— Интересно было, Арам?
— Интереснее, куда все это? — кивая на десятки произведений.
— Хи-хи, завидует!
— Хех, я все показал, а ты запомнил. Дядечка уже взрослый...
— Вот она, игольчатая тонкость душ!
— Ах, хлад картин студит, возбуждая! Мне хватит вон той.
— Хех! Феи! Уберите остальные. И подогрейте.
— Хи-хи!
— Ах, прелестные созданья!
Есть решили в два этапа, слишком много было всего. И Арама отпустили. Жером на этот раз ел быстро, и успел даже изрисовать один лист.
— Лео, давай потанцуем? — беззвучно.
— Научишь?
— Ага! Давай вот с таким мотивом...
— Феи, музыку!
Да, в одной позе долго не пробудешь, Йом так не может. Получалось неплохо, мы опробовали около десятка разных, прежде чем доесть. А Жером все рисовал и рисовал свою этюды, пришлось не только на столе прибраться, но и разобрать накопившееся. Напоследок еще раз прошлись по всем танцам, закрепились они хорошо. Йоми умело меня вел в местных вальсах, танго, ча-ча-ча, польке. Быстрые и медленные. На повторе уже я был ведущим, кружа и выгибая его. Поддержки и некоторые более сложные элементы упускали, чтобы завтра утром как зарядку попробовать и перед маэстро кисти и красок показать высший класс, к тому же особо не развернуться, не танцпол. Те листы, что мы в танце подхватывали прямо в полете с мольберта, нам обоим импонировал Жером, его работы обещали глазам усладу.
Старшие сыновья тех, чьи лавки были в группе с башнями, к вечеру согласились с условиями, которые предложил Костаж. И наш штат пополнился двумя оболдуями для принеси-подай в оружейный отсек, а Эмиль в отдел со съестным отправился. В самих лавках слишком простецкий товар был, наши ткани лучше, бакалея с галантереей не требовались.
Зря Арам обозвал творение Ламбиринтом. Хотя если комплекс в целом, то он прав. Но торговый павильон красив и светел. На первом этаже в центре озелененный фонтан с рыбками. Были в фонтане и хитрости, когда заполнялись две разные группы емкостей, вызывающих изменение конфигурации струй и расположения цветочных горшков. Здесь размещалась оружейный, ювелирный и продуктовый отделы. Напротив вход на второй этаж, ведущий в проем над основным входом, с пространством я много поиграл. На втором были ткани и парфюм, рядышком. С другой стороны был фарфор, совмещенный с художественной выставкой-продажей, картины пока еще не заполнили предназначенные для них стены и места.
Свободной территории завались. Центр просторен, широки террасы с портиками и шестью колоннами гексагоном, две противоположные грани которого содержали главные входы-выходы. Самим отделам было куда расти. Самым маленьким был ювелирный, он меньше всех использовал отведенную под него ширь.
При необходимости обе крупных лавки, занимающие по целой половине, сами уполовинивались — просто убирались витринные проекции, дающие иллюзию прозрачности для части стены. Там были огромные залы с колоннами, дающие широкий простор при размещении товара, вообще пустующие на данный момент. Между ними, тоже в деактивированном виде располагались будущая связка с другими торговыми точками или еще с чем-нибудь.
Порталы с улиц вели в отдельный просторный зал, через который уже попадали собственно в сам павильон. Из него выходили в подобную же залу. Между оружейной и ювелирным был вход в администрацию. Приемная, два кабинета для управляющего и помощников, одна переговорная, один санузел. В приемную были двери из прибуфетной комнаты для обслуживающего персонала, подающего напитки и закуски, и в приемную вышестоящей администрации, основной вход в которую располагался этажом выше. Из кабинетов второй выход вел в отдельное служебное помещение с туалетом, выходами в каждый отдел, в холл мастерских, в оба жилых массива. В головной администрации было три кабинета и две разные переговорные.
