Стоило телу аликорницы прекратить содрагаться, единорог перенёс вес торса на левую руку, правой же подхватил левое бедро партнёрши, разорвал поцелуй и... совершил первый неспешный толчок. Вновь набирая ритм, он жадно ловил каждый вздох, каждый стон, не разрывал зрительный контакт, буквально утопая в чужих эмоциях и наслаждении, а затем... новая волна судорог, на этот раз ещё более сильных.
Объятья Каденс были столь сильны, что рёбра жеребца отчётливо захрустели, но он лишь стиснул зубы крепче, с каким-то мазохистским удовольствием не позволяя себе достигнуть финала.
И вновь, едва пелена блаженства спадает с глаз аликорницы, а в её взгляде появляется мольба, Сомбра вновь начинает двигаться, стоя на коленях и держа её уже за оба бедра. Потная грива липнет к шее и спине, спадая на морду, солёные капли скатываются по вискам и торсу, почти безумный взгляд алых глаз впивается в искажённую в удовольствии мордочку. Мягкие груди колышутся в такт агрессивным, почти грубым толчкам, пульсирующий от болезненного наслаждения член пронзает податливую плоть словно бы до самых рёбер кобылы... и вот наконец со звериным рыком он кончил, ощущая как вздрагивает под ним партнёрша, впиваясь пальцами в напряжённые мышцы.
Перед глазами расплывались цветные круги, сердце бешено стучало в груди, отзываясь пульсацией в голове, мышцы сводили судороги. Джафар пришёл в себя уже лёжа на принцессе, которая обнимала его руками и крыльями, смотрела в потолок и дышала мелкими вздохами. В эмоциях было какое-то необычное тепло, а связных мыслей вовсе не было...
— Каденс, — приподнявшись на локтях, что далось ему неожиданно тяжело, визирь посмотрел в глаза нежно-розовой аликорнице, которая смогла вдохнуть полной грудью. — Ты станешь моей женой.
— Спрашиваешь... — фыркнула крылато-рогатая пони, не сдерживаясь от широкой улыбки.
— Нет, — качнул головой тёмно-серый единорог. — Ставлю тебя перед фактом. Но пока... нам снова нужно помыться.
(Конец 18+).
* * *
Жуя какую-то сладкую кашу, запивая её довольно неплохим чаем, Твайлайт сидела в темноте подушкового форта, укрытого сверху сорванным со стены гобеленом. Укрытие было откровенно... никаким, но словно жеребёнок, который прячется под одеялом от живущих под кроватью чудовищ, она продолжала убеждать себя в иллюзии безопасности, боясь высунуть наружу хотя бы кончик носа (для того, чтобы забрать принесённую охраной еду пришлось пересиливать себя, буквально заставляя сделать два шага в сторону двери).
Еда была вкусной, особенно в сравнении с тем, чем её кормили последние... неизвестно сколько дней, а то и вовсе — месяцев. Полная беспомощность, вызванная невозможностью применить хоть какую-то магию, за исключением неровного свечения ноющего от боли рога, подрезанные крылья, ослабевшие от долгой неподвижности ноги... а также отсутствие способов следить за временем, попросту сводили с ума, заставляя ощущать вместо сладости, кислую горечь.
Как давно она находится в заточении? Твайлайт не могла ответить на этот вопрос. Почему она здесь оказалась? Тут у неё уже были предположения, которые было нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть... так как память зияла пустотами, образовавшимися из-за "извлечения любви" с применением силы.
Стоило вспомнить то состояние фальшивого счастья, с желанием поделиться своей любовью со всеми окружающими, что сопровождалось полным отсутствием связных мыслей, как на глазах навернулись слёзы, крылья рефлекторно прижались к бокам, а в груди свернулся ком тошноты. Ощущение гадливости, будто бы над ней публично надругались, а затем ещё и помоями облили, полностью отбило аппетит.
