Зато интересно стало другое, и он теперь не просто слонялся по городу, а высматривал именно такие пустые дворы. Ну а зачем платить кому-то, коли есть пустое — оформи в магистрате, въезжай и живи. Всё дешевле выйдет.
Так он и наткнулся на довольно неплохой двор совсем недалеко от ворот Великого посада. Как только все бумаги были оформлены, Олекса съехал с постоялого двора и принялся обустраиваться на новом месте. К зиме купленный двор был практически полностью перестроен, а с новыми соседями налажены хорошие отношения.
Конечно, Великий посад ещё не сам город, но, обнесённый бревенчатой стеной, он был надёжно защищён от тех, кто приходил под полоцкие стены. Да и чтобы заиметь недвижимость в замке, нужно было стать кем-то больше чем простым мещанином.
Да-да, выполнить наказ князя, даже имея деньги, оказалось непросто. Местная торговля отнюдь не была свободной. Она была стеснена привилегиями шляхетства и постановлениями ратуш и купеческих обществ. Оные же общества создавались в княжестве с целью упорядочения торговли, потому как в города приходили отовсюду самые разные люди и занимались ею, не принося пользы ни купечеству, ни самому городу. Нет, конечно, братства не только с иногородними торговцами боролись. Например, постоянная угроза быть ограбленными по дороге заставляла их создавать кассы взаимопомощи, дающие возможность тем, кто выжил, начать всё сначала. Был при братстве и институт купеческого ученичества, который рекрутировался прежде всего из купеческих сыновей, а затем из приказчиков, рекомендуемых их хозяевами. Но именно их правила и не давали Олексе развернуться во всю мощь. Потому как в купеческое братство входили только лица, записавшиеся в купеческий реестр, внёсшие в братскую скринку вклад в 2 копы грошей и принёсшие присягу. Вот только для иногородних вступление в него было затруднено тем, что эти люди должны были показать сначала своё "почтивое" происхождение и вписаться поначалу в мещанский реестр, а уж потом просить о записи в купеческий. А мещанская торговля была стеснена больше всех.
Впрочем, само братство тоже не было однородным. Зарубежную торговлю вели верхи купечества — гости. Это были богатейшие люди, чьи товары оценивались в 200, 400 и даже 600 коп грошей. А местные купцы-прасолы, ездившие торговать не дальше чем за 10 вёрст от города, ввозили, каждый в отдельности, товары на очень скромную сумму, иногда всего на 10-15 копов.
В общем, работы для послужильца было много. Чтобы не выделяться, он перво-наперво вписался мещанином и стал искать подходы к купцам. Так и познакомился с Никифором полоцким прасолом занимавшимся сбором льна в округе. Долго ли, коротко ли его обхаживал, но по весне пришло время и о деле поговорить.
Корчма была свежей, недавно строенной. Слюдяные окна шли по двум её сторонам, впрочем, после солнечной и суматошной улицы было в ней тихо и прохладно, даже и не скажешь, что находилась она близ торга. Оттого что время было самое торговое, весь народ толпился сейчас меж рядов, и в корчме было относительно малолюдно.
По новому обычаю для увеселения гостей имелся в корчме и свой певец. Он сейчас тихо сидел в углу и настраивал гусли, смешно шевеля краями губ.
Олекса и Никифор уселись за стол близ окна, и пока работники корчмы обслуживали их заказ, болтали о разном. Потом степенно хлебали мясные щи, а когда дело дошло до хмельного кваса, начали деловой разговор.
— Нет, Олекса, душит Ганза нашу торговлю. Чай дальше Риги и прохода нашему купцу нету.
— А тебе-то, Никифор в том какая корысть? Чай и дальше нас ганзейца не пускаем, а в самом Полоцке им вразнос торговать запрещено! Ну а по волостям немецким товаром ты же и торгуешь.
— Во-во, а сколь я за тот товар гостям отдаю? Вот в том и корысть, что хочется мне самому в гости выйти.
— Так возьми меня в товарищи, глядишь, через год и выправим себе гостей!
