— О временах конкисты. Тут про то, как в своё время пытались освободить Атауальпу. Так как никто не знает, как всё было точно, тут есть простор для трактовок. Одни историки уверены, что серьёзных попыток освобождения не было, надеялись на выкуп и честное слово, другие, что такая попытка была, и это мне кажется более логичным. Во всяком случае, после того, как стало известно о переговорах испанцев с Уаскаром. Но тут автор допустил, что об этих планах стало известно де Сото, и тот якобы был готов помочь освободить заложника. Конечно, факт, что между ним и Атауальпой возникла если не дружба, то человеческая симпатия, и что де Сото был против расправы над пленником. Но вот чтобы он был готов помочь его освободить... Нет, это мне кажется невероятным. Он мог осуждать своих дружков, мог хотеть, чтобы Атауальпа остался в живых... Но вот поставить жизнь "индейца" выше, чем жизнь своих белых дружков, он не мог. Ждать такого благородства от белых — наивность. Ну, это примерно как мы можем любить своих коней и недолюбливать каких-то конкретных людей. Но в случае выбора жизнь человека для нас окажется важнее жизни коня. И если нет продовольствия, приходится закалывать коня, чтобы спасти от голода боевых товарищей, хотя бы и до того с ними ссорился... Вот и белые к нам относятся примерно так же. Не понимаю, почему эту мысль так трудно усвоить?

— Возможно, эта мысль просто слишком обидна для нашего самолюбия? — сказал Асеро, подумав о Бертране. Как бы поступил в схожей ситуации этот юноша? Впрочем, он уже знал как...

— А чего тут обидного? Ведь из этого не следует, что мы глупее или хуже. Хоть как ты сравнивай — мы белым людям ни в чём серьёзно не уступаем, а во многом даже и превосходим.

— К сожалению, многие образованные молодые люди уверены в обратном. Вот я тут беседовал с бывшим монахом — он удивляется, насколько его соученики низко ставят собственную Родину. Понять бы ещё причину этого...

— Ну, в те времена, когда белый человек приходил сюда с оружием в руках и бесчестил, например, твою сестру, верить в его моральное превосходство было... гм... несколько затруднительно. А сейчас "белый человек" для многих нечто книжное, а книги у нас переводят лучшие.

При словах "бесчестил сестру" Асеро слегка вздрогнул. Неужели Инти знает? Нет, непохоже, он так... И на его вздрагивание он не обратил никакого внимания.

— Это верно. Но все-таки, откуда эта уверенность в превосходстве белых берётся? Одного незнания тут явно мало.

— Мало, согласен. Я думаю, что различие тут в систему образования и воспитания заложены. У них можно чего-то достичь, если заранее уверен, что ты лучше и талантливее других от природы. Без такой уверенности там ничего не добьёшься.

— Даже с деньгами и связями? — спросила Луна.

— Сложно сказать, — ответил Инти. — Обычно если есть деньги и связи, то и апломб присутствует. Впрочем, случается, что и из низов при большом везении пробивается удачливый честолюбец. Мы-то свою молодёжь учим иначе, учим быть скромными, пока они чего-то действительно не добьются.

— Зато те, кто чего-то добился, в большинстве своём могут собой гордиться по праву, ? сказал Асеро.

— Да, — согласился Инти, — но то же самое они переносят на европейцев. Мол, если тот много о себе думает, то не на пустом месте, а по праву.

Асеро решил сменить тему:

— Ладно, хватит об этом, лучше скажи, Инти, как ты оцениваешь сам своё состояние. Сможешь ли к делам вернуться, и если да, то когда?

— Ну, как видишь, по дому хожу, думаю, что можно будет скоро позволить себе и прогулки по окрестностям, не очень большие поначалу. А ещё, пока читал книгу, возникла мысль самому написать учебник с кратким изложением опыта. Если хватит силы на такую работу — значит, можно меня к делам подпускать. Кроме того, у Горного Ветра тут есть ещё и свои соображения...

— То есть?