Отодвинув от себя тарелку, аликорница забилась в угол подушкового форта, свернулась клубком и прикрылась крыльями. Хотелось плакать, кричать, бить ногами... но не получалось. В комнате было тепло, но тело била мелкая дрожь... А ещё было желание забиться к кому-то под крыло, чтобы её обняли, пожалели, сказали, что всё будет хорошо и вообще... всё это — лишь дурной сон.
Но реальность не спешила меняться по желанию принцессы дружбы, которая уже почти потеряла надежду на то, что в этот раз всё закончится благополучно. Противный внутренний голосок вовсе говорил, что друзья за ней не придут, наставница вовсе забыла (а то и заменила, как свою прежнюю ученицу), а брат...
"У него своя жизнь", — прошелестела мысль на грани сознания.
Шмыгнув носом, сиреневая крылато-рогатая пони прикоснулась правым передним копытцем к ошейнику, в очередной раз убеждаясь в его реальности, а затем устало смежила веки. Спустя несколько минут, полных ожидания чего-то опасного, она забылась беспокойным сном...
...
Всё началось с того, что Твайлайт преследовала свою ученицу, которую зовут (или звали?)... она не помнит как. Всё, что сохранила память принцессы дружбы об этой кобыле, так это то, что она... когда-то была злодейкой, а ещё... у неё была розовая шёрстка. Хотя и это тоже не точно.
Принцесса дружбы знала, что успела побывать в нескольких Эквестриях, но подробности об этих посещениях от неё ускользали. Не так всё пошло, когда она появилась в этом мире, увидела странных двуногих существ, а в следующий миг получила магический удар страшной силы, лишивший сознания. С тех пор она приходила в себя считанное количество раз, да и то её быстро поили мерзким составом, похожим на густой сироп, после чего все мысли выметались из головы...
Где она находится? Что за существа её схватили (они были похожи на двуногих насекомых, если бы те были минотаврами)? Как зовут её друзей? Эти и многие другие вопросы оставляли в душе ощущение горечи, так как натыкались на безмолвную пустоту.
Совсем недавно всё изменилось: на смену блаженной радости, вызванной вливаемой в неё отравой, пришли апатия и уныние. Однако и это не продлилось долго, сменившись тишиной и спокойствием. Твайлайт не сразу поняла, что может более или менее связно мыслить, но обрадоваться так и не успела, так как рог оказался испорчен глубокими надпилами, что не позволяло даже телекинез использовать.
Собрав по комнате подушки, благо что хуфы продолжали нормально слушаться, сиреневая аликорница спряталась в импровизированном укрытии, ожидая своей участи. Сперва она надеялась, что за ней пришли друзья, но когда в комнату заглянули двуногие существа, сверкающие словно кристальные пони, стало понятно то, что пришли явно не ради неё. Однако же и то, что с её пленителями разобрались, уже вселяло некоторую радость... омрачаемую страхом того, что дальше может стать только хуже.
"Быстро же я перестала верить в доброту пони", — отметил внутренний голос с нотками укора.
"Они не пони", — констатировал холодный разум.
И словно бы всего этого было мало, выяснилось то, что Твайлайт не понимает язык местных жителей. Смысл отдельных слов был интуитивно ясен, будто бы их ей уже не раз говорили, но вот длинные предложения звучали как... какая-то тарабарщина.
* * *
Утро встретило Каденс в постели... прижимающейся к тёплому боку Сомбры. Воспоминания о прошедшей ночи, тут же хлынувшие в голову, заставили вспыхнуть от смущения, плотнее прижавшись мордочкой к широкой груди жеребца. Подробности её авантюры, вылившейся в нечто... что и словами описать было трудно, яркими картинками всплывали перед внутренним взором, заставляя паниковать всё сильнее.
— С добрым утром, моя принцесса, — произнёс тёмно-серый единорог, откидывая край одеяла и потягиваясь до хруста в суставах. — Как спалось?
— Хорошо, — пискнула аликорница, ощущая как её легко подхватили на руки, а затем усадили на колени. — Я...
