О да, он тут главный. Он даже в едином Трансе ясно сохраняет себя. Себя, Шагру, величайшего мага всех времен, подчинившего своей воле и волшебниц Атиуры, и божий Камень, и самое бытие. Он помнит, что двое других — верховный ад-джарад Шаардан и командующий армией. Но эти двое тут ничего не решают. Как и сотня боевых магов, замкнутых им в живой аккумулятор вокруг Камня. Все они лишь орудия в его руках...

Шагру, Шагру, я — твой друг, Шагру, ты — чародей и мудрец, Шагру, скажи мне, ответь, чего ты хочешь, великий и могучий Шагру?..

И ответ пришел — меня захлестнуло его безумием.

Вернуть свое. Свое — по праву! Украденное у моего народа. Тысячи лет, пока мы собирали знание по крупицам, вслепую... они — читали, как в открытой книге. О, они были так любезны, что позволили нам заглянуть в эту книгу. Чтобы тут же захлопнуть перед носом! Извините, мы передумали. Ползите дальше, шарьте слепо...

О, Шагру. Ты оскорблен, Шагру, ну еще бы. Ты ищешь возмездия, Шагру?..

Возмездие?.. Глупость. Эмоции. Возмездия хотели те два сопляка... А мне нужно продолжить работу. Возвыситься. И возвысить народ мой. Бессмертие. О, да! Мне потребуется время. Сопляки не понимают. Они еще молоды, они не заглядывали в Бездну. Когда сознаешь, что годы трудов, все знания, все достижения — на выброс. Всё потерять! Новое рождение и снова — с чистого листа? Нет уж! Я остановлю время и изменю ход вещей. Во мне — вся мудрость вселенной. И теперь я знаю, как ее применить...

Я задыхался. Не сразу совладал с чем-то внутри, отозвавшимся на это зловоние. Но малая часть меня еще слышала девочек.

— Сестры, мы пришли. Сестры, мы с вами, и Создавший с вами, мы вас не оставим.

И — слабый отклик. Шестеро Одаренных, служивших орудиями ответного эксперимента людей Шаардан — не потеряли себя, отозвались:

— Мы слышим, сестры...

— Тхеи. Отвлекай.

Да. Шагру. Ты — прав, Шагру, ты достоин причаститься к сакральному, к высшему... Я? Я тоже маг, маг такого же Камня. Великий, древний. Они не понимают, да, считают меня богом. Но я — как ты, Шагру, я твой друг. Я услышал твой зов. Я пришел дать тебе бессмертие, Шагру. Научить тебя направлять ход истории, творить, изменять бытие — все, Шагру...

Нас — девять, сестры. Девять — не с ними, с нами, сестры. С нами.

Да. Нас - девять. С вами.

Мы откроем Камень и выпустим Силу. Мы, Девять.

Мы сделаем это. Мы, Девять.

Мы уничтожим Ползущий Круг.

Да...

И те шестеро атиу замкнулись уже на нас, с нами слились в едином Трансе. Мы выпустили энергию Камня внутри Ползущего Круга, и — лишь на миг — но я ощутил наслаждение от агонии тех троих, когда высвободившаяся Сила рванула их, испепеляя тела и кроша сознания.

Бессмертие, Шагру, сакральное знание. На, получи! Жри их, Шагру! Дать хлебца?

Внутри Преграды царило небытие. Я, творец, обратил свой замысел вспять, и этот маленький клочок мира развоплотился. Все сущее меняло Форму, разлетаясь на атомы, собираясь хаотически снова и снова... Все кто были внутри Ползущего Круга, и мы, Девять — две трети нас — рассеялись в прах.

Я не смог спасти даже тех двоих, что были со мною. Девчушка уже отлетела, но Лриниана — последний отголосок еще сущности — была еще здесь.

— Прости, Создавший... Это целиком моя вина, что всё так...

Потом... Я никогда прежде не видел душ смертных — в чистом виде, на выходе из тела — как-то не обращал внимания... Это было просто лицо. Как отражение на поверхности воды. Оно бесконечно менялось, порой уже не было женским, вообще человеческим... Но при этом оставалось все то же. Светлое, доброе. Самое прекрасное. ЕЁ лицо.

