Меня смерили недоумённым взглядом. Что?
— Ты приказал мне, — пояснила. Так понятней, кровосос недоделанный?
— А, это! — Кхашен стукнул себя по лбу. — Извини, забыл. Пожалуйста, радость моя, помоги сестрёнке, ибо она и только она сможет помочь тебе в борьбе с Магическим войском нашей Конфедерации.
— Орки, фейри и Тёмные образовали Конфедерацию? — взвизгнула я и едва не заехала богу кулаком в челюсть от переизбытка эмоций. — Почему я узнаю последней? Ты не мог начать с этого наш разговор?
Кхашен снисходительно улыбнулся и потрепал мне волосы на макушке. Ага, как же, нервы он мне потрепал, вот что он натворил...
— Конфедераты, ёпрст! Линкольном себя возомнил? Ну-ну, будет тебе война, обожаемый мой, будет.
Бог рассмеялся, довольный моим негодованием, и растворился в воздухе, телепортировав без слов.
И только сейчас до сознания достучался один немаловажный вопрос — какой смысл Кхашену, Владыке Тёмных, помогать мне?
Есть что-то тёмное в этом плане обучить Джи, ох, чует моё сердце... Проблем потом не оберусь...
* * *
Темнота. Жар. Под ногами плывёт Флегетон. Не чувствую боли. Тартар.
Уши будто закладывает, и с каждым шагом слышать что-либо даётся всё хуже и хуже.
Вдруг сквозь толщу тишины прорывается голос.
Плач. Всхлипы. Обещание.
Крик.
Шёпот. Просьба. Приказ.
И вновь крик переходит в рыдания.
Дёргаюсь. Останавливаюсь. Быть этого не может!
Насколько сильно хочет она достучаться до меня, что Тартар слушается её и... начинает медленно сводить меня с ума?
Бедная, маленькая. Ненормальная. Как ты не поймёшь, что на мне можно поставить крест?
Усилием воли заставляю себя прекратить жадно вслушиваться в хрипы такого родного голоса и делаю шаг вперёд — невыносимо долгий, притупляющий сознание.
И огненная вода Флегетона вновь обступает ступни, голос стихает.
Тартар. Не чувствую боли. Под ногами плывёт Флегетон. Жар. Темнота.
Теперь уже навсегда.
Илзиэль Аррен Эллонд.
Куда идти, когда впереди темнота?
Куда бежать, когда под ногами пусто?
Куда плестись, когда цель потеряна?
Я, в последнее время и так не отличавшаяся хорошим настроением, впала в депрессию окончательно.
Да, я вернула себе магию.
С оговоркой — почти.
Да, я открестилась от трона Алмодрая.
С поправкой — только на время военного положения.
Да, я стала Колдуньей.
Но чего это стоило...
Я не разрешала родственникам жалеть себя, потому что знала — пожалеют, и Лиза расплачется окончательно. Хоть и позволяла себе такую роскошь, позволяла себе побыть слабой (когда никто не видит).
На людях продолжала улыбаться, но такие, как Тарье, Клэри, Джейн понимали, что внутри меня сейчас только чёрная дыра.
Рубцы на душе, сшитой иголкой-"цыганкой" и толстыми, серыми от грязи, нитками.
Раны, сочащиеся сукровицей и гноем.
Мерзость.
Когда-нибудь они заживут, оставив после себя больные шрамы. Из той когорты, что лишь при прикосновении открываются и кровоточат.
Когда-нибудь.
Через сколько времени это произойдёт? Спустя десять, двадцать лет? Или же как только стукнет за третью сотню?
Я никогда не смирюсь с гибелью ден Асмира.
Потому, что я виновата.
Кругом.
Если бы не мои ошибки, он был бы жив.
Счастлив...
Спокоен...
Не тронут...
К кому податься? Кому продать душу?
С глади зеркала на меня неожиданно взглянула худая, побелевшая, с глазами цвета морской волны и рыжими волнистыми волосами, девушка. Её очи лихорадочно блестели, нижняя губа оказалась безнадёжно прокушена до крови.
Она была до жути похожа...
...на меня.
