И никто не проронил ни слова следующие пятьсот шагов, пока луч фонарика не выхватил из темноты рыжие рельсы, а на них такие же лохматые от ржавчины вагонетки.

* * *

Лохматые от ржавчины вагонетки стояли почему-то поперек пути, еще и на эстакадах выше головы человека. Почему так, разобрались не сразу. Узкие лучи фонариков не помогали, выхватывая отдельные ржавые веточки железного леса, и только путая общую картину. Включили фару от драгоценной большой батареи, и тогда уже поняли, как все устроено.

Устройство грузового двора подчинялось простой мысли: добываемое сырье движется на обработку и погрузку сверху вниз, безо всяких там конвейеров-погрузчиков, самотеком.

Поперечные штреки с добычных участков отовсюду выходили в стены грузового двора на высоте от метра до трех. С вагонеток руда вываливались на большие сетки где, наверное, сортировалась начерно. Поскольку Прах грубого обращения не терпит, происходило все это в воде. Затем промытая добыча паковалась уже в грубые мешки, сквозь которые легко выходил избыток воды. Просохшие мешки укладывались не на вагонетки-самосвалы, а паковались в штабель на поддоны, чтобы где-то внизу их быстро и аккуратно снимал погрузчик. Поддоны опускались на платформы, заполнившие все три пути нижнего яруса. Нижний ярус проходил под всем сортировочно-насыпочным хозяйством, тоннель вывел путешественников именно в него.

Дальше свет фары выхватил рельсы где-то в середине двора, сразу много параллельных линий, сходящихся в двухпутку перед выходной горловиной, черной пастью большого тоннеля. Как следовало из найденной схемы, тоннель уходил в нужную сторону с небольшим, на глаз незаметным, уклоном. Чтобы состав не разгонялся. Едет с пешеходной скоростью, и довольно. Главное: бесплатно, тяга не требуется.

А порожняк в обратную сторону можно и руками оттолкать. Хотя на большом, богатом прииске явно имелось для этого что-то механическое, просто его вывезли.

Платформы никто вывозить не стал. Они стояли плотно, напоминая Капитану игрушечную железную дорогу из "Детского мира". У каждой всего две оси, колея такая, что между рельсов с трудом пройдет один человек, бортики в две досочки, с трогательной серьезностью изрисованные служебными трафаретными надписями. Венец всему — не привычные пара буферов, а всего одна тарелка по осевой линии, сквозь которую еще и торчала сцепка. Тоже непривычная, но Охотники прекрасно знали, как с ней управляться.

— Кино смотрим, — пояснил Рен. — Боевики там, гонка на вагонетках, канон-стандарт, все дела.

— Друзья отца работают на шахте, — сказал Жан.

Пирра с Норой переглянулись. Пирра махнула рукой вперед и направо:

— Там есть лестница и площадка диспетчера. Переночуем, а поедем с утра, на свежую голову.

Тогда Жан выключил фару и дальше обходились уже привычными узкими лучиками да построенной в уме картиной общего расположения станции.

На лестнице в диспетчерскую несколько ступеней проржавело и болталось, но Капитан перешагнул дыру легко, привычно, как по ровному, и Пирра снова переглянулась с Жаном. Оба затем поглядели на Толмача. Тот не стал выделываться, обошел пролом по косоуру, грамотно не наваливаясь на перила: вдруг тоже обломятся?

Наконец, разместились на рифленом стальном полу. Достали спальники, спиртовки, пакеты лапши, консервы. Рен позволил расходовать продукты, потому что хорошо сохранившиеся платформы и относительно целые рельсы подали надежду доехать быстрее. Даже если скорость не увеличится, на платформе можно везти вещи, а самим идти налегке и сделать за день двойной переход. Если же слабаков из TAPK посадить на платформы, а Охотникам поднажать — можно доехать и один день.

