Петля затянулась и, казалось, продолжала сужаться, как будто вот-вот оторвет голову. Легкие горели от нехватки воздуха. Ренар хрипел и пытался нащупать почву под ногами, но та неумолимо уходила из-под них.
— Жил, как Иуда и умрешь так же, — услышал он напряженное проклятье Анселя.
Ренар не мог отвечать. Вся жизнь словно обернулась пылающим обручем вокруг шеи, мир сузился до одного единственного желания: сделать вдох. Это желание мучительно длилось, прорываясь сквозь боль и ужас и путаясь с ними, и Ренар не знал, сколько тянулась эта агония.
А потом желаний не осталось.
* * *
Пройдя примерно половину пути между границей города и лесом, Элиза бросила случайный усталый взгляд под ноги и обратила внимание на крупный след. Нога была явно мужской и глубоко утопала в земле.
«Ренар?» — подумала Элиза и слегка нахмурилась. — «Уже вернулся?»
Вечерню отзвонили, она застала ее еще в городе, но еще некоторое время предпочла провести в Руане в надежде найти дополнительное средство для глаз Ренара. Поиски не увенчались особым успехом, но новость про удивительные флорентийские стекла все же была хорошей, и она хотела как можно скорее обнадежить друга.
«Если он меня уже ждет, будет даже лучше», — вздохнула Элиза, понимая, что с трудом сейчас переносит одиночество. — «Может, он даже поможет нарубить дров для растопки, а потом сходим вместе за водой?»
Однако мысли эти отчего-то не успокаивали, а лишь рождали новую тревогу. Лес Румар, погруженный в зимний сонный морок, перешептывался ветвями, шуршал отмершей травой. Местные зверьки создавали дополнительный шорох. Все это вместе словно говорило ей:
Элиза! Элиза! Торопись! Скорее!
Не понимая источника своей тревоги, она зачем-то вновь опустила взгляд, замедлила шаг и принялась приглядываться к дорожке следов под ногами. Отпечатки на зимней земле походили на те, что могли оставить ноги молодого инквизитора — они с Вивьеном, пренебрегая правилами, что предписывали им носить скромную и неподходящую к погоде обувь, оба ходили в плотной обуви.
«И верно, здесь точно прошел Ренар», — вновь постаралась успокоить себя Элиза.
Но затем она увидела еще один след. Он отличался. Новая дорожка следов вела из чащи и постепенно переходила на тропинку, переплетаясь с отпечатками Ренара. Было заметно, что эти следы одинаковы по форме, но разные по глубине, словно тот, кто здесь проходил, припадал на одну ногу.
«Здесь проходил кто-то еще. Кто-то хромой. Угодил в капкан? Пошел за помощью? Ко мне?» — Каждая мысль нравилась Элизе все меньше.
Лес снова зашелестел, будто говоря с язычницей своим устрашающим шепотом:
Ты не успеешь помочь ему, Элиза!
Женщина ахнула от испуга и замерла, словно вкопанная. Ей поистине показалось, что кто-то говорит с нею. Кто-то, кто беспокоится и заранее скорбит о судьбе… чьей? Ренара? Или таинственного хромого чужака?
— Вивьен… — прошептала Элиза, зажмурившись.
Торопись! — вновь прошелестел в ответ ветер. Элиза даже не хотела знать, кажется ей, или нет. Опасения множились в ее разуме. Не став тратить время на то, чтобы строить догадки, она спешно миновала опушку леса. Ей хотелось поскорее встретиться с Ренаром. И удостовериться, что он жив.
* * *
Тяжело дыша, Ансель смотрел на бывшего ученика со смесью торжества справедливости и искреннего сожаления. Он не хотел, чтобы все так закончилось. Он никому этого не желал.
Бездыханный Ренар — с неестественно вывалившимся языком — теперь лежал на земле. Когда тело бывшего ученика перестало дергаться в петле, Ансель подождал еще немного, прежде чем выпустить перекинутую через толстую ветвь веревку из рук. Как только он это сделал, Ренар рухнул на землю безвольной куклой. Он не дышал.