— Мы играем по-крупному, — шепнула она мне, чуть наклоняясь вперёд. — Всегда, Лиза. Этот мир — мрачен. Почти бессмертен. Кровожаден. Он любит чужую боль, чужую тоску. Чужие жертвы. Без них в этом мире — никак. Единственное спасение в этом мире — пожертвовать. Так чем готова пожертвовать ты, молодая Мгла, чтобы спасти его?
Девушка пытливо рассматривала моё лицо.
— Ты идёшь на Авалон. Не к Карле. — Девица улыбнулась, немного обнажая острые белые клыки. — ...Ты идёшь ко мне...
От осознания, кто это, я отшатнулась к противоположной стене. Я часто дышала.
А девица тем временем рассмеялась.
Значит, истинное Зло не Кхашен и не Карла.
Истинное Зло — она...
— Королева Маб...
В горле от ужаса перехватило.
Первая фейри на земле. Мертва. Лежит в дубовом гробу, усыпанная лилиями и охраняемая бдительным Вием, тьфу ты, Всевидящим Оком.
И её дух всегда похож на того, чью жизнь она хочет.
"Сплошные короли и королевы вокруг... Боги и богини... Ты никогда не любила полутонов, моя хозяйка".
Фе...я кивнула, подтвердив.
— Они всего лишь марионетки, Лиза. — Маб по-детски наивно и безвинно улыбнулась. — Игра началась со времени рождения твоей бабки. Хаоса — Кхашена и меня. Мы — трое первоначал — создали мир, полный идеалов и... ужасов. Кошмаров. Проклятье! — ругнулась она тихо. — Мы хотели получить Творение — Утопию! А в результате? — Сплюнула. — Абсолютно противоположное. Мы, первоначала, Творцы, Демиурги, создали не Рай, а Ад. Потом меня убили, Кхашен трусливо поджал хвост и смылся, Мгла ушла. Теперь она отдала свою сущность Демиурга тебе и тоже изничтожила в ней всё хорошее. Мы никогда не были энерговампирами, понимаешь? Никогда! А ты просто... выродок! Уродка!
"Утырка!" — вспомнилось из одной книги (прим. авт. — Елена Звёздная "Катриона. Принцесса особого назначения").
Маб продолжала выплёвывать слова, как грязь:
— Но ты — бедная, измученная душа, разделённая богами на три части, поданная Тьмы и Света, покорёженная собственной бабкой — можешь вернуть долг. Мне и Хаосу. С Мглой я как-нибудь сама разберусь. Но ты! Карла и Кхашен были счастливы поиграть с тобой, куколка, пусть и с моего позволения, однако сейчас ты моя, Лиза. Моя! И никто не сможет забрать тебя у меня! Все эти договоры, ревности, войны — всё это для того, чтобы ты стала моей! Навечно!
Отступать некуда, я упёрлась спиной в стену.
Фея протягивает ко мне свои белые, скрюченные пальцы, она больше не похожа на меня. Скорее, на мою постаревшую версию — морщины на чужом лице, выцветшие глаза, обчекрыженные волосы, впавшие щёки.
Я спокойно смотрела на Маб и понимала, что права фея, как ни крути ты глобус — права.
— Если я поступлю так, как ты желаешь... — еле-еле проговорила я, сползая по стеночке на пол, — ты сможешь выполнить мою просьбу?
— Конечно! Что за разговоры? — притворно разозлилась Маб. — Что пожелаешь!
Я сглотнула.
Жертвы... Так много жертв ради... чего? Вернее, кого? Меня?
Я не стою и десятков тысяч жертв.
А потому...
— Отдай мне знание возвращения человека из мира мёртвых, — прохрипела, не переставая смотреть в затягивающую черноту зрачков феи. — Возможность вернуть дракона. Одна попытка. Как только я пойму, что он жив и полностью здоров, я уйду к тебе навсегда, Маб. Ты получишь меня и будешь делать со мной всё, что захочешь. Мстить Мгле. Продолжать любить Кхашена. Умертвлять меня, возвращать к жизни, а затем опять уводить в могилу.
Фея задумалась. Красота по капле возвращалась к ней.