— Ох и тороплив же ты, Олекса, — усмехнулся в густую бороду купец. — Я вот почитай десять лет товар вожу, а на гостя никак не потяну. Уж поверь, молодец, сама скупка товаров дело нелёгкое. Чтобы собрать транспорт всего в 450 пар юфтей и в 500 с лишним других кож и мехов (а это всего на 2-3 воза), двое купцов скупать этот товар у десяти разных лиц должны. Да не в одном месте. Ох и намаешься, пока по округе наездишься. А ведь это всё ещё и довести надо. А для сего надобно коней приобресть, подводы сладить, возчиков нанять да в дороге многие подати платить: весчее, мостовое, подорожное, ямское, побережное. Вот и считай. А времена-то ныне не мирные. Да ты и сам знашь, чай от московита с малой сумой ушёл, а не с достатком.
— А я те говорю, наторгуем на гостя, Никифор, мне б только в братство вступить. Итак, почитай, всю зиму по округе скитался, а много и не добыл. Не по мне такой торг.
Никифор взял со стола сулею, разлил хмельное по чарам и сказал, улыбнувшись:
— Ин ладно, готовь копы, Олекса. Знал, про что ты разговоры говаривать будешь, а потому поспрошал в братстве. Почтение своё ты выказал, да и мне товарищ в делах ныне надобен. Ну а барыш делить будем соразмерно вносу.
— Как и убытки, — тут же ввернул Олекса.
— А как же, — легко согласился Никифор. — На то мы и товарищество!
Олекса согласно покивал головой. Дороговато обходится вступление в купеческое сословие. Две копы грошей это четыре золотых дуката, которых здесь звали злотыми, или рубль и двадцать новгородок. Годовой доход с деревеньки! Но дело есть дело, и ради него денег было не жалко, да и князь велел не мелочиться.
В это время певец вдруг складно проиграл наигрыш и, приглушив струны, запел. И Олекса с удивлением услыхал песню, что певали князю вотчинные музыканты:
Ой, калика перехожий,
Ты на свете много пожил.
Да не будь на нас в обиде,
Расскажи, где был, что видел.
Когда певец окончил петь, Олекса не выдержал и подошёл к нему.
— Отколь песня сия?
— Не знаю, купечь, — пожал плечами тот. — Дружок мой, скоморох, года два тому сгинул, а ныне вдруг объявился. Князь какой-то их полонил да велел своих скоморохов игре да песням учить. А как отучили — отпустил на все четыре стороны. Так вот там он сии песни и выучил.
— И как, поются?
— Да рази я всё у них выучил, — с обидой в голосе воскликнул певец. — Но кое-что упомнил. Многое людям нравиться, не всё, конечно, но многое. Ватажка та ныне большие деньги берёт, а я так, мелочью перебиваюсь.
— Понятно, — усмехнулся Олекса и кинул певцу монетку: — На вот, за песню да рассказ интересный. А где та ватажка, не подскажешь ли?
— Спасибо, мил человек. А ватажка та ныне нарасхват. Но на ярмарку возвернутся обязательно: кто ж такие дни пропустит.
Олекса кивнул, соглашаясь, хотя сам уже думал о другом: признают его скоморохи, коль встретят, или нет. Не хотелось бы вот так нелепо спалиться, как князь говорит. А, впрочем, Полоцк город и без того немаленький, а уж в ярмарку от приезжих и вовсе не протолкнуться будет. Да и вряд ли признают его: не так уж и часто они его видели. Ну а опаску на всякий случай иметь будем. Однако, всё же, прав был князь, говоря, что хорошие песни сами в народ уйдут. Ведь вся корчма певца того слушала и не один он деньгой исполнителя отблагодарил.
Буйный дождь, всю ночь шумевший над лесом, к утру обессилел и прекратился. Пропитанная влагой земля не принимала больше в себя ни капли и в глубоких колеях и впадинах вода стояла сверкающими зеркальцами. Уже много ночей провёл Олекса в пути, находя приют то в придорожном дворе, а то и в лесу у костра.
