— Поселянам все равно, кто их грабит: варвары или разбойники Бритого Мамонта, — отметил Пелей-Деляга.
— Не, — не согласился Зубастик. — Оно не все равно. Варвары, вонючее отродье, — они, ведь, чужаки. Все, что увидят, грабят и увозят к себе, в степь. Да за такое ноги из задницы порвыдергивать надо. Потом сказать, что так и было.
— А вы чем лучше? — спросил Деляга.
— Ну, ты и скажешь... — удивился Зубастик. — Варвары, они ведь навсегда увозят. А мы же свои. Все, что берем, в наших местах остается. Страна от этого не беднеет. А у нас никакое добро не задерживается. Все, что награбим, мы потом пропиваем или в кости проигрываем. Оно к поселенцам и возвращается. Этому даже научное название есть. Мне один монах расстрирга, которого в нашу гильдию приняли, объяснил. Называется круговорот ценностей в природе. Ученый был монах. Вся, — говорил он, — природа на том построена.
— Варвары — пришлые, а вы своих грабите,— укорил Зубастика Пекис Младший.
— Нам что, в степь идти?! — возмутился тот. — Да гори она ясным огнем! Чего тащиться в такую даль, если вот оно, рядом? Да и какой это грабеж? Они работают, и все копят, скопидомят. Такая у них жадность, что конца не видать. Куда им столько? Мы только лишнее берем. Кого хочешь спроси: если у горожанина или, скажем, поселянина ничего нет, так мы у него ничего и не берем. Делимся, можно сказать, по честному. Да разве мы одни берем? Ты спроси у сержанта, стражники что ли не берут?
— Берем, — согласился сержант. — Из Слейга же ни одного гнутого медяка не выбьешь. Приходится брать. На прокорм. Опять же обмундирование иметь надо, оружие... Мы городу служим и вот так ему нужны, — Нообст провел ладонью правой руки себе по горлу. — Без нас порядка не будут. Вот эти повылазят, — он кивнул в сторону гномов, — и всю жизнь испоганят. Куда нам деваться, приходится брать.
— Ты говоришь как сатрап и приспешник бургомистра, — обиделся за "испоганят" Крагозей. — Когда мы придем к власти, то никто, ни у кого, ни грабить, ни брать не будет. Богатство мы справедливо разделим на всех, поровну.
— Так мы уже! — Зубастик ухмыльнулся.
— Что уже? — не понял Крагозей.
— Справедливо делим на всех поровну. Сначала делим с поселянами и горожанами. Потом, Бритому Мамонту, десятую часть. Это, значит, для Запаса. Без Запаса нельзя. А остальное: всем поровну, по справедливости. Провалиться мне на этом месте, ежели я соврал.
— Так оно и есть, — поддержал Зубастика Гвоздь. — Вы что-то шебуршитесь, шумите, народ баламутите, а ничего у вас не получается. Вы ведь за то, чтобы всем поровну, так я понимаю?
— Да, — подтвердил Крагозей. — Мы за справедливость. Мы за то, чтобы народное богатство распределялось всем поровну.
— Вот и вступайте в нашу гильдию. У нас, как раз, все так и есть. От каждой добычи десять частей атаману, а остальное всем поровну.
Крагозей не сразу нашелся, что ответить на такое. А Умняга Тугодум сообразил. На то он и был теоретиком, чтобы соображать и объяснять.
— Стихия, — пророкотал Умняга и погладил бороду. Потом объяснил Гвоздю и Зубастику: — То, что происходит в вашей гильдии, это стихийное движение без прочного научного фундамента.
— Вот именно, — подхватил Крагозей. — Вот именно. Вы тоже стремитесь к прогрессу, но стихийно. А стихия может овладеть массами только на короткое время. На длительный период массы за вами не пойдут. Наше же движение имеет в своей основе современную передовую науку. И эта наука всесильна, потому что она верна. На основе передовой науки мы осуществим высшие принципы развития общества. И тогда наступит эра всеобщего равенства. Понимаешь, все будут равны.
— Это я и капрал Коорн станем равными? — спросил Нообст. По тону его можно было почувствовать: сержант уверен, что такого не может быть никогда.