— Каденс, я ничего не буду требовать, говорить и вообще намекать, — прижав указательный палец к её губам, заявил жеребец, взглянув в спокойные алые глаза коего кобылка и сама ощутила, как начала успокаиваться. — Сейчас мы оденемся, поедим, а затем отправимся работать. Нужно организовать подданных для следующего перехода, разобраться с пленными и трофеями, ну и решить... что делать с четвероногим аликорном. Ну а вечером, сидя у огня, обсудим наши дальнейшие планы... Согласна.
— Угу, — благодарно кивнув, пони ощутила мимолётный поцелуй на губах, из-за чего вчерашние воспоминания снова ожили в памяти, но тут голова заработала на полную мощность, вычленив из речи командующего нечто странное. — Четвероногий аликорн?..
...
Джафар ощущал себя... странно: тело буквально пульсировало от переполняющей его силы, за спиной словно бы раскрылись невидимые крылья, усталость и напряжение отступили, а мысли текли легко и свободно. Он мог бы списать это на хорошую разрядку после долгого воздержания, но подобного эффекта раньше никогда не получал. Впрочем, причина могла быть и в их эмоциональной привязанности с Каденс...
Одевшись, облачившись в доспехи, быстро позавтракав и выслушав отчёты от капитанов дозорных, поисковых и трофейных отрядов, визирь направился к профессору, который отвечал за извлечение информации из голов чейнджлингов. Принцесса любви, одевшаяся в зелёные штаны и куртку, накинутую поверх белой рубашки, вместе со своей личной служанкой, приставленными к её охране банши и парой гвардейцев, попросилась вместе с ним (отказывать ей не было причин, тем более... что он обещал аликорнице участие в подобных делах).
— Командующий... ваше высочество, — бросив на вход быстрый взгляд, старик развернул кресло так, чтобы смотреть точно на гостей и радостно улыбнулся, разведя руки в стороны. — Как я рад вас видеть! Чем обязан вашему визиту?
— Мы бы хотели ознакомиться с результатами допроса, — чинно отозвался тёмно-серый единорог, одной рукой одёргивая полы плаща, в то время как за его вторую руку, согнутую в локте, держалась нежно-розовая аликорница. — Это возможно?
В обители главного научного гения Кристальной империи царила своеобразная обстановка: на расставленных в хаотичном порядке столах стояло какое-то оборудование, стопки бумаг были разложены на ящиках (откуда и достали артефакты), ассистенты старались изображать предметы интерьера, чтобы не привлекать к себе внимание профессора. Сам же калека, кажущийся одновременно и сосредоточенным, и рассеянным, всем своим видом будто бы стремился соблюсти образ классического безумного учёного...
— Да-да, конечно, — закивал собеседник, ловко разворачивая кресло и направляясь через лабиринт проходов, образовавшийся между столами, к дальнему углу шатра. — Один вопрос: принцесса Каденс, вы уже завтракали?
— Да, — отозвалась крылато-рогатая пони. — Только что.
— Очень плохо, — сокрушённо покачал головой старик. — В таком случае, вам лучше не смотреть эти записи...
— Благодарю за беспокойство, — изобразив на мордочке улыбку, отозвалась Каденс, всем видом демонстрируя упрямую готовность. — Всё же, прежде чем принимать решение по поводу чейнджлингов, я должна узнать, что они за существа.
— Командующий?.. — остановившись на одном месте, старик посмотрел на Сомбру.
— Мы учтём ваше мнение, профессор, — пожал плечом Джафар, как бы говоря "Если так хочет, пусть набьёт свои шишки".
— Как вам будет угодно, — пробормотал старый жеребец, продолжив говорить уже будто бы с самим собой: — Кто я такой, чтобы ко мне прислушивались? Всего-лишь глава научного отдела...
...
— Буэээ... — склонившись над ведром, заметно побледневшая принцесса любви активно избавлялась от завтрака, мысленно костеря себя (и Сомбру) за то, что вообще взяла в руки эти трижды проклятые кристаллы.
Визирь, стоя рядом с крылато-рогатой пони, сидящей снаружи шатра научников, на специально для неё поставленном ящике, одной рукой придерживал растрепавшуюся гриву, в другой же держал полотенце, которым пони промакивала губы. С другой стороны от Каденс стояла Лана, метающая в жеребца укоризненные взгляды, в руках держащая графин и стакан с водой.
