Словно рыцарь сошедший с книжек в своём тяжёлом бронекостюме Ямото с воинственным кличем бросился на врага. Столкнулся с первыми рядами "гончих", смял их как досадную помеху, давя и круша всё живое на своём пути своими железными ручищами, а до чего не доходили руки топтал ногами, сплющивал о корпус брони.
"Гончие" прыгали на него, царапали когтями, впивались зубами, пытались повалить на спину, но всё тщетно. Железный монстр был непобедим. Его удары запросто ломали кости, словно это тонкие лучины; железные пальцы рвали плоть, как прогнившую ткань; пудовые ноги втаптывали в пол превращая и плоть и кости в одно тошнотворное месиво.
Эта бойня могла бы продолжаться бесконечно долго, если бы Ямото был роботом, но он всего лишь слабый человек. Пот напряжения давно уже застилал ему глаза, сердце учащённо бухало в груди этаким колокольным набатом. Перед собой капитан уже не различает дороги, но упорно продвигается в самую гущу зверей, всё глубже и глубже увязая под сотней тел. Борется скорее уже не за жизнь, а спешит просто унести с собой как можно больше этих тварей. Он наслаждается каждым мгновением, когда под его железными пальцами, секунду поизворачившись, плющится живая плоть ненавистного врага, как при этом трещат его кости, и этот предсмертный визг — он ложился бальзамом на его измученную душу.
Но всему когда-нибудь приходит конец.
"Гончих" так много, что вскоре капитан полностью скрывается под ворохом тел. Звери облепляют его со всех сторон, как рождественскую ёлку, сковывая движение. Ямото уже не размахивает руками по сторонам, а кое-как еле двигая ими, просто плюща животных о броню, если удаётся кого-то зацепить. У него мелькает мысль: упасть на пол и попробовать кататься, давя зверей на подобии катка, но в итоге отказывается от этой затеи — скорее всего он уже после этого не поднимется, — и по-прежнему продолжает следовать выбранной тактике, хоть она уже и не приносит ощутимых результатов. И ждёт. Ждёт, когда же, наконец, появятся главные действующие лица этого кровавого спектакля. Просто разделаться с "гончими", для Ямото слишком бедная кульминации всей его задумки. Ему хотелось поквитаться с самим командирами всех этих бестий.
Но когда появляются "серые", Ямото вынужден снова довольствоваться малым. Он рассчитывал схлестнуться с гигантом один на один врукопашную, вымешивая именно на нём весь свой гнев и ярость поражения перед самым концом, но "серый" пришёл не один.
Их было трое. И капитан понимает, что со всеми сразу ему не справиться — просто нереально. Ну что ж, тогда придётся пользоваться тем, что преподносит сама судьба, против которой всё равно не попрёшь. Одно утешает — от его рук сегодня погибнет сразу три монстра.
Первый удар, Ямото к своему стыду, пропускает. "Серый" двигается молниеносно, его удары просто невозможно засечь человеческим глазом. Только что "серый" стоял перед человеком, и вот уже железный исполин к радости животных падает, подминая под себя восемь "гончих". Но что такое восемь — капля в море, если на него сразу же наваливаются сотни. Бегают по нему, верещать, ухохатываются, празднуя победу над человеком, и всё так же ожесточённо пытаются прогрызть броню.
Ямото бессильно барахтается в этом море тел. Нужно встать, нужно встать, — твердит он себе, как заклинание. Но как раз это сейчас для него была самая большая проблема. Попробуй сбросить с себя непосильный груз, будучи прижатым к полу массой неугомонных тел.
Капитан изворачивается, дёргает руками и ногами, пытаясь освободиться, сервомоторы натужно жужжат, того гляди перегорят, но расшевелить этакую массу и попробовать вырваться из скопления "гончих" у него никак не получается. И тогда Ямото бессильно отступает.
Нет, ему уже не встать.
Он лежит на полу в своём бронекостюме: дыхание со свистом вырывается изо рта, руки и ноги дрожат от непосильной нагрузки, а перед глазами плавают красные круги, сквозь которые время от времени просачиваются жуткие, оскаленные морды "гончих" — они будто выныривают из тумана сознания и исчезают, чтобы снова потом проявиться и хохотать прямо ему в лицо.
Ну что же, по настоящему смеётся тот, кто смеётся последним. У Ямото оставался ещё один козырь в рукаве. Нужно всего лишь было произнести два слова. Но как же трудно их выговорить пока в твоей груди ещё бьётся сердце, пока чувствуешь жизнь реального мира и ощущаешь себя частицей его самого. А что там? Что ожидает тебя там, за чертой? Никто этого не знает и никогда не узнает. Может это и к лучшему...
Но всё же иногда человек может получить послание. Оттуда? Куда ушли наши предки. Или это просто плод нашего воображения. Уже не важно. Потому что именно такие послания порой могут наполнить нас такой силой и уверенностью, что человек в этот момент способен на поразительные поступки.