У каждого отдела была своя служебная комната входов-выходов. В ней располагались не только те, что по торговому отделу были раскиданы для удобства, но и ведущие напрямую в соответствующие цеха, административные. Там же был и свой санузел, кроме пищеблока с отдельным общим, для посетителей кафетерия.
Вход-выход из презентационного зала и банкетного располагались рядом с павильонным. Они оба были в одной башне на седьмом этаже, однако в аукционном не было балконов, а открывались только мезонины, в праздничном, соответственно, присутствовали балконы и открывались бифориумы. В каждом были свои санузлы, выходы в служебные помещения и пищеблок.
Фиксирование пространства это не хухры-мухры, тем более личные односторонние рамки порталов доступны для всех, соответствующие опции есть в Ламб, кому, куда, когда, как часто и с чем. Не настроены, но все же. Тем более все двери подписаны, лепестки их диафрагм открываются легко и быстро по командам умных датчиков.
Все внутренние переходы, большие и малые, в лавки и туалеты, выполнены в виде гексагонов с теперь уже адамантитовыми диафрагмами. В жилых комнатах специальная система делает четные лепестки прозрачными изнутри, помимо большого глазка в центре, давая легко видеть всех, кто снаружи. Вот такой вот контраст стилей, придающий пикантность.
— Чем у Жерома займемся сегодня?
— Научишь "фракталам"?
— Это целая дисциплина, Йом, смежная не только с алгеброй и геометрией.
— Тогда давай украсим ульи.
— Фотографиями полета на корабле в краске... ммм!
— Фотографиями?
— Вот плоский образ, сделаем стопкадр, перенесем на носитель и воуля!
— Ясно...
— Зря загрустил. Надо же еще выбрать ракурс, подобрать момент, сочинить тему для каждого улья. Ох уж этот Арам! И про рамки не забудь.
Но планам сбыться не удалось. Жерому отказать, что ребенка обидеть. Вот мы с Йомом и замирали в разных вчерашних позах, позируя. Художник по одному ему известным признакам и критерия выбирал с панелей ключевые листы и дорисовывал детали, брался то за акварель, то за гуашь. Как ни странно, но сегодня Жером пользовался специальным перстнем, призванным помочь размещать и снимать с панелей его художества, и никакого бардака из своих работ не разводил. Мастер сегодня часто переключался на мелкие детали, рядом с его пюпитром гордо стоял муштабель, поддерживающий руку.
Заглянув в архив, стоя на одной ноге в застывшем танцевальном элементе, поделился увиденным с Йомом. Мастер после нашего ухода не бросился рисовать, нет. Он задумчиво изучал панели с изрисованным картоном, кивал сам себе, бубнил, восхищался порядком. А утром он нашел кольцо в одном из ящиков секретера, чье содержимое изучал тщательно и вдумчиво после опробования магического инструмента для работы с этюдами, за этим делом мы его и застали.
Фильм Йом смотрел через ОСМО, с закрытыми глазами. Но его мимика была открыта миру, чем Жером немедленно и воспользовался. Люфс заново переживал мгновения, ему было совсем не до монтажа. Откинувшись на мне, обнявшим его всеми конечностями в воздушном кресле, прерывисто дышал, едва не крича вслух.
Только полностью откатав повтор в памяти, от момента снятия туманной завесы до отчаливания, Йоми смог внятно участвовать в выборе эпизодов.
Самый первый — это момент сразу после снятия завесы, причем на удалении от корабля. К закатному Ра группа сотрудников стояла боком и спиной, Моара, Чако, Арам, Костаж и мы вдвоем стояли другим боком. Один Арье вышел спиной к зрителям. Зато какая богатая палитра, какие сочные цвета! Только в гигантском формате, никак иначе! Рамка — глубокая чернь, усыпанная разновеликими каменьями под цвет примыкающего к рамке полотна, как продолжение солнечных лучей. В общий холл ее, потесним имеющееся.
