— Прости, я не заметила тебя. У тебя прекрасная маскировка — это было странно, но в чистом и спокойным голосе её была еле заметная улыбка, ощутимая не ухом, а нутром и заставляющая сердце участить биение и уголки губ, вздрогнув, потянуться вверх.
Эльфы ни когда не обращаются к кому-то "на Вы", это оскорбительно. Вообще-то, "на Вы" говорят только люди.
— У тебя — тоже. Ты — меткий стрелок — сказал он, сам не зная почему, ведь он ни смотря на то, что эта дива была шагах в двух от него, не видел её в деле.
— Я тебя не видела раньше. Ты здешний, не так ли?
— Лебэнэс, один из двух Хранителей этого леса, — представился он.
"Двух?" — подумала она. — "После прошлого Призыва восемнадцать Хранителей вернулось именно в этот лес. Они сбежали, или погибли, а может даже попали в плен. Или он — лжец, но если здесь только два Хранителя — понято, почему лес такой темный и в нем развелось столько упырей".
— Силиан, лучница лорда Ларенда, одна из восьмидесяти Хранителей Южного Чертога, — ответила она. — А кто ещё хранит сей чертог?
— Элетас, тоже лучник.
— Где вы находились так долго? Мы всем отрядом вас у границы ждали, а вы не приходили. Был дан приказ дальше идти. И только совсем немного прошли мы — как с бандой столкнулись врага. Не знаешь ли ты, что им нужно здесь было?
Он показал рукой в сторону башни, возвышавшейся над лесом.
— Засела там Тьма. И выгнать его не удалось когда...Собственно шестнадцать и погибли тогда. Поныне, ежедневно приползает несколько орков иль гоблинов. Мы с братом их отстреливаем, но новые всё приходят...
— Прискорбно.
— Прошу прошения, юная госпожа, можно тебя на пару слов? — попросил Элетас.
Он только что подошёл. На лице его была ссадина. Они отошли в сторону.
— И с кем общаться имею честь? — спросила она.
— Элетас, а ты...?
— Силиан. Ну и о чем же хотел говорить ты?
— Ты владеешь магией?
— Слегка, но каждый сам лечит раны свои.
— Ха, помощь иная ныне нужна. Исцелить Лебэнэса мне нужно.
— Он здрав, как дракон.
— У драконов больна душа, а на его душу — заклятие наложили.
— Это невозможно. Единственные заклятия, которые могут пагубно подействовать на эльфа убьют его сей же час.
— Видно, теперь, это не так.
— Что же случилось? А главное как?
— Дня три тому назад в Светлолесье случился пожар. Мы пришли туда. Там суетились двусущие, пытаясь погасить пламя.
— Двусущие! Да ещё и в Светлолесье? Они же Тьма.
— Отнюдь. Они серы, — конечно, столь гуманное отношение к двусущим, не столько личное мнение Элетаса, сколько Лебэнэса, сумевшего доказать ему свою правоту, но кого это волнует? — ненавидят чёрную дрань и прочую Тьму. Прекрасно управляют погодой, и очень любят свет, особенно солнечный. Если что-то горит — тут же бегут гасить. Если им не мешать есть и греться на солнце — с наступлением зимы они не превратятся в упырей. С ними вполне можно ужиться...
— Ты рассуждаешь как Чёрный.
— Нет, я рассуждаю как благодарный Белый. При штурме, пускай он был и неудачен, они воевали вместе с нами, на нашей стороне.
— Я не могу поверить тебе.
— Тебя ни кто и не просит. Пламя было погашено. В очаге пожара были пять орков, один из которых оказался жив, и молодая Серая эльфия, тоже выжила. Орка мы, разумеется, подстрелили. У девушки были страшные раны, из них вытекал металл. У неё шла горлом кровь. Мы оказали ей всю возможную помощь. Лебэнэс отнес её к нам, а я оттащил трупы и залитые кровью остатки её одежды на Пепелище и поджег. Ведь закон приказывает поступать так?
— И зверьки не помешали им сгореть? — спросила она.