— Он уверен, что травила меня не Алая Лягушка, во всяком случае, не одна она. И что в доме до сих пор скрывается затаившаяся змея. Когда он эту змею найдёт и извлечёт, тогда мне можно будет туда безопасно возвращаться.

— Ну, эту "змею" он может искать до бесконечности...

— Вот именно.

— А почему он не боится, что "змея" отравит его и Лань?

— Опасается, конечно. Однако Лань сама по себе сейчас мало кому интересна — с грудным младенцем на руках ей будет не до политики. Разве что из англичан кто-то на мести помешан. Но этого, как он говорит, вроде не заметно. А сам Горный Ветер... В общем, он врагам скорее живым нужен, знает много...

— А что такое может знать он, чего не знаешь ты?

— Ну, вообще-то, то же самое знаю и я, но меня пытать бесполезно, я старик со слабым сердцем, помру и всё. А вот он молод и здоров...

— Даже страшно подумать, о чём таком можете знать вы двое и не знаю я, — сказал Асеро.

— Да не то чтобы о страшном... Нет, конечно, то, что готовится на секретной кухне, порой имеет не очень приятный запашок, но в данном случае дело не в этом.

— Вот что, Инти, как ты думаешь, ты сможешь вернуться в столицу к своему празднику?

— Не знаю. Даже гадать не берусь

— Если ты не явишься в столицу, тебя могут лишить льяуту по состоянию здоровья.

— Неприятно, но если я и в самом деле необратимо искалечен...

— В других бы условиях я не возражал. Но вот Небесный Свод — он хочет снять с себя льяуту по той же причине. И это значит, что жёлтое льяуту надо кому-то всучить волей-неволей. И вот вопрос кому...

— А кого советует сам Небесный Свод?

— Киноа советует. Конечно, я его оставил на делах, посмотрим, как он справится. Но мне кажется, тот уже достиг своего потолка. Инти, ты ведь помнишь, почему Горный Поток меня выбрал, а не кого постарше и поопытнее? Потому что понимал — опыта я ещё наберусь, а вот смелости не наберёшься. Он верил, что я лично смогу не прогнуться под европейцев. И я тоже хочу выбрать себе преемника по этому признаку.

— Да, с этой точки зрения Киноа не лучший вариант. Тут не поспоришь. И кого хотел бы видеть ты сам?

— Думаю, юного Золотого Подсолнуха. Именно у него нет никаких иллюзий насчёт Европы, и он не уступит им Тавантисуйю. На этот счёт можно быть спокойным.

— Возможно, но он слишком неопытен. И дерзок.

— Дерзок?!

— Да. Я читал его трактат, Горный Ветер привозил мне его. Так вот, он слишком легко критикует наших философов. Всё-таки надо их годами поизучать, чтобы иметь на это право.

— Ну, я не считаю его трактат особенно дерзким, но молодого задора там хватает.

— А вот эта фраза "Наши амаута ошибались, думая что...". Ну нельзя их так критиковать. Да и вообще опыта у него почти нет.

— А поставить его на место Жёлтого Листа тоже, по-твоему, плохо?

— Нет, это как раз ничего. От Жёлтого Листа надо избавляться по-любому. Человек не очень опытный, но верный на таком посту всяко лучше. Хотя без контроля его занести может...

— Так дашь на его трактат свой положительный отзыв? Ты же философ, в отличие от меня...

— Нет, не могу. Пусть хоть дерзкий тон сбавит. И кроме того... из политических соображений пусть будет лучше, если это буду не я.

— Твою мысль понял.

Потом ночью Асеро как-то не спалось, всё крутились в голове какие-то тревожные мысли. Вдруг к нему зашёл Инти со свечой в руке.

— Луна спит? — первым делом спросил он.

— Спит.

— Вот что, никто не знает, сколько я проживу и сколько проживёт Горный Ветер. Поэтому лучше будет, если я открою тебе самую главную тайну. И могу сделать это только сегодня. Завтра увеличат охрану, и незамеченными по коридорам замка мы не пройдём.