"Поднимайся, — зазвучал в голове Ямото голос отца. — Ты должен встать, — настаивал он. — Должен посмотреть в глаза своей смерти. — И чтобы придать весу своих слов голос отца произносит древний завет самураев, перейдя на язык предков. — Истинные воины умираю стоя. Только глядящий в глаза своей смерти завершает путь достойно...
И настолько эти слова пропитаны торжеством силы духа, убеждением и властью заветов предков, что весь трагизм ситуации сразу отступил для Ямото на второй план — он перестал бояться смерти. Наоборот, он возжелал её, наполнившись страстью к ней как к самой прекрасной девушке на свете. И решил добиться её расположения любой ценой, главное чтобы это выглядело достойно, для чего нужно было её встретить с честью, как встречали её когда-то его прадеды.
Заревев разбуженным медведем в свой берлоге-бронекостюме Ямото вновь возрождается к жизни. Его наполняет некая сила непоколебимого духа, вбрасывая в кровь слоновую порцию адреналина. Превозмогая усталость, капитан начинает изворачиваться под грудой визжащих тел, находит, наконец, точку опоры и расшвыривает "гончих". Со стороны это выглядит, будто среди массы зверей неожиданно проснулся самый настоящий вулкан. Искалеченные, с вырванными зубами, переломанными костями, твари шрапнелью разлетаются в стороны, а освобожденный Ямото поднимается с пола.
Его шатает из стороны в сторону. Правая механическая рука "ТиБОБа" бессильно повисла будучи наполовину оторванная. Левая тоже почти не двигается. Как обстоят дела с ногами, лучше даже не задумываться. Понятно, что Ямото уже не сделать и шагу. Ему бы только выстоять пару секунд и посмотреть в глаза своей смерти.
Наконец сквозь кровавую пелену в глазах, он различает трёх серых гигантов. Те медленно приближаются к человеку, с одним желанием — прикончить его. Ямото смотрит на этих чудовищ и впервые за всё время пребывания на этой планете его лицо вдруг озаряет улыбка — жестокая и беспощадная улыбка человека, что уже победил, будучи на грани поражения.
-Инициализировать самоуничтожение, — отдаёт Ямото команду унику костюма.
Уник протестует:
-Внимание, опасность! Внутри костюма находится живой человек. Подтвердите команду.
-ДЕЙСТВУЙ!!!
Взрывная волна проноситься по коридору со скоростью ветра сминая и поджаривая ряды монстров. Десятки, сотни "гончих" разрывает на части, а те даже не успевают понять, что произошло. Серые же гиганты — такие огромные и мощные, что могут по-соперничать силой с самими "ТиБОБами", — их просто перемалывает в фарш, плющит о переборки и выплёвывает в ответвления главного коридора, как какой-то мусор — комки из мяса и костей.
Отзвуки взрыва доходят и до людей. Званцев со своей группой останавливается на секунду, отдавая дань памяти погибшему командиру, и приказывает идти дальше без промедлений. Сколько бы капитан не прихватил на тот свет тварей, их всё равно оставалось ещё слишком много, чтобы можно было надеяться на удачу. И сейчас всё зависело только от скорости. Кто быстрее доберётся до верхних ангаров, тот и победит.
-Лейтенант? — На третьей палубе выжившая группа неожиданно наталкивается на группу Джона Сайлуса, и Кирилл непонимающе смотрит на своего командира. — Вам же было приказано идти на шестую палубу.
Вместо ответа Джон задаёт встречный вопрос, с волнением оглядывая жалкую горстку солдат:
-Что с Ямото?
-Его больше нет, извините, — отводя глаза от командира, покачал головой Кирилл. — Он сам решил остаться. Сказал что хоть раз в жизни должен побыть героем.
Лица под шлемом не разглядеть, но все сейчас могли поклясться, что лейтенант побледнел и осунулся, словно сдутый шарик, услышав страшное известие.
-Он был солдатом старой закалки и умер как подобает таким — с честью. Ты стал героем Ямото. Ты стал им... — сказал он, мысленно прощаясь с другом, и резко развернувшись бросил через плечо: — Уходим.
Но далеко уйти им не удалось. Ситуация неожиданно для всех совершила такой кувырок, что план Ямото рухнул в одночасье. На связь вышел лейтенант Крапивин. Его перекошенное от ужаса лицо всплыло перед глазами и так уже измученных сражениями и нервными переживаниями солдат, а его слова окончательно всех добили, вселяя чувство обречённости.
-Джон?! Ямото?! — кричал он, борясь в истерике, пока вокруг него стреляли импульсные винтовки и рычали звери. — Всем кто меня слышит прошу помощи. Мы попали в засаду. Эти зверюги повсюду. Мы не можем с ними справиться! Парни вытащите нас отсюда...
После чего связь резко обрывается.
Сайлус только успел заметить, как качнулось изображения и следом в уши ворвался пронзительный крик перепуганного до смерти Крапивина.
После такого никто не мог оставаться равнодушным к мольбам товарищей, и только Джон Сайлус трезво оценил ситуацию.
-Нет! — поспешно выставил он руку перед собой, останавливая десантников.
-Но там же наши! — накинулся на него Званцев, и попытался поднырнуть под командира уводя всех остальных за собой.
