она ведёт из вестибюля выше в банкетный зал под нами.
— Настоящие катакомбы, — восхитилась Эрдени. — Здорово!
— Не страшно тебе?
— Что ты! Наоборот, интересно.
— Где катакомбы, так это у нас на базе. Она начинается как раз под станцией, где мы садились на гиперпоезд. Потом покажу, — пообещал я. — Вот вернётся Осока...
— А она где?
— Полетела к клонерам, на планету Камино, нужно кое-что у них забрать.
Иллюзия взлёта в лифте над нарисованным городом привела Эрдени в полный восторг.
— Вот это картинки!
— Хитрость в том, что на каждом этаже своё изображение, именно с этой высоты, — сказала Ирис. — Они стыкуются через эти как бы оконные переплёты так, что глазу незаметно.
— Получается, на каждом этаже нужно было наносить свою голограмму с глубиной?
— Да, — кивнул я. — Мы так и не знаем, зачем это сделали в служебном лифте.
— У какой-то важной шишки была клаустрофобия, — Ирис смутилась: — Извини.
— Ничего, у меня нормальный уровень самокритики.
Наверху я позвал Теклу и попросил организовать нам завтрак. Сам же установил проектор и начал рассказывать историю теракта с самого начала. Ирис слушала, в паузах задавала вопросы, Эрдени сидела тихо, словно её здесь вообще нет. Я решил, что мать приучила её ни при каких обстоятельствах не вмешиваться во взрослые разговоры. Оказалось, всё немного иначе. Когда мы с Ирис всё обсудили, девочка посмотрела на мать, на меня и сказала:
— Мне кое-что непонятно, объясните, пожалуйста...
Вот это деликатность так деликатность! Разумеется, мы с готовностью разъяснили ей те нюансы, которые взрослому очевидны — или просто известны по опыту — а ребёнку ещё незнакомы.
— Всё-таки, очень странно выходит. Подруга, которая джедайка, её предала, а Вентресс, сепаратистка, наоборот, помогла, — задумчиво произнесла Эрдени.
— Такое сейчас странное время, всё перепутывается, — развёл руками я, вовремя сообразив, что приводить десятилетней девочке аллегорию про воробья и навоз будет неуместно.
— Мам, попроси Квету рассказать ещё про сестру, — взмолилась Эрдени.
— Я расскажу, но вы, хотя бы, поешьте, — я указал глазами на тарелки с завтраком, которые принесла Текла, а увлечённые беседой тогруы и не заметили.
— Да-а, — спохватилась Ирис. — Ешь, детка. Пад... то есть, Квета расскажет ещё. Правда?
— Конечно, сегодня у меня уйма времени. Только что именно?
— Про музыкальных фанатов, например. Ты обещала дать послушать ту музыку в качестве.
— Легко!
Под мои рассказы Эрдени как раз расправилась с завтраком, допила чай, поставила кружку на столик, выпрямилась... и вдруг застыла с приоткрытым ртом. Я повернул голову. Возле крайней арки гостиной со стороны кабинета и спальни, опершись на раму плечом, стояла Осока и смотрела на нас. Ирис тихонько ахнула, прикрыла рот пальцами. Немая сцена длилась несколько секунд, потом Эрдени с радостным изгом кинулась опешившей сестре на шею. Подбежала Ирис. Нерешительно остановилась в шаге.
— Здравствуй, Осока.
— Здравствуй, мама.
— Звёзды, ты такая взрослая! — молитвенно сложила руки Ирис.
— Конечно, мне уже шестнадцать.
— Простишь ли ты меня, дочка? — из глаз матери катились слёзы.
— За что?
— Что отдала тебя.
— Ну, какие глупости! Я хотела научиться и научилась. Хотела приключений и получила их. Даже больше, чем ожидала. Не надо, мама. Погоди, сестрёнка, видишь, наша мама расстроена.
На цыпочках, стараясь не касаться пола каблуками, я покинул гостиную. Не стоит им мешать. После ночного разговора в каюте униветситетского корабля я не сомневался, что Осока всё понимает правильно и ко всему относится верно. Она справится. А мне, вообще-то, надо смыть пигмент и переодеться, вдруг из Сената позвонят, как в таком виде прикажете отвечать? Ага, сейчазз. Попытка самоустраниться потерпела фиаско уже через десять минут. Я не успел принять душ и толком просушиться, как в гардеробный закуток заглянула Эрдени:
— Сенатор Амидала, можно к Вам?