Ансель продолжал стоять и смотреть на него в ожидании. Он сам не знал, чего ждал. Сердце его бешено колотилось в груди. Руки подрагивали от напряжения и страха, который он испытал, когда Ренар забился в попытке освободиться из петли. В тот момент Анселя захлестнули сомнения, душу затопил непрекращающийся ужас, но веревку из рук он не выпустил.
Теперь же, глядя на то, что сделал, Ансель чувствовал, что дрожит. Тело Ренара застыло и не подавало признаков жизни. Петля ослабла, хотя все еще была затянута достаточно туго и, казалось, не пропустила бы воздух, даже если б Ренар попытался вздохнуть.
Все кончено. Его больше нет, — спокойным, непривычно холодным тоном проговорил Гийом.
Ансель еще сильнее содрогнулся от рыданий. Слезы искренней боли и горя заструились по его щекам, но он также чувствовал и благоговейный трепет: именно сейчас душа Ренара у него на глазах освобождалась из своей темницы, чтобы затем вернуться снова, но, на этот раз — с надеждой на искупление.
— Я успел вовремя. Теперь… — Ансель всхлипнул. — Теперь его можно спасти. Господи, избавь его в следующий раз от пут инквизиции, не дай встать на неверный путь. Направь его душу, помоги искупить грехи этой жизни, молю тебя.
Ансель, не отрываясь, смотрел на мертвеца. Казалось, что часть жизни еще теплится в нем, но Ансель знал, что это ненадолго. Ему живо вспомнилась молельня в Кантелё и взгляд умирающего Гийома. Вспомнилось то, каким он видел Вивьена, когда того вели не казнь.
Ансель закрыл глаза и принялся истово сквозь слезы молить Господа защитить души этих людей.
— Я слаб и грешен, Боже, — покачал головой он, заканчивая свою молитву вслух. — Я не смог их уберечь, но Тебе это под силу…
Что-то в облике Ренара будто изменилось, и Ансель прекрасно понимал, что. Душа освободилась от тела окончательно. Обрела новый шанс.
Ты это сделал, — произнес голос Гийома, и нельзя было угадать точно, одобряет он поступок своего учителя, или осуждает его. Так или иначе, больше он не говорил ничего.
Лесная поляна погрузилась в тишину. Ансель стоял, не шевелясь и не в силах уйти. Он, казалось, даже не дышал, чтобы не нарушать благоговейное безмолвие. Однако в этой тишине он почти сразу расслышал какой-то легкий звон и постукивание.
Обернувшись на звук, Ансель пригляделся и увидел его источник: это ветер, обдувая деревья, раскачивал развешанные в нескольких местах вокруг поляны странные вещицы. Подвески из камушков, обтрепанных перьев, деревянных бусин и нитей.
«Обереги» — растерянно подумал Ансель. И вздрогнул в следующее мгновение, пронзенный воспоминанием.
«Обереги. Подарки язычницы Элизы».
Ансель резко обернулся, посмотрев на дом. Над крыльцом был вырезан какой-то рунический символ. Метнувшись в сторону, Ансель перевел взгляд на тело Ренара, на расставленные по поляне пни, на тропинку, ведущую к выходу из леса.
«Элиза…» — мысль об этой девушке почему-то вызвала страх. Как могло так случиться, что здесь развешены такие же обереги, как те, что Элиза делала для мертвого графа? Ведь не может быть такого совпадения!
«Ты убил его!»
Слова Элизы, сказанные много лет назад, словно вновь зазвучали меж ветвями деревьев. На тропинке послышались чьи-то легкие торопливые шаги. Ансель начал медленно пятиться, ожидая вот-вот увидеть хозяйку этой поляны, но вдруг не выдержал и бросился в противоположную сторону, в лес. Не думая о шуме, с которым продирался сквозь еловые ветви, почти не замечая собственной хромоты, он несся сквозь лес, пока вдруг не запнулся, пронзенный резкой болью в и без того хромой ноге. Опустив взгляд, Ансель увидел самодельный капкан, острые створки которого сомкнулись на его голени. Из глубоких порезов сразу засочилась кровь.