Хорошо поели. Толмач снова нашел туалет, а в нем не только дырку, но и бак над умывальником, не проржавевший потому, что керамический. Вода не испарилась по причине высокой влажности в тоннеле. Хотя за годы вода отстоялась до прозрачности, пить ее не рискнули: пока хватало запасов. Зато половины куба всем хватило помыть руки, вдосталь наплескать в лицо и на шею. Полегчало заметно. Капитан даже призадумался: не помыть ли ноги, пока возможность есть? Но решил не расшнуровываться. И выскочить из темноты может кто угодно, а ты босиком, как дурак. И за дивный аромат носков запросто могут по шапке надавать, не посмотрят, что крутой.

Дежурства Пирра поделила так: Нора и Рен с вечера, пилот и Жан от полуночи, а собачью вахту Толмач с Капитаном. Себя оставила в резерв на следующую ночь, решив подменить самого уставшего.

Ну, а пару капель настойки Нора влила в стакан Капитану на единственной ловкости рук, никакого волшебства. Тот и заснул первым.

Убедившись, что Капитан спит крепко, Пирра постучала второго землянина стволом в подошву:

— Толмач, проснись, разговор есть.

Старший брат поднялся, растирая уши, огляделся и первым делом подтянул карабин поближе. Никто не спал: все сидели в готовности вокруг малюсенькой плоской свечки. Нора с Реном смотрели вроде бы наружу, но и внутрь периметра поглядывали, Толмач научился замечать подобное.

Все остальные смотрели прямо на них со спящим Капитаном. Смотрели вроде бы без агрессии, внимательно, только больно уж пристально.

— Не дергайся, — поспешила успокоить Пирра. — К вам нет претензий. Просто... Капитану плохо, видно без очков. Знай мы про эту его особенность, выбрали бы верхний путь.

— Там же гриммы! И бураны, и лед, вы сами говорили.

Пирра помолчала, выбирая слова, и начала так:

— Здесь Ремнант. Здесь у каждого своя особенность. Личная и неповторимая. Не всегда приятная и хорошая. Просто уникальная. За право быть уникальным наши предки насмерть воевали в Большой Войне с Мантлом. Королевство Мантл решило победить гриммов очень просто: нет различий — нет зависти, нет обиды, нет негативных эмоций. Нет приманки для черных. Все равны.

Толмач вытер внезапный пот:

— Знакомо. Все, как один. Один вождь, одна воля, единая нация. Нам обошлось в двадцать миллионов, я говорил.

— Вы тоже воевали за такое?

Толмач обернулся и поглядел на Капитана. Тот спал себе, дышал ровно, винтовку во сне не сдавливал судорожно, и если бы не та сцена в отнорке, не отчаянное желание переломить собственный страх железной волей, заставить себя сделать приказанные десять шагов, и не броситься потом от облегчения куда глаза глядят с криком — никто бы и не понял, что пружина вот-вот упрется в ограничитель.

— Нас просто решили вычеркнуть. Низшая раса, не имеем права на жизнь.

Охотники переглянулись и Жан осторожно сказал:

— У нас тоже имеются расисты. Погромы там, "чистые зоны", "фавнам стоп", все такое.

— Нет, — покрутил головой Толмач. — Не кучки бандитов. Государственная идеология. Конвейеры уничтожения людей. Массово. Кто-то же проектировал! Государство чуть меньше Вейла, население миллионов около восьмидесяти. Армия миллионов пять. Вот что к нам пришло. Вот что пыталось нас перемолоть на костную муку, а из кожи сделать абажуры для ламп.

Толмач кивнул на спящего:

— Они победили.

— Ты из другой страны?

— Я из другого поколения. Мы их дети. Мне стыдно примазываться. Я не могу понять, как можно надевать ленточку не заслуженного ордена, еще и гордиться.

Охотники переглянулись и Толмач, решив не объяснять еще и про награды, вернулся к главному:

— А вот он воевал. Сначала там, потом по всему свету.

— На вид он моложе тебя.

— Воевать он ушел моложе тебя.

— Понятно, — вздохнула Пирра. — Он сам не понимает, что испытывает страх. Слишком глубоко загнал. Заставить себя он может раз, ну два. Ну десять. А вот потом ему снесет крышу. Толмач, как ему можно помочь?