После того, как имя его внесли в реестр купеческого братства, Олекса развернул бурную деятельность. Вот и сейчас небольшой обоз из двух возов медленно скрипел на раскисшей дороге. Мимо неспешно проплывали высокие, стройные сосны. Ветви деревьев от порывов ветра роняли радужные капли. Иной раз их обгоняли кавалькады шляхтичей, спешащих куда-то по своим делам или одинокие всадники. Пару раз пришлось вступать в спор, когда дорога сужалась именно тогда, когда навстречу попадался такой же купеческий обоз. Сокращая путь, Олекса, по советам старого возничего, иногда уклонялся от больших дорог, сворачивая на просёлочные шляхи и тропинки. Так и добрался до местечка, где его уже ждал Никифор, тоже собравший товара на пару возов.
— Да, с четырёх телег мы точно в гости выйдем, — весело приветствовал он измученного дорогой Олексу.
— Будем, будем, — устало отмахнулся он. — Дай только срок.
Хлынувший под утро дождь задержал их в местечке на лишний денёк, который товарищи потратили на излишества. И вот сейчас, страдая головной болью, оба полулежали на охапке соломы, вздрагивая от холодных капель, попадавших за шиворот.
— Ох, что-то мы вчерась, Никифор, лишку взяли.
— Да уж, последняя сулейка явно не впрок пошла.
— Эх, счас бы в баньку да жирненького похлебать.
— Ага, размечтался старый дед о молодой полюбовнице.
Тут восседавший на передке возница обернулся к купцам:
— Боюсь, господин, у нас неприятности.
И Олекса и Никифор тут же словно забыли о похмелье и резво подняли головы. Так и есть, на узкой лесной дороге проход возам перегородили всадники. Трое. Но ещё с десяток вооружённых слуг стояли возле них в пешем порядке. Что это такое и гадать не стоило. Шляхтич из мелких решил подзаработать. Хоть великий князь и даровал Полоцку магдебургское право, однако, шляхтичи не собирались считаться с правами горожан и все настойчивее усиливали своё стремление превратить в источник своих доходов торговую и ремесленную деятельность полочан. Полоцкий воевода самовольно взимал пошлины с купцов, возивших товары по притокам Западной Двины. Таким же путём обирали полоцких купцов полоцкий же владыка, князья и бояре, установившие на пути следования купцов по Западной Двине и её притокам свои заставы для взимания побора за проезд через их владения. Ну а шляхта помельче искала наживу в разбоях и грабежах на дорогах, устраивая засады.
Вот же блин, срезали дороженьку. А ведь казалось, что судьба оберегала их. Ни дикие звери, населявшие леса Белоруссии, ни разбойничьи шайки, совершавшие набеги на купеческие обозы, до сих пор не покусились на малый караван.
— Эй, купчины, проезд по этой дорожке платный, — громко крикнул один из всадников и заржал.
Двое других продолжали хранить молчание, но вид их не предвещал ничего хорошего.
— Ну что?
— Неподъёмное шляхтич потребует, — голос товарища был сух. — Но отдавать придётся.
Поморщившись, Олекса ещё раз оглядел враждебное "воинство". Хмыкнул.
— А может, поджарим им пятки, товарищ, а? В броне-то и нет, почитай, никого.
— Да ты, что! Стрелами закидают и порубят. Их вот полтора десятка, а нас всего шестеро. Да и шляхтич всё же.
— Стрелы и у нас есть.
— У тебя только и есть.
— А этого и хватит. Не дрейфь, Никифор. Плюнь на этих благородий. Суд им тайга и медведь-прокурор. Али ты про огнестрел мой позабыл? А зря. В четыре ствола так жахнем, чертям в аду жарко станет.
— Думашь пришло время спытать твой странный пистоль? Тот, что всю зиму мастерил?
— Именно, — весло согласился Олекса, протягивая товарищу пару мушкетонов. — Буду я ещё с какой-то швалью делиться. Идём до первого возу и оттуда сразу стреляем. Там всего-то саженей восемь до врага: в самый раз будет. В прошлом году похуже было, но ведь отбился же, вспомни.
Кряхтя как старый дед, Никифор спрыгнул с телеги и, сделав успокаивающий знак хлопцам, пошёл в сторону всадников. Олекса пошёл за ним с другой сторону телеги.