— Я согласна, — наконец обронила она. И, почти растаяв в зеркале, удовлетворённо добавила: — И даже дам тебе три дня на прощание. Запомни, моя куколка: три дня!
Маб исчезла, оставив напоследок лёгкий дурманящий, лавандовый шлейф.
И, по идее, он должен был окончательно развеять контроль над разумом, подействовать как наркотик (что поделать — на эльфов лаванда всегда так действует...), но меня лишь резко затошнило. Подавив приступ, я поспешила открыть окно, проветрить в комнате и постараться позабыть о появлении феи.
Кхашен.
Карла.
А знаете, мне их жаль.
Быть марионеткой в умелых руках — всё равно что полностью потерять остов внутри. Стать бесхребетным. Слабовольным. Ничтожным. Отвратительным уродцем-инвалидом, от которого осталась одна оболочка.
Но быть куклой в руках Актёра?! Лицедея?!... Стать до мозга костей подхалимом без чести и достоинства?!
Похороните меня за плинтусом, если это не унижение и опущение последней стадии!
И эти двое опустились.
Сложили руки.
Приняли господство мёртвой над живыми.
И кто они после этого?
Всего лишь пешки в чужой игре.
— Илзи, — раздался неуверенный, будто испуганный голос Джейн из-за спины, — тебе пора. Эллонд требует, чтобы ты предстала перед гостями в своём прежнем облике.
Я, прикрыв глаза, тихонько застонала.
— ...Им не следует знать...
Маб, ты всегда будешь преследовать меня?
В ответ — смех, разбивший тишину на острые осколки.
Лихостенье, будто поёжившись, покрепче обступило меня. Оно тоже вспомнило этот звук — страх разбиться ещё раз ни Стены, ни Предел не покидал.
А я не хотела предавать их.
— Сестрёнка! — Меня потрясли за плечи. — Давай, улыбнись! Всё хорошо, слышишь? Всё хо-ро-шо! И всё будет хо-ро-шо!
— Признай, Джи, — мой собственный голос звучал как бы издалека, настолько плохо я слышала его, — в такое время нельзя верить в хорошее. Остаётся только надеяться и жертвовать чем-то...
...дорогим.
Я думала, что меня убьют за такие слова.
Но Гриффин, как и всегда, оказалась непредсказуема.
— Илзи! — Джейн заставила меня открыть глаза и взглянуть на неё. — Илзи, ты не поверишь, но я тоже редко, когда плачу. — Она немного растянула губы в улыбке. — Плачь, сестрёнка, плачь. Не стесняйся. Слёзы никому никогда не вредили.
И внутри меня что-то сломалось.
Долгие полчаса я самозабвенно рыдала на плече Джейн.
Я позволяла себе такую слабость только наедине с самой собой, а оказалось, что надо было просто позволить кому-нибудь другому пожалеть себя.
Странные существа, эти люди...
Глава двадцатая. Когда вскрываются старые раны.
Мы ничего не приносим в этот мир и ничего не можем из него унести.
Стивен Кинг.
Январь, 24. Москва, Россия.
Что страшного в солнце? Ничего.
Что плохого в температуре выше нуля градусов? Только время года — зима.
Джейн тоже так думала. До того дня.
Началось всё с тяжёлой, будто свинцовой, головы — Гриффин ни разу в жизни не встала по утрам с такой болью, словно обруч одели.
Потом была ванная, то есть, умывание тёплой водой — та немедленно обожгла руки девушки.
Затем само зимнее солнце — холодное, низкое, совсем-совсем не согревающее, но в один из последних дней первого месяца подарившее надежду. Кто бы мог подумать, что в конце января у Русской Зимы (да-да, именно с Больших Букв!) случится... передышка? Этакое маленькое разрешение почти наступившей Масленице — мол, давай, попробуй зазвать на землю грешную Весну-Красну да Ярило-батюшку, а я пока отдохну, снежков посолю.
И вот это солнце, настолько слабое и беззащитное, неожиданно согрело Джейн, да так, что от кожи повалил пар, а руки и лицо резко покраснели.
Она не знала, что это за явление.
Не знала, как объяснить его научным ли, мистическим ли подходом.