— Хорошо, далеко отсюда идти?

— Не очень. Но тунику лучше надень.

Асеро хорошо знал это место в замке — голая стена и ничего более. Но Инти перевернул один незаметный камушек, и бесшумно открылся сейф.

— Здесь лежат документы со списками тех, кто состоит и состоял в службе безопасности. С краткими данными на них. Если это попадёт в руки врага, то все эти люди обречены. И их близкие, скорее всего, тоже. Но если со мной и с Горным Ветром что-то одновременно случится, то некому будет открыть этот сейф. Я так подумал... думаю, что тебе тут можно доверять целиком, ты даже под пытками не предашь! Ну что, согласен выучить к нему секретный код.

— Согласен!

И тогда Инти сказал ему точную последовательность действий, которую нужно было совершить, чтобы открыть сейф. Случайно догадаться, что и как, было практически невозможно.

— Послушай, а как же мастер этого сейфа? Он где?

— Давно умер. Я узнал секрет сейфа от отца.

Хотя Асеро и привык к ответственности, но в тот момент ему стало немного не по себе от такой тайны.

— Я же сказал — никаких англичан сюда, — недовольно ответил Асеро воину, разбудившему его этим утром с известием, что у ворот на посту охраны его ждёт Дэниэл. (Прошло всего два дня отдыха, и вот на тебе!) — у меня здесь больные родичи отдыхают, им необходим покой.

— Я пытался ему это втолковать, — охранник развёл руками, — но всё безуспешно. Надо ему, мол, с тобой переговорить — и точка.

— А Киноа? С ним он говорил?

— Вот тебе записка от Киноа.

Асеро вскрыл пакет с алой каймой и проглядел записку глазами

"Асеро, прости меня, что вынужден был послать англичанина к тебе, до меня уже дошли слухи о твоём горе, неловко мне себя чувствовать в роли наследника, но тут такой вопрос. Короче, не могу я отказать за тебя, ещё раз прости меня, Асеро"

Асеро встал и стал одеваться, стараясь при этом не нашуметь, чтобы не разбудить сладко посапывавшую рядом Луну. Вообще-то час уже относительно поздний, пора бы вставать, но она беременна, и сна ей нужно чуть больше. Да и к тому же не хотелось говорить ей про настырных англичан, а если она проснётся, объяснения давать придётся неизбежно.

Выйдя к посту охраны, Асеро сказал как можно более грозным голосом:

— Как ты посмел нарушить мой покой вопреки приказу! Я ясно сказал, что после нанесённого мне оскорбления видеть вас не желаю, к тому же у меня здесь отдыхают больные члены семьи.

— Оскорбление нанесено тебе Розенхиллом, и было бы несправедливо обижаться за него на всех англичан, — ответил Дэниэл. — Я и не думал нарушать покой твоих больных родичей, Государь, однако поговорить нам необходимо. Можешь ли ты выехать со мной за пределы имения на конную прогулку, во время которой мы могли бы всё обсудить? Я верю, что мы договоримся, ведь мы же с тобой деловые люди.

Последнее звучало как комплимент, хоть и весьма сомнительный. Видно было, что англичанин всё-таки учёл урок и решил сменить тактику.

— Хорошо, отдай своё личное оружие моей охране и жди, пока мне оседлают лошадь и моя охрана соберётся, чтобы следовать в отдалении.

— Государь, мне не хотелось бы, чтобы твои воины нас подслушивали. Да к тому же мне трудно говорить на твоём родном наречии. Так что лучше мы будем говорить по-испански, тем более что ваш варварский язык плохо приспособлен для деловых переговоров.

— Не возражаю, — холодно ответил Асеро. Испанский язык был более удобен, так как на нём нужно было обращаться друг к другу на "вы" (Usted), а чужестранец волей-неволей будет вынужден называть его "Ваше Величество", а это будет неизбежно напоминать ему, чтобы он не забывался и не хамил. Впрочем, эти европейцы и без формального хамства способны довести кого угодно до белого каления.