Шляхтичи и их люди явно не ждали нападения. Их всё же почти полтора десятка вооружённых против шестерых мужиков — кто же в здравом уме атаковать будет. Но Олекса за годы службы у князя успел набраться здорового авантюризма. Да и шляхтичам спасибо сказать стоило. Всё же хорошо, что не из засады напали. Хотя и глупо с их стороны.
Выстрелы грянули неожиданно. Всхрипели напуганные лошади, повалились на землю убитые и раненые. Один из хлопов, бросив копьё, с воем схватился за голову. И лишь шляхтичи среагировали правильно. Выхватив сабли, они ринулись в бой, увлекая за собой тех, кто не был убит и не поддался панике. Вот только было их ныне совсем не так много.
Ещё не рассеялся дым от выстрелов, а Олекса уже со всей прыти поспешил к возу, на котором лежал взведённый возчиком арбалет.
Уф, успел! Стрелял он практически навскидку, но всадник был настолько близок, что промазать было просто невозможно. Отбросив разряженное оружие, он выхватил саблю и нырнул под воз, уходя от второго всадника. Никифор и возчики схватились с пешими слугами.
Чужого коня было жаль, но себя было жальче больше, а потому, едва представилась возможность, он прямо из-под телеги с силой рубанул по конским ногам. Бедное животное с жалобным ржанием повалилось на дорогу, увлекая за собой и всадника. Тот не успел среагировать, и был придавлен конским боком. Недолго думая, Олекса добил пытавшегося высвободится человека и поспешил к возу, возле которого бросил мушкетоны. Вот только его вмешательства уже не потребовалось.
Шляхтич, разозлённый сопротивлением жалких купчишек, умудрился нарваться на копьё, которым ловко владел немолодой возничий, в котором по ухваткам угадывался неплохой боец. Увидев гибель последнего вожака, слуги, понёсшие и без того большие потери, предпочли пуститься в бегство. Преследовать их не стали, так как сами тоже были не в лучшем положении. Никифор, держась за прорубленное плечо, устало сел прямо на дорогу, опершись спиной в колесо. Возчий, наколовший шляхтича, пытался помочь раненному, с горечью поглядывая на двух уже остывающих товарищей.
— Хороши твои огнебои, Олекса, — кривясь от боли, прохрипел Никифор. — Только и мы с потерями.
— Ничего, Никифорушка, счас трофеи соберём и в путь тронемся. До Полоцка и вчетвером доедем, а там уж будь добр, с ладьёй сговорится.
— Ну ты даёшь, Олекса. Мне б не помереть в дороге, а ты о ладье разговоры ведёшь.
— Потому и веду, что б ты помирать раньше времени не собирался. Проходную грамоту до Риги тебе обещали выправить, не мне. Так что давай, держись. Счас перевяжемся и поедем. Тут в деревне знахарь есть, он те кровь затворит.
— Ох, связался я с тобой. Теперь и сам не пойму: к добру аль к худу.
— А ты не ломай голову. Вот из Риги вернёмся, там и подумаешь.
Правда, дальнейший путь был не так прост, как говорил Олекса. До знахаря-то они добрались, но Никифора к тому времени уже начался жар. Почти седьмицу метался мужик между миром земным и горним, но вытянул и с той поры медленно пошёл на поправку. Однако дорога от этого только увеличилась, ведь ехать пришлось медленно, дабы не растрясти едва поджившие раны.
Олекса был зол. Все планы летели к чертям собачьим. Раньше следующей весны идти в ливонскую Ригу явно не светило. Это, конечно, вносило в планы свои коррективы, но не ломало их. Князь, словно зная о чём-то таком, заранее указал, что коль в Риге встречи не будет, Игнат или Донат навестят Олексу по зиме, благо где он живёт было им теперь известно.
Глава 32
Тихо скрипнув, открылась маленькая дверца, и в келью, светлую от льющегося сквозь слюду большого окна дневного света, бочком вошёл монастырский служка. В руках у него была большая кипа бумаги, которую он с видимым облегчением водрузил на грубо сколоченный стол.
