Летные характеристики 'Летающих крепостей' позволяли уйти на недосягаемую для 'Фоккеров' высоту, но командир на то и командир, чтобы иметь право принимать решения сообразуясь со своими представлениями о целесообразности того или иного маневра.
В стрелках Збруев не сомневался. Отобранные из десятков претендентов, они прошли отличную подготовку, но опыта реальных боев им недоставало. Того самого, что ложится в копилку бесценных навыков, и как знать, может быть уже завтра эти знания помогут отразить очередную атаку противника. Убедившись, что кроме одной эскадрильи 'Фоккеров', других угроз не просматривается, Збруев решил прищемить фрицев.
Эффективный огонь крупнокалиберных пулеметов начинался с 800 метров. Эту дистанцию определили опытным путем. Дав команду открыть огонь с 1000 метров, командир решил не рисковать, вдобавок, с открытием огня увеличил скорость эскадры, лишив противника возможности приблизиться.
Когда на вражеских истребителях, скрестились струи огня восьми пар пулеметов калибра 12,7 мм, финал в виде падающих германских аэропланов наступил спустя полминуты, после чего эскадра вернулась на высоту 6000 метров.
Морзянка от русского радиста в Ле-Бурже пробилась, когда внизу проплывал Кассель. Первая связь голосом прорвалась сквозь эфирные шумы за полтора часа до подлета к Ле-Бурже, а за двести пятьдесят километров, когда французские истребители прогревали перед взлетом моторы для встречи русской эскадры, Збруев дал команду на неспешное снижение до высоты 3000 метром.
Утверждение, что пилоты бомбардировщиков мало чем отличаются от водителей-дальнобойщиков, многим покажется странным. Между тем, общим для этих двух профессий является умение мгновенно переходить из созерцательного состояния к единственно правильным действиям, уводящими машину от столкновения.
В данном случае, когда аэропланы снизились до четырех с половиной тысяч метров, из облака лоб в лоб вывалились три идущие фронтом 'Альбатроса'. Уводя тяжелую машину от столкновения с правофланговым фрицем, и рявкая об отражении атаки, полковник чувствовал, как пули пулемета LMG 08/15'Шпандау' вспарывают правый борт его 'крепости', отчего второго пилота бросает на спинку кресла, одновременно отмечая, как на проносящихся мимо истребителях противника, скрещиваются очереди пулеметов его эскадры.
* * *
Межправительственные переговоры о посещении земли Франции Первой дальнебомбардировочной эскадрой из союзной России начались вскоре после отречении русского царя, когда Россия из монархии в одночасье превратилась в республику, а в конце марта соглашение было подписано.
От военного командования Франции куратором был назначен начальник штаба Северной армии генерал Гюстав Гронден. Непосредственным ответственным стал начальник службы аэронавтики Франции, полковник Поль дю Пюи, который по факту был эквивалентен урезанному в правах командующему ВВС. Таковой была своеобразная схема подчиненности авиации в третьей республике, в которой присутствовали пехотные и кавалерийские эскадрильи.
В начале мая пароходом Доброфлота из Архангельска до Франции добрался русский инженер Денис Кривошипов с десятью помощниками. Этим же рейсом русские привезли топливо для своих аэропланов и груз авиационных бомб, что вызвало естественный интерес со стороны французов. Увы, на вопросы о целях бомбометания, русский инженер, только разводил руками, дескать, откуда сугубо гражданскому человеку знать такие тонкости. Такого же характера были ответы на вопросы о летательных аппаратах — русский не скрывал опасений ненароком раскрыть коммерческие секреты.
Время было военное, и по пути к берегам Франции русский мог попасть в плен к германцам, и такая неосведомленность инженера была воспринята, как должное. Отказ рассказать о аэропланах вызвал неудовольствие, но ссылка на неведомые простому инженеру коммерческие тайны, была в духе времени.
В итоге Поль дю Пюи свел Кривошипова с комендантом военного аэродрома Ле-Бурже, чем русский был откровенно доволен.
О том, что прилетят большие аэропланы, было известно с самого начала, а после того, как русский инженер лично отметил и промерил каждую стоянку, де Пюи пришел к выводу, что прилететь должны аэропланы Сикорского.
Характеристики русских гигантов 'Илья Муромец' последних моделей полковник знал в совершенстве, но именно это не давало ему покоя — взлетев из-под Винницы, где базировались ближайшие русские бомбардировщики, топлива им должно было хватить только до германского Штутгарта, и это при условии, что вместо груза бомб русские загрузятся бензином.
'Допустим, — рассуждал начальник военной аэронавтики Франции, — господин Сикорский усовершенствовал свои аэропланы и теперь с топливом вместо бомб его машины способны пролететь тысячу восемьсот километров от Винницы до Парижа. В конце концов, на моторах, выпущенных французским филиалом русского моторного завода 'АРМ', летает почти половина наших аэропланов. За последнее время русские вполне могли их усовершенствовать, но зачем так рисковать новыми аэропланами, если их можно доставить морем?'