А ты не узнала меня. И не вспомнишь уже никогда... Ты все такая же: заботливая, радеющая о каждом. А я... я оставил свой народ, проворонил вторжение... Не ты, родная, это я виноват. Я — демиург, и если все так — значит я допустил. И тебя тоже — я...

Я осторожно коснулся ее. Ни искорки, лишь пустая оболочка. Я стал огнем и испепелил тела их обеих.

Прах.

Прах клубился вокруг. Я приказал — и он пал, став ровным местом. Как и не было ничего. Нулевой цикл.

Но где-то рядом еще была Сила — часть силы Камня, я чувствовал ее... И был Шаардан. Моею волей. Ибо я есмь бытие, и все сущее — по воле моей. Либо — не существует.

Значит, не будет. Ничего. Ни проблемы, ни того, кто ее создал.

Я обновил Форму и — шагнул.

Тау Бесогон

— Вы что ж это, гады, вытворяете? — орал я, задыхаясь от бешенства. — Чем вы его накачали?

— Не кричите так, пожалуйста, — лепетала магичка. — У вас кровь опять... Вам нельзя волноваться!

— Да иди ты к такой-то матери! — верезжал я, размазывая юшку по шерстистой роже и ярясь еще пуще. — Я спрашиваю: кто дал вам право ставить над парнем свои гребаные опыты?

Передо мной все еще стояло страшно осунувшееся, безжизненное лицо Йара. "А ты, Рыжик, постарел. Вона, и проседь появилась... Сколько ж я дома не был? Знаешь, а на колдуна-то выучился. Теперь уж сумею так сделать, чтобы сгинуть мне навовсе. Уж недолго осталось. Вот будет срок, просто велю себе помереть и — все. И ничего тогда не будет, ни войны этой страшной, ни... Ну, пора. Джарад зовет. Прощай, пёска".

А я все просрал. Просрал, понимаете? Читал свои долбаные книжечки, и не заметил, как слегка чокнутый Йар превратился в бесцветную тень, в пепел...

— Спокойнее, юноша! — увещевал меня подоспевший второй ведьмаков подручный. — А то сосуд лопнет. У вас же давление...

— Да ... ты себя в .... ... ...! — выдал я на чистейшем соттрианском.

Я уже слышал знакомый свист в ушах. Ну, только суньтесь, размечу в клочки!

— Наади, — причитала подлая тарда. — Сделай что-нибудь! У него будет приступ!

— У него уже приступ, — крякнул соттрианин, шустро отскакивая из-под моего кулака. — Он на четверке (21), сама не видишь? Не приближайся!

Свист, свист. Каменное крошево разлеталось брызгами. Я метался. Я ревел, как зверь. И никакая сила... не могла... меня... остановить...

Наэро-Имм-Ас-Ар

С родственничками у меня вообще одни напряги. Уж не знаю, какую часть моя сестрица Лаира унаследовала от нашего общего родителя, но явно не ту, что получил я.

Когда после принятия того позорного договора и исчезновения Эниа она приперлась на нашу свеженькую планетку и стала лезть со своими ценными указаниями, у братца Раомо случился припадок несвойственного ему бешенства. Он разрубил ее Форму пополам, представляете?

Зрелище было то еще. Абсолютисты — приверженцы классического стиля, и Форма у Лаиры была соответствующая: светящаяся гуманоидная фигура с прекрасным ликом, в струящихся белых одеждах. Теперь представьте здоровенный меч наподобие гигантского двуручника, сыплющий синими искрами, который рассекает эту сахарную тетеньку от макушки и до причинного места.

Я уржался просто. Но Раушка, ожидавший, что Лаира вусмерть обидится и не пожелает более с нами общаться, крупно просчитался. Лаира восстановилась и смиренно заявила, что понимает его состояние и почитает своим долгом помогать нам, несмотря ни на что.

В общем, мы получили на хвост контролера — Бога-Наблюдателя. Волонтера, блин, самоотверженного. Лаира возникала то здесь, то там, и с утомленным вздохом изрекала что-нибудь вроде: "Ах! Как неразумно! Но это еще не поздно исправить..."

Зашибись!