Но Крагозей не был знаком с капралом Коорном и, вероятно, именно поэтому, глубоко заблуждался в возможности осуществления эры всеобщего равенства.
— Да, все будут равны, и твой капрал Коорн будет иметь те же права, и то же имущество, как ты, или Деляга.
Деляга не стал спорить, он вообще не обращал внимания на горячие речи Крагозея, а Хитрый Гвоздь рассмеялся.
— Коорн глуп, как пень, — сообщил Хитрый Гвоздь, который немало знал о капрале. — Он самый тупой из стражников города.
— Вот-вот, ты сейчас изложил мнение верхов, о простом народе, — это была любимая тема Крагозея. — Но это демагогия, безответственная и вредная демагогия. В действительности идет повсеместное угнетение трудового народа. Народ принуждают к рабскому труду, держат в узде невежества, поэтому он не может проявить свои таланты.
— Как низший чин, капрал постоянно подвергается непомерной эксплуатации со стороны лиц, узурпировавших власть в городе, и это угнетает его способности, — снова пророкотал Умняга Тугодум. — Мы боремся за права и равенство вашего капрала Коорна и всех Коорнов, сколько их есть в Геликсе. Когда мы возьмем власть в свои руки, все скрытые таланты капрала раскроются прекрасными цветами.
— В этом вся суть! — Крагозей решил воспользоваться благоприятной возможностью и поработать в массах. — Трудовой народ изнывает под игом эксплуататоров. Но мы освободим его, и трудовой народ гордой поступью, чеканя шаг, выйдет на арену истории. Власть перейдет в руки тех, кто из поколения в поколение, проливал пот и набивал кровавые мозоли. Кто был ничем, тот станет всем. Ваш угнетенный капрал Коорн станет начальником городской стражи. А лейтенанта Брютца, прислужника губернатора, мы разжалуем в простые стражники.
— Но если Брютц не согласиться? — продолжал развлекаться Хитрый Гвоздь. — У Черного Лейтенанта, знаешь ли, характер.
— Заставим! Народ скажет свое слово и никуда ваш Брютц не денется.
Сержант Нообст слушал Крагозея и сожалел, что там, в Геликсе, когда было столько возможностей, он ни разу не стукнул по башке этого нахального гнома. Пелей-Деляга и его братец отошли в сторонку и разговаривали о чем-то, о своем. Умняга Тугодум неспешными кивками подтверждал все сказанное Крагозеем, а Камнелом внимательно слушал своего вождя, и старался запомнить умные слова, чтобы, когда это потребуется, воспользоваться ими. Хитрый Гвоздь продолжал развлекаться.
— А кем, после вашей победы, вы сделаете сержанта Нообста? — продолжал заводить Крагозея Хитрый Гвоздь.
— Сержанта Нообста? — Крагозей пристально посмотрел на сержанта, как будто увидел его впервые.
— Происхождение — из бедных горожан, — подсказал Гвоздь. — Воевал с харахорийскими пиратам, опытный командир стражников...
— Данные, конечно, положительные, — Крагозей ненадолго задумался. — Стражником, — наконец решил он. — Сержант Нообст слишком долго служил продажному режиму и должен искупить свою вину, — потом еще немного подумал и добавил. — Но это не окончательное решение. Учитывая трудовое происхождение и боевые заслуги, вполне возможно, что Нообста оставят сержантом. Конечно, с испытательным сроком.
— И капрал Коорн будет моим начальником? — не мог не поинтересоваться Нообст.
— Да, капрал Коорн, как представителя угнетенных масс, мы выдвинем на руководящую должность. Вполне возможно, что он станет начальником городской стражи, — объяснил Крагозей.
Нообст подумал о том, что если сейчас подойти к Крагозею и дать ему хорошего пинка, то гном улетит как раз в густой терновый куст, ветки которого покрыты длинными и острыми шипами. А в другой куст можно бросить Умнягу. Пусть гномы рассказывают там, друг другу, про свое дурацкое равенство и выдвигают друг руга на руководящие должности. Только сейчас не стоило этого делать. Вот когда они вернутся в Геликс, тогда и можно будет вправить коротышкам мозги.
— Когда мы вернемся в город, я тебя арестую, — сказал Нообст гному.