Пока осознание сильной боли не успело сбить его с толку, Ансель с поражающей его самого силой разжал капкан и выдернул из него ногу, ободрав кожу вокруг порезов. На перевязку не было времени.
«Убраться отсюда как можно дальше, пока еще могу идти».
Это стремление было сильнее боли. Оставляя за собой тонкий кровавый след, раненый заковылял дальше, взяв направление к окраине города в обход тропы.
* * *
Элиза на миг замерла на краю поляны, а затем бросилась к дереву, под которым без движения в неестественной позе застыл ее последний друг. Она слышала, как кто-то с шумом уносился прочь сквозь чащу, но сейчас ей было все равно.
— Ренар! Ренар!
«Только бы он просто был без чувств! Только бы остался жив!»
Всхлипывая от недобрых предчувствий, Элиза яростно бросилась на землю, больно стукнувшись коленями. Она развернула к себе бездыханного мужчину. Язык его пугающе вывалился наружу, глаза были полузакрыты. На шее плотно сидела петля, сделанная из веревки, которую Элиза еще прошлой ночью использовала, чтобы связывать поленья.
Застонав от бессилия, Элиза принялась возиться с петлей и ослаблять ее, обдирая руки и сажая занозы, но не замечая этого. Даже в сгустившихся сумерках она заметила грубую борозду, оставленную веревкой на шее Ренара. Он не дышал.
«Пожалуйста, пусть он сейчас вдохнет! Может, еще не поздно?»
И хотя Элиза понимала, что надежды ее тщетны, она не могла не попытаться сделать хоть что-то.
— Ренар! Не умирай, пожалуйста, очнись! — Элиза окончательно сорвала с его шеи веревку и обхватила его руками, сопровождая каждое движение отчаянными громкими всхлипами. — Пожалуйста, пожалуйста! — Она слегка встряхнула его, положила на землю ровно, рванула воротник его сутаны, чтобы облегчить доступ воздуха к горлу.
Ничего не изменилось. Веки даже не дернулись в попытке открыться, как если бы он попытался очнуться ото сна.
Элиза приложила два пальца к шее мужчины в том месте, где у живых бьется жилка.
Ничего.
— Прошу, — обреченно опустив расслабившиеся плечи, Элиза обхватила отяжелевшее тело мертвого инквизитора руками. Его голова безвольно качнулась в сторону. — Не бросай меня!
Но ни ее умоляющий взгляд, ни заботливое тепло рук, ни надежда — ничто не могло вернуть в тело покинувшую его душу. Элиза несколько мгновений смотрела на Ренара, а затем медленно моргнула и запрокинула голову, подняв помутневший взгляд к серому зимнему небу и верхушкам островерхих елей.
— За что? — прошептала Элиза, беспомощно глядя вверх. Она не знала, к кому обращалась: к Богу или к Земле, на которой теперь сидела, обнимая мертвое тело своего последнего друга.
Ответа не последовало. Теперь — даже лес молчал.
Неподвижно просидев так некоторое время, Элиза медленно опустила взгляд на Ренара. Теперь в этом взгляде не было ни страха, ни злости, ни боли.
Безмолвие. Спокойствие. Пустота.
Придерживая его одной рукой, Элиза плавно провела второй по его лицу. Провела по глазам, которые не сумела спасти, окончательно закрывая их ладонью, а после бережно положила тело Ренара на землю и поднялась, выпрямив спину.
Холодный взгляд острием выпущенной из лука стрелы впился в след из отломанных веток и примятых листьев в том месте, где скрылся убийца.
* * *
Ансель понимал, что до постоялого двора в своем состоянии не доберется, и к тому же боялся попасться кому-либо на глаза. Покинуть город он тоже сейчас не мог.