Соединение Тшего и Нэниуца шикарным батиком, не умеющим выцветать. В уголке наша подпись — голограмма сдвоенной короны и вязь вокруг из наших имен: круг с "Леонардо" и круг с "Йомиэль". Калиграфия, объединившая в одном узоре два имени, вытекающими друг из друга, сливающимися, переплетающимися. Тоже голограммой, когда малейшее смещение дает уже иное видение. Над ней больше всего и провозились. Однако потом передумали ее использовать, сделав подобную с "Ламбада" и "Сейф", но более вычурную, с претензией на...
А дальше как по накатанному. Вид горизонта с кораблем вверх тормашками, в штопоре. Отдельные группы или одиночные лица. Вид сбоку, охватывающий и землю, и профили. Анфас и с тыла.
Финальным шедевром стала вторая картина в главный холл — вид активированного инфэо, отзеркаленного в материальный план бытия императорской лилией, и корабля с самой выгодной позиции. Тоже гигантская, полная мелких деталей и узнаваемых лиц с удивительной мимикой.
А ночью я специально проснулся для того, чтобы всем, отправившим мне послание, ответить. Самое легкое и самое трудное — ответ Зимену. Не отец, не мать, не любовник. Благодарный, одухотворяющий, окрыляющий по жизни. Не Арас.
После развешивания нашего с Йомом творчества, от себя добавил еще десятки произведений, запечатлевших мой воздушный балет, отдельная череда последовательно закатывающегося светила и видов линии штормов над океаном с пойманным краешком Ра. Добавил и цветение Имиэлилэль в полдень и полночь, без присутствия глоров, и пусть другие хоть запридумываются, я автор, мне и называть творение! Занял все места, приготовленные для картин Жерома. Ему еще рисовать и рисовать серии, к этому времени распродадутся эти.
Каждому в комнату повесил картину с изображением наиболее восторженно-счастливого выражения лица, даже каждого из уров я выучил и судил их по ауре, когда для них делал. Портреты на фоне того, что вызвало такую мимику лица и состояние души во время нахождения на Небесном Страннике. Каждому отправил сообщение о подарке за доставленную радость, а приходящим оставил в мастерских со скромной запиской.
И, конечно же, в нашем Эрмитаже на Лейо устроил картинную галерею, распределив инеевую серию с сегодняшними произведениями. Подумав, подписал первым вариантом, упрощенным на эффекты, оставленный у Жерома зеркальный овал, сделал подписанные копии, используя много более сложные инфэо в АЗУшном стиле и без защиты, некоторых картин, так же помещенных в продажу и распределенных по внутренним помещениям "Ламбада", в основном зеркал и все гигантские монокристаллы льда. А в спальне повесил поясной портрет с нашими счастливыми лицами на фоне заката на радость феям, в это время не спавшим.
Меня понесло, и я создал идеальное фото в адамантите. Огромный прямоугольник в формате четыре-на-три, в метрах. С одной стороны смоделировал вид Крон-Ра с захватом Глораса в кадр, где отчетливо были видны оба его спутника, в пик интенсивности и завершенности, а на оборотной стороне момент полного формирования призрачного вида Крон-Ра. С двух разных точек, со всеми мельчайшими звездами, которые можно заметить лишь с сильной оптикой. Рамка с двух сторон повторяет языки короны. Специально раздвинул стеллажи и витрины, чтобы в фарфоровом отделе разместить рядом с входом, призрачной стороной наружу. Высота потолков как раз позволяла, идеально. По центру у нижней кромки скромная каллиграфическая то ли подпись автора, то ли название произведения в эльфийском стиле: "Моара Крон-Ра". Оставил открытым возможность зачарования и определения потенциала источника, даже нескольких, с учетом звезд и планет. И повесил ценник с варварски бешеной суммой в миллиард платинов, на несколько порядков превышающей весь кредит наших пассивных средств, собранных с населения за весь период с момента открытия. Сравнить с активами Груца не отказался бы, знаю, что Дом ре-Т`Сейфов в состоянии приобрести без особых последствий для бизнеса. Но Йом тревожно заворочался, пора засыпать.