— Ты мне рот не заткнешь, — возмутился Крагозей. — Я и арестованный буду говорить, что узурпаторы, управляющие городом, украли нашу свободу.
— Это ты говори сколько хочешь. Такое не страшно. А вот то, что ты собираешься сделать идиота Коорна равным всем нормальным людям, да еще поставить его начальником городской стражи, этого допустить нельзя. Если не передумаешь, то придется тебя бросить в одиночку. И кукуй себе там. Ну, чего там хорошего?
Это уже относилось к Хитрому Гвоздю, который оставил спорщиков, подошел к телегам, сбросил накрывающий одну из них полог, и рассматривал лежащий в ней груз.
— Много всякого, — с явным недовольством отозвался Гвоздь. — Посмотри, может тебе чего-нибудь пригодится.
Сержант Нообст отвернулся от гномов, как будто их здесь и не было, подошел и посмотрел. На телеге было действительно много всякого. Ворохи каких-то старых халатов, хотя, возможно, это были вовсе не халаты, а какое-то другое тряпье; черствые лепешки, глиняные миски и горшки, с какой-то едой, похожей на кашу; опять черствые лепешки, ведра, мотыги и лопаты; и еще что-то непонятное... Все то, что поселяне не посчитали нужным спрятать, ожидая набега варваров.
— И грабить они не умеют, — презрительно сплюнул сержант. — Ну, что с этим делать, кому это нужно?..
— Никому, — согласился Хитрый Гвоздь. — И телеги нам тоже не нужны. Там, в скалах, проходы узкие, телеги не пройдут.
— Бросаем все здесь, — решил Нообст. — Кто-нибудь из поселян набредет, пусть забирают.
— Давайте заночуем здесь, — предложил Пелей-Деляга. — Лошадям надо отдохнуть, и нам пора поесть. А скоро стемнеет.
Глава тридцатая.
Хитрый Гвоздь спал легко, чутко и слышал, как кто-то тихо, осторожно ходит по лагерю. Останавливается и снова ходит. " Гном, — подумал Гвоздь. — Гном-часовой. Правильно делает, что ходит. Весь день в пути. Устали. Если сядет — уснет..." Хотя, может быть, и он не слышал никаких шагов. Вполне возможно, что это ему приснилось. Мало ли что может присниться гоблину, который остался ночевать в лесу.
А проснулся Гвоздь раньше всех. Он зевнул, потянулся, легко поднялся, подошел к Камнелому и пнул его ногой в бедро. Тот вскочил и уставился на гоблина широко раскрытыми невинными глазами.
— Спишь?!
— Я не сплю! Просто на минуту глаза закрыл, — бодро отрапортовал гном. — Но не спал. Я слышал, как ты подошел.
Врал, конечно. И понимал, что гоблин ему не поверит. А что он еще мог сказать? Не признаваться же, что уснул на посту.
— Еще раз увижу такое, придушу, — добродушно предупредил Гвоздь.
Спать не хотелось, и Гвоздь пошел побродить по лесу в одних брюках, без халата и босиком. Настроение у него было прекрасным. На то имелось немало причин. На охоту за сокровищами дракона собралась неплохая группа — это раз. Бешенный варвар зарубил Носорога — это два. Носорог считался телохранителем Хитрого Гвоздя, а в действительности был приставлен к нему Бритым Мамонтом и о каждом шаге Гвоздя докладывал своему хозяину. По прихоти Мамонта, Носорог мог в любую минуту ударить ножом в спину. Гибель Носорога тоже была для Гвоздя приятным событием. И, наконец, Хитрый Гвоздь, много лет не бывал в лесу и сейчас почувствовал, как прекрасно пройтись босыми ногами по траве, усыпанной мелкими брызгами росы, дышать насыщенным ароматами листвы чистым воздухом и слушать щебет птиц. Не то, чтобы Хитрый Гвоздь вспомнил босоногое детство. Детство его прошло на пыльных, усыпанных мусором улицах Геликса, где ни зеленой листвы, ни щебета птиц, да и, пожалуй, росы никогда не бывало. И не то, чтобы он расслабился. Просто Хитрый Гвоздь чувствовал себя сейчас особенно сильным и уверенным. Он шагал по росе легко и мягко, как хищник, выслеживающий добычу. Он и был хищником. Его зубами и когтями были длинные ножи с узкими лезвиями.