Истекая кровью, далеко не убежишь. Ты мне сам говорил, — вновь напомнил Гийом. — А во время бега кровь течет сильнее.
— Знаю! — рявкнул Ансель, скривившись от боли и остановившись. Он все же наскоро перемотал рану, оторвав кусок от своей рубахи. На первое время должно хватить.
Перелома, вроде, нет, — задумчиво проговорил невидимый ученик.
— От этого не легче, — проскрипел Ансель.
Сам знаешь, что легче. Сломал бы опять кость, даже не уполз бы далеко.
— Замолчи, Гийом! — устало воскликнул Ансель, тут же притихнув, боясь привлечь чье-то внимание. На миг он прислонился к стволу дерева, давая себе передохнуть. Боль мучила его, и он вспомнил, как однажды Вивьен наглядно дал ему понять, насколько тяжело было бы выносить ее на допросе.
Ансель вздохнул.
— Я должен найти место, где переждать ночь. На рассвете я уйду. Больше мне здесь нечего делать.
Куда? Куда мы теперь? — нетерпеливо спросил Гийом. Казалось, его, как и прежде, тянуло к великим свершениям.
— Не имею ни малейшего представления. Пока нужно найти убежище.
Тогда ты догадываешься, куда идти.
Ему и впрямь пришло в голову только одно место, где сейчас его не стали бы искать и куда некому было прийти — дом Ренара, стоявший на окраине города. Велика была вероятность, что этот дом еще и не заперт, так как инквизитор не боялся воров: по правде говоря, красть у служителя Святого Официума было попросту нечего.
Определившись с направлением, Ансель заковылял в ту сторону, где должен был находиться город. Кровь из поврежденной ноги при ходьбе продолжала течь даже через повязку, но у него не хватало сил думать об этом. Как и о том, что он оставлял след. В конце концов, кому взбрело бы в голову выслеживать его в сумерках по кровавому следу?
Той женщине, что нашла Ренара? — предположил Гийом в ответ на сомнения бывшего учителя.
— Если его нашла женщина — а, судя по поступи, так и было — она, скорее, сосредоточится на попытке помочь ему, а не на преследовании. Да и где это видано, чтобы женщина с охотничьей сноровкой смогла выследить кого-то? Да еще и впотьмах. Для этого нужен навык охотника. На охоте бывают лишь знатные дамы. Но они не живут в таких домах.
Ансель покачнулся. От кровопотери мысли его начинали путаться.
А если это Элиза? — предположил Гийом.
Ансель вздрогнул и невольно ахнул. Он боялся, что голос ученика произнесет ее имя — оно было равносильно проклятью. Но Гийом назвал его. Ансель помнил, с каким остервенением хрупкая семнадцатилетняя девушка бросилась на него в попытке зарезать. С того момента прошло много времени, и как знать, какой она стала сейчас!
— Если это Элиза, что ее связывает с Ренаром? — спросил Ансель, не сумев скрыть в голосе дрожь.
Гийом не ответил. Он всегда замолкал в такие моменты. Оставлял его одного.
Скрипнув зубами, Ансель принялся думать самостоятельно.
Ответ на вопрос, что могло связывать молодого инквизитора с любой женщиной, казался очевидным. Однако что-то здесь не вязалось. Элиза — язычница… если это действительно была Элиза. Ее ничто не могло связывать с инквизитором, кроме допросной комнаты. Особенно с таким, как Ренар.
Ансель постарался отбросить все эти мысли. Сейчас самое главное — добраться до места, где можно будет обработать рану. Остальное после.
* * *
Дом инквизитора и вправду оказался не заперт. Ансель ввалился в него, притворив за собой дверь, и рухнул на ближайшую скамью. Обшарив глазами помещение, он обнаружил под столом бутыль, от которой шел чуть скисший винный дух. Сочтя, что это лучше, чем ничего, Ансель плеснул вином на рану, чтобы хоть как-то обезвредить возможную заразу.