Думаете, единственное событие?
Как бы не так.
В тот день Гриффин встретила Феникса.
Илзиэль Аррен Эллонд.
Кабинет дяди встретил меня...
...тишиной.
Только будто склизкий взгляд Дельвига следил за каждым моим движением — как я открыла дверь, как присела в реверансе, как проигнорировала многозначительное покашливание Тарье, как встала за спиной Анвиэла. Я не спешила. Не улыбалась.
Зачем?
Они и так всё знают.
"Я рядом", — прошелестел голос пространства.
Спасибо.
— Что ж, — дядя поставил локти на стол и сцепил пальцы в замок под подбородком, — раз все в сборе... прошу начать.
Благословенный фейри откинул за спину тёмный, как шоколад, хвост и заговорил:
— Как вы знаете, наши страны находят не в самом лучшем положении...
— Говори проще — в анусе, — перебила его я.
Дельвиг подавился, Тан не сдержал смешок.
Анвиэл промолчал.
— ...и военное положение только усугубляет дело...
— Я не ослышалась? Ты сказал "усугубляет"? Надо же, какие песни поёт объявляющая войну сторона!
Тан прожёг меня взглядом, наполовину недовольным, наполовину весёлым.
А ты прекрасно знал, дракончик, что я терпеть этого фея не стану!
Фей подскочил, пыхтя, как паровозик Пыхалка, и, едва ли, не выдувая облачка пара.
— Ты! — взвизгнул он и грозно сдвинул брови. — Заткнись уже наконец!
Зевнула.
— Как прозаично! — протянула лениво.
- ...Враги всегда прозаичны, моя куколка!..
От неожиданности я вздрогнула, изменилась в лице.
Мой личный конвоир наконец-таки вышел из тьмы на свет.
Истинное Зло.
Опять смех серебряными колокольчиками, и осознание, острое, как край листа осота — принц фейри один из тех, кто попал под влияние мёртвой Маб.
Он заодно с Карлой и Владыкой Тёмных.
Или же они всегда отдельно?
Они вместе?..
Или они отдельно?..
Когда я посмотрела в глаза Дельвига — прямо, твёрдо, — даже мускул на его холёном лице не дрогнул.
Но когда я позволила улыбке скользнуть по губа-а-ам...
Дельвиг побледнел, как кристально-белое хлопчатобумажное полотно.
— Илзи, ты чего улыбаешься так плотоядно? — водрузил руку мне на плечи Тан. — Мне даже страшно на тебя смотреть, если честно.
Я не обратила внимания на вопрос, лишь улыбнулась ещё шире. На задворках сознания Маб рассыпалась в серебристом смехе, становилась бриллиантовой росой, играющей всеми цветами радуги на солнце. Она цвела, как майская роза.
И меня это раздражало.
Дёрнув головой и перебросив косу наперёд, я, нисколько не страшась ни мёртвой Королевы, ни чего-либо другого, спросила у белого принца:
— Ты вместе с мамочкой Королеву поднял из мёртвых, или помогал кто?
Смех прекратился, перерос во что-то более страшное, пугающее, тёмное.
— С-с-скотина! — прошипел тем временем Дельвиг, пятясь к выходу. — Бешеная! Психованная!
— Хотя бы не скрываю сих чёрт характера и одной возможности Дара — я некромантка, но ни разу не воспользовалась силами, — парировала я. — А ты, Благословенный фейри, один из Послов доброй воли Авалона, крещёный не феями, а сильфами, не только благословлён по ошибке, но и пренебрегаешь своими полномочиями, как принц. Ты обязан защищать свою страну от зла, а на самом деле сам поднял его из могилы!
Карие глаза сощурились, в них вспыхнул адский огонь.
— А что бы ты сделала ради любви, а, Илзиэль Аррен Эллонд? — вздёрнул он нос.
Не пори чушь, Благой!
— Она старше тебя в сотню тысяч раз!
— Я люблю её, Илзиэль! — заверещал. — Люблю! А ради Маб я готов на всё!
Пришла моя очередь прищуриваться.
— И на убийство готов? — Я сложила руки на груди.