Когда они отъехали от ворот и углубились в лес, направившись вверх по склону, Дэниэл начал:

— Итак, Ваше Величество, вы уже убедились в европейской мудрости, что торговля является необходимым условием процветания государства. Однако для дальнейшего развития торговли между нашей родиной и Тавантисуйю есть препятствие, которое необходимо устранить — это отсутствие частных торговцев в самой Тавантисуйю. Но я думаю, что это можно изменить.

— Нет, нельзя, — вежливо, но твёрдо ответил Асеро. — С внешней торговлей мы миримся как с необходимым злом, но внутри страны у нас обязательно должно быть распределение. Чтобы объяснить, почему так, нужно углубляться в нашу философию, которой вы брезгуете. Впрочем, наши внутренние дела не должны нас волновать, важно то, что мы всегда будем соблюдать наши торговые обязательства, а остальное для вас неважно.

— Если бы это было не важно, я бы не стал тогда отрывать Ваше Величество от летнего отдыха, — ответил Дэниэл. — Но, Ваше Величество, государственная монополия на торговлю тормозит развитие торговых контактов между нашими странами. Всё время приходится иметь дело не с хозяевами, а с посредниками, которые всё время с опаской оглядываются наверх, потому перед любым серьёзным решением всё долго согласовывают.

Асеро пожал плечами:

— Ну, медлительность в важных вопросах ? лишь обратная сторона надёжности, — ответил он. — Ведь, давая обещание, нужно быть уверенным, что сумеешь его выполнить.

— Но всё-таки, Ваше Величество, почему вы не хотите позволить своим подданным вести частную торговлю?

— Чтобы ответить на этот вопрос, нужно углубляться в нашу философию. Но уверяю, что это не случайность, не каприз и не прихоть.

— Я, Ваше Величество, человек простой, и не пойму, зачем мне углубляться в дебри философов. Я так понимаю это дело: вся эта огромная страна все её поля, горы реки и леса, все её города с мастерскими и порты с кораблями — всё это лишь одно огромное поместье, владельцем которого являетесь Вы, Ваше Величество. Все жители этой страны, за исключением лично Вас и Ваших ближайших родственников, являются Вашими рабами или крепостными. Все они, так или иначе, обязаны работать на Вас и Ваше Семейство. Один из Ваших царственных предков в какой-то момент для усиления контроля над подданными решил запретить частную торговлю и приказал своим придворным философам выдумать этому объяснение. Философы, как и положено придворным рабам, подчинились и выдумали его. Однако некоторые богатые рабовладельцы и владельцы имений позволяют своим рабам и крепостным торговать, и имеют с этого прибыль. А запрещая это, Вы, Ваше Величество, Вашу прибыль упускаете. Ваш предок совершил промашку, ибо прибыль от частной торговли для Вас много выше, чем возможный при этом убыток от воровства, которого так опасался Ваш царственный предок. Если вы разрешите частную торговлю, то Ваши философы тут же придумают этому пристойное объяснение. По сути ведь это ваши придворные шуты, задача которых Вас развлекать.

Пока Дэниэл говорил, Асеро молчал. Они уже выехали на открытую местность, и можно было видеть покрытие зелёным ковром лесов склоны гор и синее небо головой. Глядя на эту красоту, Асеро невольно думал, сколь жалки и ничтожны европейцы, для которых весь это прекрасный мир — всего лишь вещь, которую можно купить или продать. Для него самого мысль о владении как собственностью тем, что существовало за много столетий до него и будет существовать столетия позже, казалась настолько нелепой и глупой, что была даже несмешной. Выше лесов были луга, на одном из этих лугов Асеро заметил стадо лам и поневоле позавидовал их пастуху. Паси и паси себе своих подопечных, и думать не надо ни о каких противных иностранцах, не придут они к тебе с ножом к горлу, требуя продать стадо за бесценок, а то и отдать даром. Впрочем, если он, Асеро, сейчас оплошает, это вполне может случиться...