У Хитрого Гвоздя было четыре ножа: одну пару он держал в рукавах халата, другую в специальных чехлах за голенищами сапог. Гвоздь вернулся к месту, где оставил одежду, натянул халат, выбрал цель и резко взмахнул руками. Оба ножа глубоко вонзились в тело дерева и задрожали, как будто радовались, что настигли добычу. Гвоздь подхватил лежавший на траве сапог, извлек из него третий нож, и тот послушно вонзился между двумя другими. Гоблин нагнулся за последним ножом, но второго сапога на месте не оказалось.
Это был непорядок. Он всегда ставил свои сапоги рядом. Там где стоял один сапог, должен стоять и другой. Гвоздь недовольно опустил глаза и окончательно убедился, что второго сапога нет. Он не рассердился, он удивился. Это был его сапог, никто не имел права прикасаться к нему и, тем более, убирать куда-то. Гвоздь оглядел небольшой лагерь, где расположился отряд. Люди и гномы спали. И только Камнелом с интересом наблюдал за гоблином. Все было на месте, но сапога своего Гвоздь так и не увидел. Совершенно случайно взгляд его упал на затухающий костер. Среди потемневших углей, он заметил, что-то отдаленно похожее на спекшийся и скукоженный от горячего пламени сапог. О том, что это именно сапог, и именно его сапог, Гвоздь понял по тому, что из обгорелой кожи выглядывали остатки ножа, того самого, который хранился за голенищем. Деревянная отполированная рукоять сгорела, а лезвие почернело в огне и теперь уже, видимо, никуда не годилось.
— Иди-ка сюда, — поманил Гвоздь пальцем Камнелома.
Камнелом подошел.
— Это что такое? — спросил гоблин, кивнув на остатки обгорелого голенища.
Камнелом понял, что это остатки сапога, второго сапога Гвоздя. И что Гвоздь это тоже понимает. Получалось, что кто-то посторонний пришел сюда, в их лагерь, бросил в огонь сапог Гвоздя и ушел. А виноватым теперь сделают его, Камнелома.
Хитрый Гвоздь подобрал лежавшую на траве длинную сухую палку и покопался ею в остатках костра. То, что он увидел, было не менее интересно. А увидел Гвоздь, обгоревшие остатки еще нескольких сапог и башмаков.
— Значит, не спал?!
— Может быть чуть-чуть, — вынужден был признаться гном, с тоской ожидая, что сейчас Гвоздь влепит ему затрещину.
Гвоздь и влепил. От всей души, так что Камнелом едва устоял на ногах.
— Радуйся, что лошадей не увели, — посоветовал он гному.
Гном осознал, что, несмотря на сильную затрещину, надо радоваться. Если бы увели лошадей, затрещиной не обошлось бы.
— Ну-ка, всем встать! — окликнул спящих Гвоздь. — Разлеглись...
Первым быстро поднялся Нообст. Оглянулся, убедился, что в лагере все в порядке и стал натягивать сапоги. Натянул правый, поискал второй, но не нашел его...
— Кто взял мой сапог?! — рассердился сержант.
Ему никто не ответил. Братья Пелей еще только просыпались. Гномы тоже не отозвались. Они торопливо натягивали жилетки, которые сняли перед тем, как улечься.
— У меня тоже куда-то девался левый сапог, — вскоре сообщил Деляга.
— И у меня, — эхом отозвался Младший.
— Это кто же такие шуточки шутит? — спросил Зубастик и посмотрел на гномов. — Я такие шуточки не люблю. Я за такие шуточки и ножичком пырнуть могу...
Крагозей и Умняга с недоумением разыскивали свои левые башмаки.
— Понятно, — Хитрый Гвоздь именно такого и ожидал. — Идите сюда, — подозвал он спутников к кострищу, — покажу вам обувь.
Они подошли, и Гвоздь ткнул палкой в остатки обгоревшей кожи:
— Этот, самый большой и самый красивый, твой, Нообст. Эти два — ваши, — сообщил он Пелеям. Мой — вот этот. Зубастика — вон тот... А три подошвы, вот они, остались от башмаков гномов.