Убедительного ответа на свои вопросы полковник не находил, и к решению загадки привлек Луи Шарля Бреге, конструктора лучших французских бомбардировщиков 'Breguet 14' с которыми полковника связали давние отношения. И не только. Когда вопреки требованиям военных Луи Бреге, вместо толкающего винта, поставил на свой аэроплан тянущий пропеллер, позиция Поля в комиссии по приемке аэроплана оказалась решающей. В результате Бреге получил заказ на три тысячи двухместных бомбардировщиков, Франция приобрела прекрасные аэропланы, а мужская дружба скрепилась неплохой суммой франков.
Сходу Бреге ответа не дал, и только через неделю заехал к полковнику:
— Поль, ох и задачку ты мне подкинул, — с ходу огорошил своего приятеля конструктор.
— А что в ней не так? — хитро улыбнулся полковник. — Всего лишь посчитать, при каких условиях русские аэропланы, типа 'Илья Муромец', смогут пролететь тысячу восемьсот километров. Луи, не прибедняйся, тебе эта задача на один зуб.
— При встречном ветре, топлива потребуется на две тысячи километров, — проворчал собеседник, — во-вторых, ты заикнулся о каких-то усовершенствованиях, но ни одной цифры не озвучил.
— Луи, — откинувшись на подголовник кресла, вновь усмехнулся приятель конструктора, — я тебя слишком давно знаю, чтобы не понимать, что ты до чего-то докопался. Не тяни, дружище, а то я подумаю, что ты не из профессорской семьи, а из уличных торговцев.
— Ну, хорошо, выложу, но знай, на этот раз ты так просто не отделаешься, и поможешь мне пощупать русские аэропланы собственными руками. Что касается перелета, то на первый взгляд загадок нет, но это только на первый.
Из объяснений своего товарища, начальник службы аэронавтики Франции, уяснил, что на сегодняшний день французские инженеры имеют более-менее достоверные представления о дальности полета в зависимости от КПД и мощности мотора, площади крыльев, скорости и массы аэроплана, и над этой теорией работает сам Бреге.
Из расчетов следовало, что, даже сняв с 'Ильи Муромца' последней модели все вооружение и оставив минимум экипажа, от Винницы до Парижа он не долетит!
— Поль, тут вот какой казус. При идеальной погоде, 'Ильи' могут долететь от русского города Тарнополь, до нашего Нанси. Этот маршрут на 450-ть километров короче 'твоего'. Но тогда появляется вопрос — зачем, зная, что перегруженные и безоружные аэропланы станут легкой добычей даже для самолета-разведчика, выбирать длинный и опасный путь над вражеской территорией?
— Луи, не отвлекайся на риторику, ты лучше скажи — в чем подвох?
— Даже не представляю, но и считать русских идиотами, у меня нет никаких оснований. Скажи, — осторожно, будто боясь спугнуть мелькнувшую мысль, начал Бреге, — а запасной аэродром оговорен?
— Конечно, союзники запросили резервную посадку в Ла-Брайле.
— Но это же западнее Парижа! — воскликнул авиаконструктор, чтобы тут же уверенно продолжить. — Поль, все сходится! Русские аэропланы пересекут Германию с севера!
— Но это же невозможно! — на этот раз воскликнул обычно выдержанный начальник службы аэронавтики.
— Да, невозможно, но только до той поры, пока мы не примем за факт, что у наших союзников появились принципиально новые аэропланы, — уверенно вынес вердикт Бреге. — Кстати, я готов заключить пари, что одним из секретов является топливо, которое с твоих слов так тщательно охраняют русские.
* * *
Этот разговор состоялся в мае. Несколько раз французы уточняли детали, но все свидетельствовало, что в своих предположениях они не ошиблись. За это время по дипломатическим каналам союзники обменялись несколькими шифрованными сообщениями, а на аэродроме Ле-Бурже, инженер Кривошипов развернул радиостанцию для связи с эскадрой, чем немало удивил союзников.
По тем же каналам русских известили о роли начальника штаба Северной армии генерале Гюставе Грондене и полковника Поля дю Пюи. В состав встречающих официально включили Луи Шарля Бреге, так сказать, на случай решения технических проблем.
Русские не возражали, но на все запросы относительно даты вылета отвечали фразой: 'Этот вопрос в стадии решения', и только в средине июня от них пришла шифровка: 'Вылет русской эскадры состоятся с 25-го по 30 июня, сего года'.
Надо ли говорить, как рассвирепел начальник аэронавтики Франции, узнав, что русские вылетают не 25-го, а завтра, 22-го июня, о чем ему сообщил представитель пятого управления Генштаба Сухопутных войск Франции, в ведении которого был обмен сведениями между разведками союзников.
Оказывается, еще до отправки российского парохода из Архангельска, пятое управление согласовало с разведывательным управлением Генштаба России, кандидатуру офицера связи, известного полковнику, под именем Денис Кривошипов, с которым полковнику рекомендовалось незамедлительно встретиться. При этом разговор с представителем пятого управления санкционировал лично генерал Гюстав Гронден
Получив рекомендацию больше походившую на приказ, дю Пюи, от всей свое французской души пожелал любителям шпионских игр сгореть в преисподней, но так как выполнить это было затруднительно, решил отыграться на русском 'шпионе'.