Прошло меньше получаса с начала просмотра воспоминаний, изъятых из голов чейнджлингов (подопытные этого не пережили, за что им следовало благодарить учёных), а лагерь жил своей жизнью: раздавались крики, лязг, жеребячьи голоса. Постепенно картинки, мелькавшие в глубине кристальных сфер затирались в памяти, лишаясь подробностей и красок.
— С-сомбра? — оторвавшись от своего увлекательного занятия, утерев мордочку, прополоскав рот водой и промочив горло, принцесса любви вновь посмотрела на своего жеребца, и в этом её взгляде было столько жёсткой решимости, что хватило бы на десяток жеребцов-ветеранов. — Я хочу, чтобы их не стало. Всех. И... Проводи меня к пленнице.
Примечание к части
Всем добра и здоровья.
Давно я не писал эротику. Как получилось?
Пятая арка — 6
Тёмная ночь царила над землёй и лишь свет редких факелов разгонял тьму, окутывающую небольшой городок, обнесённый высокой бревенчатой стеной. Первые этажи зданий были сложены из камня, вторые — из дерева, и только ратуша, в которой было целых три этажа, красовалась сплошной каменной кладкой...
Жеребёнок восьми лет, принадлежащий к расе солнечных пегасов (как теперь было принято называть пернатых летунов среди ночных пони), кутаясь в мешковатое одеяние с глубоким капюшоном, оглядываясь на каждый подозрительный шорох крался к главной площади, где был установлен помост с виселицей. С собой он нёс флягу с водой, немного сушёных фруктов... и мешочек с металлическими прутиками, иголками, крючками.
Стражники, вооружённые мечами и копьями, круглыми щитами, арбалетами и ножами, закованные в посеребрённую броню, лениво переговаривались между собой, патрулируя улицы и время от времени проверяя преступника, прикованного к помосту. Сам красный пегас с жёлтыми гривой и хвостом, известный в городке под прозвищем "Красавчик", медленно и размеренно дыша, сидел на камнях площади, с заведёнными за спину руками, скованными массивными браслетами и цепью. Он был одет в одни лишь штаны, из-за чего всем желающим открывался взгляд на довольно крепкий, помятый побоями торс.
— Отец, — позвал жеребёнок, дождавшись пока стражники отойдут подальше.
Крылатый пони, крылья коего были сломаны и стянуты кожаным ремнём, вздрогнул и поднял голову, после чего с некоторым трудом сфокусировал взгляд затуманенных глаз на сыне. — Шалун... ты что здесь делаешь?
— Ты же не думал, что я тебя брошу? — сердито проворчал пегасик, откручивая крышку у фляги, чтобы приложить горлышко к опухшим губам родителя.
Красавчик сделал несколько глотков, затем отстранился и пару раз кашлянул, тяжело дыша и моргая. Наконец, переведя дух он приказал:
— Беги отсюда, пока тебя не поймали.
— Без тебя я не уйду, — упрямо заявил жеребёнок, сдвинув бровки под капюшоном и сжав губы в тонкую линию, параллельно с тем пряча флягу под одежду. — Сейчас я тебя освобожу и мы уйдём...
— Вот ведь непослушный... — горько усмехнулся старший жеребец, откидываясь на край помоста. — Если нас обоих схватят, кто о младших заботиться будет?
— Решил на меня всю ответственность скинуть? — возмутился Шалун. — Вот уж дудки. Лучше подвинься, а я замок открою...
В этот момент где-то на соседней улице раздался звон бьющегося стекла, чьи-то крики и ругань. Стражники поспешили на шум, тем самым давая пегасёнку чуть больше времени. Старший летун на это только усмехнулся, признавая тот факт, что сын неплохо подготовился (да ещё и кого-то подговорил помочь). Развернувшись так, чтобы дать мелкому паразиту доступ к кандалам, он стал ждать, отчаянно надеясь на то, что замок сдастся раньше, нежели кто-то из пленителей решит его проверить.