— Туда они не ходят. Девушка пришла в себя, мы накормили её, одели и предложили пойти с нами. Вела она себя странно. Утверждала, что не знает ничего, что не уверена ни в чем и что мало что помнит. Зовут её Ада, а знает здесь она только того Темного, что засел в замке и не желает сменить место пребывания. Колдовать она, если верить ей, не умеет, зато телевещ. Ей, почему-то, были очень нужны остатки её вещей. Больше ни чего выяснить не удалось. Когда мы тронулись в путь — Лебэнэс стал вести себя крайне странно. Так ведут себя влюбленные по уши смертные, но не благородные эльфы. Не смотря на мои просьбы, он не сменил манеру поведения. Вскоре нам пришлось сделать остановку. Он снял сумку и тут же уснул. Я попросил её снять с него заклятие, а она побежала прочь, и не обернулась на оклики. Я истратил на неё все стрелы. Больше я ни кому не поверю, что он не умеет колдовать. Они отлетали от неё, ударяясь о магический щит. Она накинулась на меня, выбила меч из рук и повалила на землю. Я с таким раньше не сталкивался. Эта колдунья просто высасывала из меня силы, впитывала всем телом. Что-то коснулось моей шеи. Боль была нестерпимо ужасна. В чувства меня привел Лебэнэс. Он оказался целехонек. Лес обгорел на той поляне, где мы остановились. Мой лук был сломан, а меч оплавился.
— Но твое оружие цело.
— Это меч брата, — он достал из пустого колчана останки своего оружия.
— Ни когда не видела подобного, — прошептала она. — Какой же должен быть жар, чтоб оплавился такой клинок, и кто смог сломать стальной лук...
— Эта самая "Ада", тоже мне "дочка Мракавлада".
— Лучше не бросайся словами, особенно рифмуя.
— Прошу прощения. На запястье и шее у меня были тряпки, а потом оказалось, что меня украсили этим, — он откинул назад волосы, показывая шею.
Она вскрикнула от ужаса, а после произнесла.
— Тебе срочно нужна помощь.
— Обойдусь. Помощь нужна ему, — он кивнул в сторону Лебэнэса, собирающего стрелы. — Эта колдунья куда-то убежала, а он так и остался "влюбленный".
"В наших старинных книгах было написано, что раньше эльфы были очень эмоциональны" — вспомнила она. — "А в их, в тех, что были переписаны или переведены недавно это отсутствует и непонятно, куда исчезли подлинники, что были у них...".
— Посмотрим, что можно сделать, — Силиан начала говорить, точнее не говорить, а петь. Голос её изменился, наполнился холодом и властью, но что-то в нем звенело тихим ветерком. —
Эльфийская кровь неподвластна ни ядам,
Ни чарам, ни Злу, ни Пороку.
Но верно ли это, коль стали все чувства нарядом? -
Не знать и пророку.
Случилась ошибка! Случилась беда!
Один из нас был поражен!
Но всё ж его карта не бита,
Пока душа лезет с магией на рожон.
ВЗЫВАЮ!!! О Светлые Силы!
Разрушьте заклятье, что охватило его!
Нельзя любить тех, кто тебе вовсе не милы...
От чувств чужеродных избавьте собрата сего!
Из её ладоней вылетела молния и ударила в грудь Лебэнэсу. Он вздрогнул, мотнул головой, отрешенно взглянув на небо, облокотился о ствол дерева и начал насвистывать песенку.
— Очень жаль, — огорчился Элетас. — Не получилось.
"Не получиться не могло!" — подумала Силиан. — "А что если он полюбил по-настоящему? Ведь я читала про это. Но, что-то его песенки не похожи на песни влюбленных в кого-то, уж скорее во что-то. Он поет о весне, пор природу, и про то, как прекрасно жить и чувствовать полной грудью, а про какую-то там деву опомнился лишь мельком, да и то как-то странно. "Дыханье перемен...Дарующая радость чувств...Что расколола лед оков бессмысленной морали..." и так далее. И не слова о любви, или о том, что он жаждет быть с ней вечно. Это даже больше похоже просто на благодарность. Как мы благодарим прекрасными песнями духов и героев. И что-то не вяжется в рассказе его братца...".
— А ты можешь описать то зло, что столь жестоко поступила и так надежно его околдовала? — поинтересовалась она.
— Запросто: высокая и стройная. Тело, имеет весьма нежные, женственные очертания. Кожа нежная, чистая. Легкий загар, ровный но на спине белый шрам в виде трезубца. — Наверное кто-то из Великих её наградил за всё "хорошее". — Длинные смольно-чёрные волосы. Острые ушки. Двуцветные глаза — синий с зеленым внутри. Клыки с три пальца длиной. Длинные прозрачные и очень острые ногти на руках. Эта колдунья — не человек, и она — Чёрная, у неё был Голод. Обыкновенная порочная нечисть.
— Прости. Я про неё ничего не знаю.
— Ты не знаешь, где я могу увидеть лорда Ларенда?
— Он единственный в мантии, — она пошла к остальным.
"Я её никогда не видела, и даже не слышала о ней, но она не просто нечисть" — думала Силиан. — "Насколько я знаю, глаза такого цвета не могут быть у Темных. Двуцветные глаза когда-то были у Всеэльфийских Царей, но именно про такую расцветку я ничего не слышала. Нынче у эльфов волосы не могут быть чёрными как смола, максимум грязно-серыми, но это крайне редко, так же редко, как карие глаза, если конечно брать не полукровок и только Рождённых, а не сотворенных. Длинные, острые как лезвие ногти? Это может быть только у Тьмы. Значит эта загадочная Ада — полукровка. Смесь Света с Тьмой. Про кого смешенного я слышала или читала? А ладно, как-нибудь потом подумаю".
* * *
— Вечного Света, лорд Ларенд, — сказал Элетас, стараясь быть как можно более почтительным. Эльф, к которому он подошёл, был значительно старше его, даже по эльфийским меркам, к тому же был облачен в мантию, что означает незаурядное умение в колдовстве и мудрость.
— Вечного Добра, Хранитель Малого, — ответствовал тот ему. — Где остальные Хранящие? Почему вы заставили себя так долго ждать? Вестник был послан месяц назад, и уже успел вернуться.
— Осталось нас только двое — я и Лебэнэс. Остальные погибли. И, прошу простить, за опоздание. Прийти в срок нам помешала встреча с приспешницей Зла.
— И как же случилось так, что из восемнадцати превосходных лучников осталось лишь двое?
— Дело в том, что в здании школы магов, которое давно прибывало в запустении и которое многие, в том числе и я, настоятельно советовали снести до котлована, поселился один Темный человек. Он недостаточно могуществен, чтобы навеять тьму, но очистить от него здешние края не удалось. Если бы он выходил из замка — уничтожить его было бы легче легкого, но он испугался отпора, который был дан ему много лет назад кем-то другим, и выходить не осмеливается. Мы пытались разрушить это гнездо Зла, но эта попытка была безрезультатна и стоила жизней четырнадцати из нас, а недавно исчезли ещё двое. Наверное, они уже отправились к духам.
— Весьма сожалею. Как их звали?
— Энго и Тэлар...
— Хорошие были лучники...
— Не хотелось бы мешать Тебе столь...ничтожными проблемами, но мне очень нужна Твоя помощь...
— Очищать здешние земли нет времени.
— С Темным Лордом разобраться удастся как-нибудь потом. Дело в том, что моего брата околдовали.
— Это невозможно.
— Недавно тут объявилась одна...даже не знаю, как её назвать. Околдовала Лебэнэса, а сама скрылась, и теперь он влюбленный, как последний смертный.
— Я не чувствую ни каких враждебных чар в нем. И кто-то, совсем недавно, наложил на него заклятие аньтимагии. Если какое-то проклятие и было — оно развеялось. Думаю, тебе стоит успокоиться.
— Но он смеется, улыбается и распевает песни. Он ведет себя неподобающе. И это началось после встречи с этой злосчастной чернокнижницей.
— Возможно, но я всё равно не могу ни чем тебе помочь. Я не могу уничтожить чары, которые неспособен обнаружить.
— Но...
— Я не — как ты говоришь? — "Жалкий смертный", который не только осмеливается противостоять, но и способен бороться с тем, что не только не в силах понять, но и не в силах почувствовать. Увы, ни кто из нас не всемогущ. Если ты уверен, что твоего брата заколдовали — жди встречи с другими отрядами, или даже прибытия в Авалон.
— Благодарю Тебя. Ещё раз прости за беспокойство, — Элетас удалился.
Он уходил, а в душе его до злобы пылала горячая кислота досады.
"Нет, это просто глупо" — рассуждал Элетас. — "Как так может быть? Ни кто не видит чар, но чары-то точно есть, другой причины, чтоб Лебэнэс вел себя так, просто нет, но ни кто не может расколдовать его. Нет, это невозможно. Ну, только попадись мне эта стерва...".
"Увы, я знаю что с твоим воспитанником" — думал Ларенд, провожая максимально бесстрастным взглядом Элетаса — "Но только это не чары, в твоем понимании. На него не что-то наложили, а с него что-то сняли. И я знаю что. "Замок уздечки" — поганенькое заклятие, предназначенное для удержания эмоциональности и импульсивности юных внутри их души, покуда они не привыкнут к спокойствию и не начнут сами себя контролировать в достаточной мере. Увы, Лебэнэс — обладатель одной из самых горячих душ. Мне жаль, но это заклятие лежало на нем всё ещё, и лежало десятерным узлом. Мне жаль, но я сам приложил к нему словечко. До сих пор совестно, за использование столь мерзких чар, но иначе бы его приказали уничтожить, как потенциальную угрозу. Но не буду же я все это тебе рассказывать. Ты не поймешь все равно..." — вздохнул. — "Но это все — прошлое...А сейчас он просто приходит в себя. И у него явный шок от внезапной свободы...И меня пугает то, что кто-то сорвал с него эти чары. Это сделать было почти невозможно и за годы, а они были именно сорваны, а не медленно сняты, и сорваны единым усилием, в одно мгновение. Меня аж дрожь берет, если попытаюсь представить ТО, что способно было сделать ЭТО да ещё и с ЭТИМ..." — незаметно для окружающих поежился. — "Да, что-то точно вновь копошится в мире...Ох и не к добру это, по крайней мере не к спокойствию — это точно. Да ещё этот Аберрон внепланово и без предупреждения созывает абсолютно все силы...Чует моё сердце, он воевать готовится...".
Злые костры.
Эльфы свалили трупы врагов в кучу и подожгли её. Зашумело пламя. "Костер" разгорелся. Зеленые флаги Южного Чертога шумно трепетали на ветру. Эльфы продолжили путь на север. Когда воинство отдалилось от поля битвы мили на две, с дерева спрыгнула серая тень. Прижалась к земле и крадучись пошла к горящей груде. Ещё одна тень...ещё две...пять...сорок...сотня маленьких силуэтов. Они принюхивались, недовольно ворчали, фыркая и плюя в огонь, обходили пылающую гору, кто-то даже поминал Эльфов самым недобрым словом. На окраине леса появился потрепанного вида человек среднего роста, среднего возраста и с совершенно непонятным цветом глаз и волос. Человек не был напуган ни грохотом битвы, ни странными существами. Он очень серьезно посмотрел в ту сторону, куда ушли отряды, вздохнул. Этот человек почти вписывался в эту картину, сам почти растворяясь в сером сумраке ночного пролеска, он задумчиво смотрел на мельтешащие тени.
"Эти тени не успокоятся, пока огонь не погаснет, ведь это двусущие. Я знаю почти всех их, но вижу и новых. Но думаю сейчас мне не стоит подходить к ним близко" — подумал он.
— А может уйти? — говорил кто-то.
"Что я слышу?! Эти странные для них речи...это сказано толи не подумав, толи в шутку..."
— Ты что?! Сума сошёл?!
"Либо его шутки не поняли, либо подыграли. Первое вероятнее, ибо покинув общество людей двусущие вскоре теряют и чувство юмора, и способность понимать ругательства, метафору, переносный смысл и прочие иносказания".