— Заходи.
— Почему Вы ушли?
— Ну, вам же нужно пообщаться в кругу семьи.
— Мама говорит, что Вы тоже теперь наша семья, неважно, что мы разных видов. С посторонними таких отношений не бывает.
— Почему, в таком случае, ты начала говорить мне "Вы"? — поинтересовался я, снимая с вешалки платье и просовывая голову в ворот.
— Вы ведь сейчас Сенатор, — пожала плечами Эрдени.
— А если я переоденусь, скажем, в твилеку, тоже будет "Вы"?
— Не знаю, смотря насколько важной дамой Вы будете.
Ну, не прелесть ли?!
— Так вот, — сказал я, подавив улыбку. — Я сейчас просто Падме. А для вас — всегда, кроме случаев, когда рядом посторонние. Понятно?
— Ага. Тогда, тем более, пойдём! — она решительно взяла мою руку обеими своими и потянула в направлении гостиной.
Надо ли после этого говорить, что Ирис вписалась в нашу тесную компанию так, словно всегда была тут? Она лишь раз спросила, не стеснит ли, и получив ответ, что нет, стала заезжать ко мне почти каждый вечер. Меня её присутствие, действительно, не беспокоило в любых дозах, тут я не слукавил. Наоборот, дополнительная отдушина после долгих заседаний и утомительных дебатов до хрипоты, когда возникало жгучее желание дать в глаз кому-нибудь из наиболее отъявленных оппонентов. Базарные бабы, а не сенаторы... Раньше мне некому было излить эмоции по этому поводу. Сотрудницам как-то неэтично, даже Кои. Посочувствовать мне могла одна лишь Рийо, она сама наблюдала все эти склоки, но её они раздражали не меньше моего. Другое дело Ирис. Тогрута всегда была готова поддержать, а то и дать совет, основываясь на опыте профессионального историка. Только за первые две недели я трижды воспользовался её информацией: двум сенаторам припомнил малоизвестные факты из истории их собственных планет, в третий раз, вынося на обсуждение документ, сослался на прецедент шестисотлетней давности.
С Осокой Ирис избрала выжидательную тактику. Не навязывалась, не стремилась пообщаться наедине. Очень разумно, тем более, что за мать всё, что нужно, делала Эрдени. После уроков стремглав летела на базу к сестре, и тащить её оттуда приходилось буквально на аркане. Через несколько дней это привело к тому, что Осока по вечерам сама стала привозить сестру ко мне и, таким образом, виделась с матерью. Как раз то, что требовалось. Исключительно удачно обернулась и сценка, когда я случайно обратился к Ирис "мам". При Осоке. Глаза у юной джедайки были соответствующие. Я видел, чувствовал, что Осокины баррикады скоро рухнут, и отношения с матерью установятся у неё примерно как со мной или Айлой.
Именно Ирис однажды вечером обратила внимание, что я болезненно морщусь, поправляя под платьем бельё.
— Что такое? — спросила она.
— Пустяки, просто грудь побаливает.
— А раньше было так же?
Я достаточно долго прожил в теле женщины, чтобы понять суть вопроса. Ответил:
— Когда как. Я довольно легко переношу.
— Скажи-ка, в последние две-три недели тебя не тошнило ли?
— Ну, пару раз... — я осёкся, так как сообразил, к чему она клонит. — Ты думаешь, что я... Да нет, быть не может!
— Помнишь, тогда в подвале ты обратила внимания на запах? Хотя он не был таким уж сильным. Всё вместе — весьма красноречивые признаки.
— Надо проверить, конечно... — цепляясь за последний краешек отрицания, пробормотал я. Хотя чего уж тут проверять! Последний сюрприз подкрался незаметно, хотя был известен заранее. Когда же это получилось? Должно быть, ещё в ночь перед судом над Осокой, других вариантов нет. Я-то всё мучился, что этого может не случиться, и история пойдёт по совсем другому пути. А оно произошло. Я — беременный.