Толмач, уже приготовившийся стрелять, потому что ждал вполне логичного продолжения: "давайте его удавим по-тихому, чтобы не тащить с собой тикающую бомбу", даже карабин опустил:

— Я не знаю. Хоро все пыталась его на ком-то женить.

— Хоро?

— Та рыжая, что мы видели в лесу, перед Кленовой Осенью, — подсказала Нора. — Тоже любит поесть. И умеет. Мне до нее далеко.

— Разве она не его девушка? Я-то думала...

— Мы все думали, — тихонько вздохнул Рен.

— Янг рассказывала, — Пирра снова говорила не торопясь, раздумчиво. — Получается, зря она отказалась... Или не зря. Женщину он себе найдет, не в том вопрос. Найти такую, чтобы совпасть... Вот это задачка, да...

Все замолчали. В свои права вступила подземная музыка: шорох уцелевшей вентиляции, шлепки капель конденсата и просачивающихся грунтовых вод. Если что просочилось в главный штрек, то давно вытекло по уклону. Здесь, на осевом пути прииска, затоплений бояться не приходилось.

Приходилось бояться, что Капитан сорвется с нарезки. Как тот матрос-подводник, на глубине полста пытавшийся открыть люк и выйти наружу.

В грузовом дворе капли не просто шлепались, они били с тихим гулом по стальным решеткам и несущим балкам. Шипя, скатывались по рыжей чешуе ржавчины и потом разлетались о головку рельса с треском, словно на горячей плите.

— Ладно, — вздохнула Пирра. — Нам что делать? Возвращаться не вариант, остается надеяться, что пути не завалены и мы тут не задержимся надолго.

— Связать? — подумал вслух Толмач, но тут же и понял, что идея плохая. Человека, страдающего от несвободы под миллионами тонн камня, утеснить еще сильнее, сковав руки. Тут и здоровый озвереет! А уж Капитан, с его-то подготовкой... Толмач повертел головой:

— Нет, я сказал глупость, извините.

Со всех сторон людей окутывал запах металла, влаги, сырого дерева: видимо, прели остатки шпал. Теперь вслух подумала Пирра :

— Хоро, значит, сообразила.

— Хоро... Такое существо. — Толмач почесал затылок. — Опыт колоссальный, неизмеримый. Ей не нужно формулировать словами, она просто знает, что делать.

— Почему же не сделала?

— Потому что у нас считается неправильным делать с человеком что угодно, если он сам не дал на то согласия.

— У нас так же.

— Хорошо, — вздохнул Толмач.

— Мы еще поговорим подробнее, — Жан переложил щит под левую руку и пересел на спальнике, чтобы не затекали ноги. — Толмач, надо найти причину его боли. Он в послы пошел добровольцем, или по приказу?

— Скорее, первое, — осторожно сказал Толмач. — У нас и второе не редкость. Но тут... Как бы объяснить... Одиночество, вот. Моя опора — брат. У кого-то опора — бог. А нас воспитывали так, что "ни бог, ни царь и ни герой", все сами. Я тут посидел над бумажками в городе Ноль, начал понимать, насколько муторно и тяжко переть на себе обыденную ежедневную администрацию небольшого, в сущности, городка.

— Он боец, понятно, — сказала Нора. — Кто ты? Понимаешь, я не просто так спросила. Вот представим, что у нас открылся портал, и мы пошлем в него, конечно же, Охотников. Потому что сила, реакция, если что — они хотя бы назад сбегут с информацией. В Атласских боевиках обычно посылают в неизвестное воздушный десант. А кого послали в неведомое у вас?

Толмач хмыкнул:

— Ну вот я, к примеру, переводчик. Мой позывной "толмач" — это слово "переводчик" и есть, просто на старом языке, лет пятьсот. Мой брат — астроном.

Пирра щелкнула пальцами:

— Стойте, мысль поймала. Ты сказал, Хоро не надо выражать в словах, она и так знает... Что, если это ее Проявление?