-Им уже не поможешь. Всё кончено! — возвал Сайлус к голосу разума бойцов. — Если вы туда пойдёте, то тоже погибнете.
-Но что же тогда делать? — выражая общую мысль, взмолился кто-то из отряда.
Джон точно не знал. Он бы и рад был возложить груз ответственности на чужие плечи, но всё сейчас зависело только от него и ни от кого больше. А значит и выпутываться нужно было своими силами.
-Сюда, — быстро меняя направление, повёл он за собой людей. — Есть только одно место на корабле где мы можем не опасаться зверей. — пояснил он на бегу не вдаваясь особо в детали. — Надеюсь, что там всё по прежнему.
Быстро продвигаясь по кораблю, минуя десятки коридоров и туннелей, непонятных кают и отсеков неизвестного назначения, кое-где пробираясь даже чуть ли не ползком, Джон Сайлус вёл солдат в последнее убежище Эштана Праймса. К месту, где этот героический человек провёл целых три года, отчаянно борясь за жизнь.
Сколько получиться продержаться Джону и его людям — это уже как распорядится судьба. Люди же сейчас об этом предпочитали не задумываться. Они просто спасались от зверей.
Обращаясь постоянно к схеме корабля Джон привёл десантников к незаметному люку в полу, где-то в зоне главного реактора — здесь всё пространство под обшивкой было практически всё испещрено, как кавернами, воздухоотводными теплообменниками. В одном-то из них когда-то прятался и Эштан.
Попробовав откинуть крышку люка Джон удостоверился, что лаз закрыт. Это хорошо. Значит, за всё это время внутрь никто не пробрался. Как единственный человек закованный в тяжёлую броню, лейтенант с трудом открутил заслонки металлическими манипуляторами, откинул крышку люка и приказал всем забираться внутрь. После чего сам разоблачился — "ТиБОБ" не пролезал, да и места много занял бы, — и нырнул в узкое пространство вслед за остальными.
-Вот и всё, — запечатывая крышку люка, объявил он приговор. — Мы в западне...
— Глава 26
Из личного дневника лейтенанта Джона Сайлуса.
С давних времён темнота всегда была враждебна человеку, и он постоянно старался её избежать, для чего даже переборол самый сильный животных страх в себе. Страх перед огнём. Как оказалось этот страх ничто перед страхом тьмы. Потому что тьма порождает монстров.
Космос же чёрен как сажа. Там ничего не видно вдали от звезд — всё будто исчезает, проваливается в черноту, переставая существовать для стороннего наблюдателя. Может это и есть самый настоящий Ад?
Ведь космос практически пуст — представляете столько можно в него запихнуть грешных душ; а ещё он холоден, настолько холоден, что ничто не выживет там без специальной защиты; статичен — расстояния между объектами невообразимо огромны, и заметить любое движение в космосе просто невозможно, отчего кажется, что и время прекращает своё существование там; но самое главное: космос — это бескрайняя тьма, унизанная микроскопическими бусинами из звёзд. И неважно какого размера эти звезды, они навсегда останутся ничтожными каплями плазмы, а их попытки рассеять великую тьму всегда будут тщетны. Бескрайний мрак не победить — он родился первым.
Ну а зачем тогда нужны звёзды, если Великая война между тьмой и светом уже была предопределена в самом начале битвы. Наверно для того, чтобы рождать монстров. Монстров, что потом заселять бескрайнюю тьму.
И кто сказал, что и мы, люди, не монстры? Нет, мы точно такие же монстры, как и все остальные представители иной жизни во Вселенной. Мы просто привыкли к своему внешнему виду, привыкли видеть в себе подобных обычных, а иной раз даже и красивых людей. Но сведи человека с инопланетянином, поставь их напротив друг-друга, и как вы думаете, какая последует реакция представителя иной цивилизации, если сам человек видит в нём только безобразного монстра. То-то и оно...
Градация красоты и уродства весьма условны. Выпрыгни человек самой привлекательной наружности из шкафа в спальне какого-нибудь инопланетянина, то я на сто процентов уверен, что хозяин спальни завизжит от ужаса при виде нашего с вами красавца.
Так что же тогда получается?
А получается вот что: Ни один вид разумной жизни никогда не договориться с другим видом, пока не победит в себе предрассудки, что выработались сами собой в процессе эволюции. А до этих пор к другим мирам лучше не соваться.
Но человек сунулся и встретился с серыми гигантами — существами, потерявшими когда-то давно свой родной дом.
Можно ли их понять с человеческой точки зрения, когда серые настолько отличаются от нас не только внешне, но и способом заселения других планет?
Мы строим гигантские корабли, сажаем в них колонистов и отправляем к другим планетам, где люди снова создадут общество, идентичное по своим устоям и укладу жизни с Земным.
А серые? Как поступают они?
Они — это раса разумных существ, вынужденно отказавшаяся от всего ради спасения собственного вида: от культуры, от памяти предков, от науки, и даже от собственного внешнего вида. Они — это всего лишь самоосознание принадлежности к своему виду, но они уже не те прежние существа, что когда-то населяли их родную планету.