Глава 29. Миллионеры
— Негодник! — по-доброму, проснувшись и увидев холст.
— И тебе привет, лапусик, — вжимаясь бедром в пах.
— Но-но-но! — игриво. — Привет! — подтягиваясь и легко целуя, без языка. И тут же покрылся маковым цветом, осознавая свою смелость.
— Звездочка! — счастливо прослезившись.
— Давай посмотрим на реакцию, Эль?
— Не боишься разочароваться?
— Неа! — мотнул он головой, растрепав волосы.
Открыл несколько экранов.
— Эль! — и задохнулся.
— А что? Совсем и не много...
— Ты понял, — кулачком в бок. Еще бы мне не понять! Меня любили...
Зимен проснулся позже нас. Картина его смутила, а ненаващивая индикация о наличии сообщения обратила на себя внимание только после умывания. Он зажмурился, сжал кулаки, крепясь и сдерживая слезы, преисполнившийся решимости следовать какому-то своему решению, и хотел было ринуться в спортзал, предварительно проверив, что меня вновь нет в зоне доступа. Однако холл с двумя новыми полотнищами не у одного его сбавил обороты. Все поражались. А Зарте застыла перед большим инеевым зеркалом вместо старого, пока муж мягко не оторвал.
Костаж аж крякнул, а потом его пробил нервный смех, когда он первым делом решил спуститься в павильон и проверить, через его браслет я заблокировал информацию о новом товаре с оговоркой: до лицезрения. Чако а Арам более трепетно отреагировали, став в высшей степени одухотворёнными, особенно когда увидели обратную сторону. Здесь и Костаж проникся космичностью, молча трепеща на уносящие в грезы туманности.
К тому моменту подтянулись и другие, в том числе и уры, весьма смущенные своими портретами. А глава "Сейфа" инспектировал новые картины, покачивая головой, дергая вверх уголок губ, завидя цены. Он уже щупал материал картин на ткани, у себя в комнате, и сейчас проделывал то же с ледяной живописью. Сабир порыкивал, а перед двуоборотной картиной оскалился. Двум магессам такое его поведение было явно знакомо, да им и не до него было — обе влюбились в инеевые зеркала, снежинки, Имиэлилэль.
— Лентяй!
— Лео, — глядя и прядая просительно, — можно в паре, как вчера? Ну, пожалуйста...
Йом очень старался не уронить меня при выполнении поддержек, и много раз пытался удержать равновесие со мной, находящимся вниз головой на его вытянутой вверх руке. Кончики его ушей алели, но ему нравилось, что им откровенно любуются, обожают каждый вздувшийся бугорок мышц, даже самый незаметный. Еще неделю-две позанимаемся, и можно выполнять броски и подбросы. Пусть, спешить некуда.
Мои презенты явно смутили этранов, но при детях они повели себя достойно. Всем им польстило такое внимание со стороны Арье, а этраи Сюлнена глубоко задумалась, когда удалось под каким-то предлогом уединиться и дотошно изучить подарок. Ее самоконтроль надолго выпал в мечту, когда дочери показали ей "Моара Крон-Ра", они второй раз в жизни видели мать такой живой, имеющей чувства и эмоции.
И все отметили в течение дня в приватных разговорах с мужьями, женами, близкими друзьями, что счастье не выставлено на продажу, что оно сокровенно, что портреты изначально первыми увидели разве что еще супруг, помимо изображенного, а дальше уже по своему усмотрению делай, что сочтешь нужным. Сабир, вот например, удержался от разрушения прекрасного, в последний момент отвернув кулак в стену. Он запутался в Ламбиринте и не находил дороги к выходу.
Не у одного Костажа ценник вызывал нервный смех и подхихикивания. Многие захожие купцы абсолютно так же реагировали, а смысл изображенного доходил позже цифр, но зато как! доходил.