— Полезное Проявление, между прочим, — вздохнул Жан. — Сколько я мечтал о таком. Чтобы все раздоры между сестрами прекращать... Не авторитетом задавливать, а так, знаешь, каждой в чем-то уступить, и все успокоились. Если не все остались бы довольны, то хотя бы недовольных не осталось. Мечта! А посмотришь — кто летает, кто прыгает, кто управляет огнем...

— Синдер, — вздохнула Пирра. — Полный контроль огня... Толмач, а правда, что Янг рассказывала? Что Капитан и с ней пообниматься успел?

Толмач помотал головой, не желая пересказывать сплетни:

— Откуда я знаю, что там Янг рассказывала. Свечку не держал.

И пояснил на недоумевающие взгляды:

— Не присутствовал.

— Вот, — со вздохом договорил Жан, — а нет бы такое Проявление, чтобы никогда никуда не опаздывать. Или не забывать обещаний. Или не обижать, кого любишь.

— Толмач, ты не терзайся вопросами. Утром я вас поставила в одну вахту, вот Капитану все и расскажешь. Заодно шкурный вопрос. Если нас все же попытаются... Убрать... За секрет Праха, или за другой секрет, я там вляпалась... Можно будет к вам сбежать? Всей командой?

— Вот кстати о секрете Праха. Что мешает вам просто ничего Озпину не докладывать? Мы, например, тоже промолчим.

Охотники переглянулись. Жан ответил:

— Может, все не так драматично. Может, есть способ сохранить индустрию Праха и даже усилить ее. Например, сначала исследовать Прах, а потом обычно дробить и фасовать. Или же исследование Праха позволит нам понять, что случилось тогда, века назад. И урегулировать гримм-тварей кардинально.

— В конце-то концов, если Королева Гримм не сказка, то с ней, наверное, и договориться можно, — прибавила Нора. — Что-то же ей надо, если черные не угомонятся столько лет.

— Она твой любимый герой в сказках?

— Еще бы. Мужа отняли, саму искалечили — я бы и то пошла бить морду богам!

Все хихикнули: Нора!

Пирра собрала мусор в бумажный пакет и плотно скомкала. Поглядела на сверток, взвесила его на руке. Сказала все так же неторопливо, как вела сдвоенную команду к бою в Вейле, к черному торнадо, к возможным смертям и абсолютно неизбежным проблемам — без лишней суеты, но и без колебаний:

— Видишь ли, инопланетник... Мы не имеем права утаивать настолько важную информацию. Мы Охотники, мы шли защищать людей Ремнанта, тем или иным способом. Но, если все обернется плохо, лучше нам иметь запасной выход, чем не иметь.

— А тебя не назовут предательницей?

— Назовут, — спокойно согласилась Пирра. — Но я выбираю верность своей команде. Лишь ей одной меня судить.

— Понял.

— Если понял, — Пирра подвела черту, — то спать ложись. Уснешь сам, или плеснуть каплю снотворного?

Толмач зевнул, не удостоив Охотницу иным ответом. Но ни команда JNPR, ни примкнувший пилот не обиделись. Все разошлись по спальникам: кто наблюдать, а кто просто спать до рассвета.

Рассвет же в недрах горы Гленн приходил только по часам, и Толмач поглядел на выданные "Командирские" — предмет зависти, знак принадлежности к рисковым парням; гордился он часами по-мальчишески, настолько, что даже не стыдился этого совсем. Часовая и минутная стрелки светились ровной зеленью трития, а секундная ответила: чего уставился? Мы свое дело делаем! После гостеванья у Хоро Толмач резкой отповеди не удивился и не кинулся щипать себя за уши либо креститься. Он просто поднес холодные часы ближе к перепотевшему виску, и тогда стрелки ответили привычно: тик-так.

Вот так.

* * *

— Вот так закрепим, и нормально! — толстой проволокой Рен прикрутил на ближайшую к выходу платформу те самые три уцелевшие батареи, сберегшие заряд аж до сей поры.

Пилот согласно кивнул: