Мазь, переданная лоулендской богиней, действовала! Поспешно, словно боясь передумать, Нар смазал остатками мази лицо и шею. Выждал и снова стер белесую пленку. Проклятые лиловые пятна исчезли! Исчезли, словно их и не бывало, навсегда!
А вслед за чудом исчезновения ожогов от дыхания алого демона произошло еще одно, возможно даже более значительное. Нар посмотрел на себя в зеркало и улыбнулся. Словно вместе с проклятыми пятнами суровый бог стер с души незримый шрам, мешающий ему радоваться жизни. Неожиданно широкая улыбка совершенно преобразила каменное лицо, от одного вида которого подгибались колени у самых закаленных бойцов, что уж говорить о врагах государства.
Продолжая смотреть на себя в зеркало (впервые за несколько сотен лет это занятие не доставляло мужчине отвращения), воин провел рукой по своей лысой макушке, посылая мысленный импульс послушному телу. Блестящая лысина — еще один отличительный признак Нара, коим 'пугал' Элию мстительный Нрэн, — начала покрываться первой неуверенной порослью темных волос. Через несколько минут, в течение которых дзаайниец пристально изучал свое отражение, короткий ежик сменился черной гривой на зависть любому льву-брюнету. Мужчина еще раз улыбнулся и с удовольствием тряхнул головой, заново привыкая к тяжести волос и своему отредактированному облику. Поверхность зеркала исправно повторила движение весьма симпатичного божества.
Нар кивнул сам себе, неторопливо расчесал волосы и заплел их в косу. Руки мгновенно вспомнили старый навык. Заколов прическу в трех надлежащих местах бронзовыми заколками, хранящимися с давних пор в ящичке для туалетных принадлежностей вместе с бритвой и расческой, как напоминание о мести, мужчина придал своему лицу привычно-суровое выражение и вышел из умывальни.
Да, благородный Нар га Дзи ка Трин вышел из-за ширмы обновленным, но и этот новый Нар продолжал действовать методично и строго в соответствии с прежним имиджем. Бог вернулся в центральную 'комнату' шатра, из которой не так давно выставил адъютантов, повязал на свой красно-белый халат золотой пояс и достал из одного из лаковых ящиков, помеченных в верхнем правом углу изображением свернувшейся в клубок змеи, крохотный черный ларчик, расписанный золотистыми перьями феникса — отличительным знаком императорского дома.
Поставив ларчик на стол, Нар откинул ногтем его крышку и отступил на несколько шагов, склонив голову, скрестив руки и положив ладони на плечи. Нечто вроде белого облачка вылетело из глубин ларчика и повисло на тонкой золотистой нити. Облачко, поначалу крохотное, быстро увеличивалось в размерах, пока не достигло высоты в половину мужского роста. Все это время Нар терпеливо стоял в прежней странной позе. Наконец его ожидание было вознаграждено.
Первым из облака донесся звук — оглушительный чих, потом проявилось изображение огромной, бьющей даже рекорды мебели, предпочитаемой принцессой Элией, кровати. Бесконечное пространство пышных расшитых золотыми перьями подушек и золотой материи простынь и одеяла походило на гигантское птичье гнездо. По сторонам его застыли мужчины и женщины в полупрозрачных одеяниях, не скрывавших телесной красоты и молодости. Пара держала колоссальные, подстать кровати, опахала из перьев, другая пара — стопки отрезов нежно-золотой полупрозрачной ткани, трое — вазы с фруктами, пятерым достались подносы с едой и питьем, троим халаты, еще пятеро — тапки различных конфигураций, четверо — курильницы, один — нечто, явно напоминающее большой ночной горшок, другой — горшок поменьше и поуже. Несколько мужчин, рассредоточившихся по периметру ложа, сжимали длинные палки со странными приспособлениями на концах. Единственными основательно одетыми в помещении были двадцать амбалов из разряда тех, что более похожи на шкафы с антресолями, нежели на человека. Мужчины несли почетный караул с обнаженными мечами в руках. Назначение иных людей и предметов Элия сразу определить не смогла.
В центре же 'гнезда' сидел маленький, сморщенный как сухофрукт, старичок, облаченный в некое подобие затканной золотом длинной рубахи без пояса. Дедушка походил скорее на древнего змея, чем на безобидную птаху. Глаза его под тяжелыми морщинистыми веками были полузакрыты, лицо выражало лишь стоическое терпение.
Чихнув еще раз, дедушка тряхнул тоненькой седой косичкой, мелодично звякнув вплетенной в нее тонкой сверкающей золотом цепочкой, и неожиданно трубно высморкался в огромный, как палантин, тончайший платок. Потом небрежно уронил его рядом с собой. Тут же один из людей у кровати длинной изогнутой рогатиной с щипцами на конце подцепил утилизированный предмет, а второй моментально положил рядом со старичком новый платок, взяв его из стопки у напарника.
— Тысяч лет мудрого правления величайшему из императоров Дзаайни, — поприветствовал Нар властителя мира-государства, не поднимая головы. — Смиренно припадаю к стопам его.
— Благих мыслей в вечерних тенях тебе, благородный Нар, — гундосо откликнулся старичок, снова сморкаясь в свежий платок.
Прислужники проворно и совершенно бесшумно подбросили императору новую 'простынку'.
— А я, как ты видишь, слегка занедужил, — признался император, махнув сопливым палантином. — Проклятие Феникса и Змеи на все эти процессии Сбора Урожая и мой открытый паланкин! Задувает со всех сторон, а коль дождь, то никакие зонты не помогают. Теперь еще и целители все дискуссии научные ведут, аромат каких трав мне следует вдыхать для облегчения страданий. Повесить что ли всех разом, может, легче станет?
Продолжая жаловаться с каким-то меланхоличным спокойствием, старичок повел рукой и вокруг него повисла легкая дымка, скрадывающая и сам его лик и слова от всей кодлы, столпившейся вокруг грандиозного императорского ложа.
— Скорейшего исцеления и несокрушимого здравия императору, опоре небес, — похоже, совершенно искренне пожелал Нар старичку.
— Спасибо, племянник, — признав родственные узы с призывающим, император прекратил тем самым обмен бесконечными любезностями, переводя разговор в относительно деловое русло. Еще раз чихнув и утерев покрасневший нос, старичок сказал, не без любопытства разглядывая воителя:
— Если уж благородный Нар осмелился потревожить императора в часы ночного покоя, дело воистину не терпит отлагательства, — кажется, дядюшка слегка иронизировал над племянником, слишком блюдущим обычаи.
Нар ответил очередным глубоким поклоном, выражающим согласие, и, наконец, распрямил спину, которую гнул только в Храмах и пред императором.
— Вижу, неким чудом лик твой, воитель, очистился от скверны демонического прикосновения, а значит, воистину уста твои готовы излить мед знаний в мои уши, — намекнул старый змей.
'Нет, — окончательно решила принцесса, — старичок явно подкалывает зацикленного на правилах племяша'.
Богиня ясно видела, что для старого больного императора жизнь по обычаю давным-давно стала смертельно приевшейся игрой, правил которой он вынужден был придерживаться во имя своего опостылевшего сана. Слишком немного было у старика близких существ, общение с которыми можно было вывести за рамки набившего оскомину ритуала. Разговор с военачальником не принуждал дедулю к притворству, но поскольку Нар упрямо старался держаться правил, то и диалог двух весьма высокопоставленных мужчин становился своеобразным поединком. Один из них тщился до тонкости соблюдать правила хорошего дзаайнийского тона, а второй всеми силами пытался подтолкнуть первого к их нарушению. Но и для Нара, осознала богиня, верность традициям была не насущной потребностью, въевшейся в саму суть существа, как, скажем у принца Нрэна, обязанного этому божественной сути. Все, что так бесило герцога Лиенского в Наре, было только защитной реакцией мужчины, 'спрятавшегося' за ритуалами от сознания собственной уязвимости. Живой, чувствующий Нар мог позволить себе бояться алого демона и прочих монстров вселенных, способных искалечь его тело и душу, а благородный военачальник Нар га Дзи ка Трин, действующий в строгом соответствии с традициями, подчинивший им свою жизнь, просто не мог испытывать всех этих сумбурных эмоций. Ибо он жил только так, как того требовали громоздкие обычаи древней империи Дзаайни. Но теперь, когда исцелилось тело, Элии показалось, что и сам мужчина должен начать меняться, возможно, очень скоро.
— Наимудрейший владыка прав, — серьезно согласился Нар, — иначе, как чудом, назвать случившееся я не могу. Но чем обернется оно... Взыскую твоего совета.
Темные глаза старичка заискрились от любопытства и предвкушения интересной истории. Он пододвинул к себе пару подушек поближе и откинулся на них, показывая, что готов слушать. Видимо, позу 'проглоти кол' он тоже поддерживал только для официально протокола встречи.
— Не далее как сегодня я получил лекарство от ядовитого дыхания алого демона т'сахта вместе с посланием из Лоуленда, — доложил Нар.
Старик повелительно протянул длань. Воитель понял приказ и, достав из ларца письмо, передал его императору, мысленно порадовавшись тому, что послание составлено столь дипломатически тонко, без лишней откровенности. Старый змей не сможет упрекнуть родича в излишней гневливости, порывистости и не прозорливости. Владыка Дзаайни, шмыгнув носом, понюхал бумагу, осмотрел печать и в демонстративном удивлении приподнял брови:
— Принцесса Элия? Богиня Любви? Да ты проказник, племянник. Впрочем, я в твои годы тоже времени зря не терял...
— У благословленного Фениксом и Змеей в 'мои годы' была связь с принцессой Лоуленда? — с благоговейной вежливостью удивился воитель, не меняя почтительной маски.
И Элия хлопнула в ладоши, приветствуя первое проявление живости бога, отреагировавшего на иронию императора.
— Нет, принцесса не так стара, чтобы быть мне ровесницей, — тонко улыбнулся император, явно радуясь тому, что родственник внес оживление в разговор. — А теперь уже не так молод, чтоб прельстить ее, я.
Старик вернулся к чтению. По губам его блуждала ироничная улыбка, но глаза цепко впились в текст письма. Запечатлев в безупречной не по годам памяти каждое слово, дедуля возвратил эпистолу племяннику с вопросом:
— Лекарство и есть тот 'скромный дар'?
— Да, властитель, — коротко согласился Нар.
— Богиня ничего не требует взамен, но равновесного дара требует долг чести, — задумчиво пожевал губами старик. — Что ты намерен преподнести принцессе Лоуленда, племянник?
— С вашего одобрения, — объявил Нар, — я открою в своих владениях в Норшазе — ближайшей колонии Дзаайни — новую школу для воинов из других миров, которые не намерены детально постигать обычаи нашей благословенной империи, но желают постичь тайны владения телом, душой и клинком ради благородных целей. Я буду учить любого, кто принесет клятву защиты Дзаайни в час нужды.
— Мудрый и щедрый дар, он прославит империю в мирах, — благосклонно кивнул старик, разглядывая воителя так, словно у Нара выросла пара крыльев феникса, птичьи когти и длинный змеиный хвост в придачу. — Замысел этот получит мое благословение. Но, признаться, я весьма удивлен, удивлен приятно. Я ошибался, думая, что за стеной обычаев не видишь ты города смысла бытия и позабыл о том, что в крике Феникса бывает не только ярость, но радость жизни. Не думал, что ты способен на столь зрелое решение.
— Благодарю, владыка, — воин поклонился императору, не без удовольствия принимая похвалу.
Император кивнул, основательно прочистил нос и промолвил:
— Стало быть, дар принят и будет возвращен, но как ты поступишь с врагом, что является другом богини?
— Мне неизвестно его имя, но даже если бы было иначе, я не унижу себя вызовом на поединок мужчины, который трусливо дозволяет женщине решать за него. Богиня взяла на себя его обязательства и вину, значит, с нее я и потребую положенного искупления в должный час.
Богиня от всей души порадовалась тому, что не позволила Элегору остаться и послушать разговор. Слова Нара подействовали бы на Лиенского, как грибы каварох на берсерка, юный бог не раздумывая ввязался в драку с воителем, чтобы доказать всей Вселенной, что он не трус. Почему-то мужчинам все время нужно было доказывать самые очевидные вещи. Мужчины доказывали, а женщины хоронили их и пытались жить дальше.
— Хорошо. Но письмо прислано не только ради обмена дарами и назначения искупления. Принцесса Элия ясно дает понять, что завоевательная кампания Дзаайни не получит ее одобрения. Но, возможно, это лишь частное мнение? — император размышлял вслух.
— Нет, благословленный Фениксом, — не без сожаления возразил Нар. — Ибо в Альхасте уже стоит армия Нрэна Лоулендского. Разведка доносит, что войска прибыли на маневры, но я не верю в совпадения, в столь своевременные совпадения.
— Вот, значит, как, — прикрыв веки, император подергал себя за тощую позванивающую косицу, выражая озабоченность. — И что ты намерен делать?
— Если мы верно истолковали желания Лоуленда, придется отступить. Не яростному Фениксу и мудрой Змее биться с Вечными Силами. Слишком могуч Мир Узла, о великий император, — ответил Нар, и тень яростного сожаления мелькнула в его глазах.
— Но сможешь ли ты смирить свою ярость, несокрушимый клинок в нашей длани, яростный Феникс? — серьезно осведомился старик, уловив движение чувств родственника.
— Гнев и раньше пылал в сердце моем неугасимым костром, гнев на всех тварей, избравших наш Дзаайни мишенью для своих козней, — честно ответил воин. — Этот гнев не утихнет никогда. Но принцесса Элия указала на то, что демоны Витчбаара не плели паутины козней в Дзаайни, пусть внешне они и подобны тем монстрам, что готовы были некогда разорвать империю на куски. Если будет на то воля великого солнца императора, я отступлю.
— На то есть моя воля, — устало кивнул старик. — Но не скажется ли позорное отступление на боевом духе нашего славного войска, не усмотрят ли в том нашей слабости враги?
— Я, опасаясь всепроницающих глаз демонов, держал планы завоевания Витчбаара в строжайшем секрете даже от главного штаба, только сегодня вечером я намерен был открыть им наши цели, — заверил императора Нар и, неожиданно улыбнувшись, предложил: — Если армия Лоуленда проводит маневры в Альхасте, почему бы армии Дзаайни не заняться тем же самым в своих провинциях, например, в Калурезе?
— Дерзко, — улыбнулся император, торжествующе созерцая улыбку на губах родственника. — Весьма дерзко, но тонко и умно. Пожалуй, я все-таки смогу вскорости скинуть эту изношенную оболочку и принять сверкающую кожу змеи.
Старик кивнул и повел сухонькой рукой, прерывая контакт до того, как племянник осыплет его ритуальными фразами прощания. Весьма встревоженный последними словами дядюшки, воитель резко помрачнел и согнул спину в поклоне. Когда помрачневший Нар, которому никогда не хотелось править империей, выпрямился, облака на золотой ниточке уже не было. Крышка лаковой шкатулки закрылась сама по себе. Дернув себя за косу, как только что император, воитель покусал губы и с угрюмой иронией заключил:
— Пожалуй, пора жениться и заводить наследника. Может, послать сватов к принцессе Элии в качестве искупления?