Я ей говорил:

— Сестричка, дорогая, Прогрессорам пока еще не запретили творить по своему усмотрению. Нам дали лицензию. Все законно.

— Ты из этого вырастешь, Наэро, — нежно заверяла Лаира. — Прогрессорство, как таковое, свойственно очень юным божествам, склонным идеализировать смертных. Ах, слишком уж вы импульсивны, эмоциональны! Чего стоит хотя бы эта дикая выходка Эниа Имм-Ар? А подумала ли она о том, что станет с ее мирами?

Тут уж и меня покрючило.

— Слушай, — говорю, — по добру прошу: хоть Эниа не трожь. Ее нет, и кончено. Пусть мы с Раушкой — полные му-му, и все делаем не так. Пусть. Но это — наши проблемы. Давай мы их сами и будем разруливать.

— Но люди не должны страдать, — она умильно взглянула вниз, на представителей какого-то племени, которые гнались за здоровенным диким конем. — Людям нужны вера, законы и стабильность.

— Конечно-конечно... — блеял я, в надежде поскорее от нее отвязаться. — Я это понимаю. Я стараюсь дать им законы, которые бы... Ой, блин! Эй, шухер, парни! Там второй, в кустах!

Разговор наш прервался, поскольку я сиганул вниз, на ходу принимая Форму какого-то зверя, сам не знаю какого. Для людей это выглядело так: с ветки вдруг грохнулась здоровенная древесная собака (или кошка?). Ее появление сбило с настроя хищного жеребца, который уже успел прихлопнуть лапой одного охотника и прокусить загривье другому. Собака начала было облизывать кровоточащие раны, но потом, убоявшись бегущих на подмогу, с ворчанием скрылась в кустах. Из кустов она видела, как мертвецы очухались, но подоспевшим соплеменникам ничего путного объяснить не смогли, только удивленно ощупывали мелкие царапины. Потом вся компания припустила за какой-то новой добычей, а псина обернулась нетопырем и упорхнула за облака.

— Ну, и каков смысл этого поступка? — сморщив носик, спросила Лаира. — Ты не сумеешь спасти всех и каждого.

— Но раз уж вижу, не могу же я так просто стоять, сложа руки!

Я выразительно развел руками, то есть лапами. Всеми тремя парами.

Э! Абслютисту такого не объяснишь. Да я, по правде, и сам не знал, зачем. Жалко, наверное. А еще иногда вдруг понимаешь, что вот этот человек обязательно должен уцелеть. Нужен он для чего-то.

день девятый

джарад Ние Меари

Объект N1 большую часть времени слоняется неподалеку. Сознание полностью блокировано потоком наведенных галлюцинаций. Он истощен, но благодаря своей невероятной жизнестойкости умудряется неплохо обходиться без воды и пищи и избегать обморожений.

Объект N2 почти непрерывно читает. В данный момент — про Великое землетрясение и переселение нашего народа из разрушенного Шаардан... Ого! А он вмещает уже 2/3 хранилища. Недурственно. Личность постепенно блекнет, ничем не защищенные автобиографические воспоминания затираются.

Ситуация накалилась, и я запретил Упрямице видеться с Номером вторым, заявив, что сам закончу перегонку. Закрыться личиной Этын не составляло особого труда.

Внешний облик Номера второго производил неизгладимое впечатление. Очевидно, так должны выглядеть снежные люди, обитатели льдистых земель. Я приподнял безвольно висящую кисть Объекта. Тыльная сторона ладони была сплошь покрыта мягким плотным ворсом. Удивительная мимикрия! Интересно, почему Номер один не обрастает шерстью? На нем, конечно, зимняя одежда, но он почти все время проводит под открытым небом...

— А, приветик! Щас... — Номер два приподнялся, высматривая что-то на каменной стенке за своей спиной. — Как дела, Этын?

— Прекрасно.

Я придвинулся ближе и с удивлением обнаружил накарябанные на скале заметки на рийском: "магичка — Этын, врач — Наади, маг — джарад. Я — имя: Тауо-Рийя, фамилия — ?" Ниже следовало еще несколько строк, но уже на герском.

— Что это? — спросил я.

— Так, — Объект шумно почесался, — молитва. На всякий случай, если и это забуду.