Полковник не был бы полковником и командующим ВВС Франции, если бы не умел держать себя в руках, и не понимать необходимости секретной работы, но, как любой военный, к 'шпионам' относился с определенной долей неприязни, что сейчас и демонстрировал:
— Вы по-прежнему утверждаете, что являетесь инженером? — демонстративно не предложив русскому сесть, полковник глядел на него, как смотрят на представителя класса пресмыкающихся из отряда чешуйчатых.
Чего-то подобного Денис ожидал, и это помогло ему не сорваться, тем более, что он действительно имел диплом Харьковского политехнического института, а знания, полученные на лекциях Высших курсов управления, помогли вовремя распознать лучинки возле глаз и едва заметную наигранность. Этой науке на тех же высших курсах капитана Кривошипова учил знаменитый сыщик Российской империи Александр Зубатов, что и определило дальнейший разговор.
— Так точно, господин полковник, и как инженер я должен сообщить: прилет эскадры надо ожидать завтра от тринадцати до четырнадцать часов, по парижскому времени.
Вроде бы ничего не изменилось, и минуту назад в кабинет входил странноватый русский инженер, но фразу о прилете русской эскадры произнес человек решительный, и, одновременно, относящийся к полковнику с искренней симпатией. Дю Пюи не знал, что приемам располагать к себе собеседника, Дениса учили все на тех же курсах.
— Со стороны Германии? — вопрос прозвучал как само собой разумеющееся, а Денис в который раз, отметил отменную реакцию французского полковника. Обычного военного, озвученная Денисом дата поставила бы в тупик, а начальник службы аэронавтики демонстративно показал, что давно вычислил маршрут эскадры.
— Так точно, господин, полковник, а вот вам все данные по аэропланам, — Денис извлек из тубуса виды и проекции 'Летающих крепостей', — они вылетают завтра утром из-под Риги.
* * *
Военный аэродром Ле-Бурже, располагался в 13-ти километрах от Парижа и представлял собой мощный узел ПВО, прикрывающий столицу франков от налетов с севера.
Не считая устаревших 'Ньюпоров' и 'Фарманов', здесь базировались четыре эскадрильи лучших истребителей Франции SPAD S-VIII, и две эскадрильи двухместных бомбардировщиков 'Breguet 14. При необходимости, в воздух могло подняться 60 боевых аэропланов. Примерно такое же количество машин могли взлететь с соседних аэродромов.
Утром 22 июня аэродром Ле-Бурже напоминал разворошенный муравейник. Наскипидаренные комендантом носились интенданты. Все полушепотом говорили о вечернем банкете, но никто не знал по какому поводу. Летунов это ни в малейшей степени не смущало, ибо 'массовка' рядом со взлетным полем без пилотов теряла смысл.
'Ньюпоры' и 'Фарманы' с утра перебазировали на соседние аэродромы, им на смену перелетела героическая эскадрилья N 26 лейтенанта Армана Пенсара, сумевшего 'приземлить' 16 германских самолетов. Бросившихся к герою пилотов постигло разочарование — Пенсор точно так же не имел представления о готовящемся событии, и это только разожгло любопытство.
Кто первым заметил расставленные вокруг аэродрома четырехствольные автоматические пушки с сидящими в креслах наводчиков русскими из экспедиционного корпуса, выяснить не удалось. Впрочем, никто следствия не проводил, зато все тут же припомнили, что еще в мае вечно молчаливым русским выделили стоящий на отшибе ангар.
Очередную порцию пищи для домыслов подкинул артиллерист аэродромной ПВО, вчера получивший команду помочь 'жителям русского ангара' растащить по позициям новейшие шведские 20-ти миллиметровые зенитные автоматические пушки. Он же поведал, о прибывших вчера вечером зенитчиках из состава русского экспедиционного корпуса. Тогда же прошел слух, что на 'Breguet 14' командира бомбардировочной эскадрильи, прямо сейчас спешно монтируется новая русская радиостанция, а место второго пилота займет русский инженер.
Круг подозреваемых постепенно сужался, и, скорее всего, виновники были бы найдены, если бы не приказ приехавшего из Парижа полковника Поля дю Пюи, о немедленном сборе всех пилотов в казарме охраны.
За столом, у завешенной шторами стены, сидел начальник службы аэронавтики Франции, что свидетельствовало о серьезности предстоящего мероприятия. Рядом с полковником расположился только что прибывший гражданский, в котором кое-кто из пилотов опознал знаменитого конструктора французских бомбардировщиков 'Breguet 14'. В третьем все с изумлением узнали русского инженера, о котором сегодня было переговорено больше, чем за минувшие полтора месяца. При этом в гуле голосов нет-нет, да проскакивало утверждение, что интрига наверняка связана с русскими.
А вот по поводу своей роли никто из присутствующих не сомневался — при любых раскладах летчикам придется драться, а закрытые двери казармы свидетельствовали о прикосновении к настоящей тайне.