Он улыбнулся, хотя аура над ним выражала печаль и смятение. Мохнатая морда с грустными человеческими глазами выглядела весьма трогательно.

— Вы похожи на большую мягкую игрушку, — прощебетал я, пародируя манеру Этын.

— Очень мягкую, — согласился Объект и, к моему ужасу, вдруг обнял меня за плечи и притянул к своей широкой теплой груди.

Вот так Упрямица! И она ему это позволяла?.. Нет, конечно, — сообразил я и деликатно отстранился.

Тут Номер два фыркнул, принюхиваясь.

— Бог мой, неужто вы тоже взялись курить эту дрянь?

Старый кретин! Совершенно забыл замаскировать запах.

— Э... нет. Просто... это плащ учителя, пропитался... Давайте лучше работать!

— Несговорчивая ты дама, — буркнул Объект, укладываясь. — Ну, понеслась душа в рай. Гоните, что ли, по магии что-нибудь. Почитаю, чем вы там занимаетесь. Хоть представление буду иметь...

Возвращаясь вечером в лабораторию, я массировал онемевшие лицевые мышцы и все никак не мог отделаться от чувства невольной симпатии к Объекту. Разум Предвещающего холоден и остр, как скальпель. Все это лишь эхо прошлого, ведь в последний раз я проводил копирование с моим бедным Зару...

день предюжный

Йар Проклятый

А к ад-джараду так и не попал. Наади меня встренул, отвез в другое место, навроде монастыря. Сказал, это испытание — последнее будет. Велел подсобраться. И ни с кем чтоб не разговаривать, только повторять про себя заклинание.

Да тут вообще все молчат. И не показываются почти. Сидят каждый в своей каморке. Да и глядеть-то особо не на что. Внутренний двор — точно колодезь. Или застенок. Каменный, гулкий. Сумрачно. Неприютно.

И заклинание — как раз под стать.

Нету места мне в свете Божьем, нету места в Долине Хаоса. Не живой и не мертвец. Никогда и не был. Не рождался на свет.

Вот идет женщина. Ты не мать мне, и не знала меня никогда. Показалось только. Прожила ты свой век без печали, с мужем в ладу. А сыновей у вас всего двое и было.

Ведет стежка неприметная к избушке лесной. В ней старичок-нелюдим. Никто душу ему не бередил, никого он тут не терял. Не по ком и горевать.

Гуляет парень развеселый. Хорошо ему, на сердце лёгко. Не сводила его дорожка с нечистью, не шли на ум думки дурные.

Сидит на дереве дикая язычница. Богу не молится, а и над ней — тень крыла Его. Прилетают к ней птицы, приносят вести добрые. Миновало тебя лихо. Живи, радуйся.

Едет девчонка в столичную Академию. Умница-разумница, велика ль беда, что росточком не вышла. Не заступал ей никто дороги, и ждет ее ремесло ученое, почет и уваженье.

Все забыть вам велю. Не было ничего. Это так, помстилось вам только. Колыхнулась тень, да растаяла. Вот уж и нет ее.

день дюжинный

Тау Бесогон

Мне снилось, что я загораю у пирса, на самом солнцепеке. Поджаривало любо-дорого, аж взопрел весь. Потом я как-то неудачно повернулся и сверзился с камня в воду. А море было — ну прям ледянючее. Видно, низовку с глубины нагнало...

Я передернулся всем телом и очнулся. Я лежал в луже рядом со своим навесом. Сверху сыпались крупные хлопья.

— Вставай, — сказал кто-то и подхватил меня под мышки.

Я снова провалился, потом вынырнул в окружении толстого шерстяного одеяла, обернувшего меня с головой. Мой визави сбросил капюшон, обнажив седую гриву и костлявую носатую харю.

— Мне все известно, — сообщил ведьмак. — Нет смысла скрываться и дальше.

— Хэ-е! Эх-хь... — просипел я, имея в виду обложить его как следует.

— Этын мне во всем призналась, — бесстрастно продолжал он. — Однако, мне непонятна твоя логика, юноша. Сперва отказать наотрез, а потом добывать то же самое тайком и более сложным способом? Немного по-детски, не находишь?