Публика приветствовала этот несомненный успех следствия.
— Дворник! — высказал новую версию Герцог. — Он в Обеденном Зале полы протирает!
Со своего места встал Дворник. Герцог немедленно вонзил в него свой обвиняющий взгляд, но Дворник не дрогнул.
— В вышеозначенное время, — произнес он веско. — я, в полном соответствии со своим рабочим графиком, протирал зеркала в Зеленом Секторе!
— Ну, хотя бы, мог что-нибудь видеть! Кого-нибудь, кто проходил в это самое время по коридору, — с надеждой обратился к нему Судья.
На этот вопрос Дворник ответил отрицательно.
— Да что там говорить! — высказался со своего места Граф. — Абсолютно понятно, что обитатель Зеленого Сектора не мог этого сделать! В это самое время каждый пишет свой вариант Сценария Акта Пьесы!
Судья немедленно просиял. Логический посыл Графа мог послужить хорошим подспорьем следствию. Не далее как вчера Судья самолично принимал от актеров написанные ими варианты Сценария очередного Акта Пьесы, и кому, как не ему было лучше всех знать, кого теперь следует исключить из круга подозреваемых. Теперь можно было наблюдать, как Судья морщил лоб, силясь вспомнить всех фигурантов бюллетеня сдачи именных конвертов.
Теперь только мне было известно, что данный способ исключения подозреваемых ведет следствие в тупик. Ибо вчерашним вечером, в числе прочих актеров, и я сдал Судье все тот же, написанный мною еще две недели назад вариант Сценария Акта Пьесы.
Остаться равнодушным к явной ошибке следствия я не мог.
— Постойте! — выдвинул я свой протест. — Это не может быть доказательством невиновности!
Но меня уже никто не хотел слушать. Судья сдержанной улыбкой дал мне понять, что ему известны все мои поползновения взять всю ответственность за происшедшее на себя. Потакать мне в такого рода проявлениях благородства он был не намерен.
В отчаянии, я снова был вынужден сесть на свое место.
Заседание продолжалось. Кто-то высказал версию, что эта выходка вполне в духе Шута. Это вызвало всплеск активности Судьи, признавшего, что и правда, на Шута это очень даже похоже. Но тут же выяснилось, что Шут свершить такого деяния никак не мог, поскольку, по приговору все того же Судьи, все последнее время пребывал запертым в кладовке.
— Тогда — в духе нового Шута! — высказал новое предположение Герцог.
Новый Шут, находящийся среди собравшихся, выглядел подавленно. Обличенный подозрением, он стоял, делая круглые глаза, и бессмысленно прижимая руки к своей груди. Весь его внешний вид выражал полное недоумение по поводу такого нелепого обвинения.
— Что скажешь? — взыскательно спросил его Судья.
— Я... — запинаясь, произнес Шут. — Я... я же Сценарий писал!
Судья задумчиво посмотрел на него.
— А ведь правда... — сказал он, как будто что-то припоминая. И, как бы про себя, добавил. — Гляди-ка ты, его еще на должность не утвердили окончательно, а он уже собственные Сценарии пишет!
Но, как бы то ни было, новый Шут был безоговорочно оправдан. Следствие потихоньку заходило в тупик.
— Слушайте, — высказала мысль Баронесса, — а не мог ли Мыш выбраться из банки самостоятельно?
Такой вопрос поверг публику в состояние задумчивого молчания. Ответ был, вроде бы, очевиден, но...
— А вот мы сейчас спросим мнения эксперта! — объявил Судья. — Спросим нашего научного консультанта!
Со своего места весьма неспешно поднялся Магистр. Внешний вид его не излучал большой уверенности.
— На этот случай у науки нет готового ответа, — сообщил он всем присутствующим. — Эмпирических данных на этот счет не имеется. Согласно научной методологии, вероятность данного факта полностью отрицать мы не имеем права. Тем более, что косвенные источники указывают о наличии у подобного рода Мышей довольно развитого интеллекта. Вполне возможно, что у пресловутого Мыша хватило сообразительности, чтобы...
Мне подумалось, какие такие "косвенные источники" мог иметь в виду Магистр? Мой интеллект предоставил мне лишь один вариант ответа — Телевизор. Между тем, Магистр продолжал:
— Не утверждая ничего наверняка, я позволю себе допустить вероятность существования такой теоретической возможности. Можно предположить, что долгие дни своего заточения этот зверек целиком и полностью посвятил разработке хитроумного плана своего бегства, а по ночам занимался тренировкой своих акробатических способностей.
Собрание недовольно зашумело. Никто не хотел воспринимать тот факт, что пленник сам, своим умом, волей и ловкостью мог взять верх над существом неизмеримо более разумным, ввергнувшим его в заточение.
— Я знаю, как все произошло! — сквозь плотный общий шум прорезался скрипучий голос. Это мгновенно остудило страсти и усилило общее напряжение аудитории. — Я все видела!
Все повернулись к хозяйке скрипучего голоса. У самой стены, заслоняемая спинами других актеров, сидела Гадалка, облаченная, по своему обыкновению, в черные бесформенные одеяния. Один только ее крючковатый нос был виден собранию. Подниматься со своего места она не захотела.
Я почувствовал себя несколько тревожно. Я и не предполагал наличие какого-то свидетеля! И теперь его существование породило внутри у меня два совершенно противоречивых чувства. С одной стороны, я готов был испытать чувство облегчения от того, что сейчас все, наконец-то, узнают истину. Но с другой стороны, меня пронзило чувство горечи, от того, что вместе с этим всем станет ясно, что Маркиза сказала неправду!
— Я все видела! — снова заявила Гадалка, после некоторой драматической паузы. — Видела я свет, из Потолка исходящий, и видела тьму, в Потолок уходящую! И были мне голоса, и возвестили они мне, что покинет сей мир Мечущийся За Стеклом, что будет вознесен он, и никто никогда не узрит его более!
Все стало ясно. Сообщение Гадалки оказалось не свидетельским показанием, а очередным пророчеством. В которое, конечно, никто не верил, но и грубо опровергнуть которое никто не осмелился.
— Это все, безусловно, интересно, — высказался Герцог, когда Гадалка замолчала. — Но меня больше интересует, не сообщили ли голоса о том, кто бы мог, так сказать, этому поспособствовать?
Гадалка красноречиво молчала. Видимо, таинственные ее информаторы ничего ценного на этот счет не поведали.
Тут у Актрисы возникла версия о том, что кто-то просто случайно, по неосторожности, мог опрокинуть банку. Мыш, конечно же, воспользовавшись таким уникальным шансом, бежал на свободу, а виновник происшествия, будучи не в силах предотвратить последствия, просто восстановил пустую уже банку в ее прежнее положение и, стараясь не привлекать лишнего внимания к своей персоне, покинул помещение.
Версия эта тоже имела немало смысла, но Герцог решительно отказался в нее поверить. Он настаивал, что исчезновение Мыша из банки — это заранее спланированная диверсионная акция, направленная против него лично.
— Найдите мне этого виновника! — почти угрожал он Судье.
— Позвольте! — высказался вдруг Судья. — А какие санкции мы можем применить к виновнику, даже в случае установления его личности?
— То есть, как? — искренне удивился Герцог.— Это мой Мыш! И санкций никаких не надо, я сам ему устрою санкции! Мне бы только узнать, кто это сделал!
— А, позвольте полюбопытствовать, уважаемый Герцог, — спросил Судья. — Из чего следует, что вышеозначенный Мыш является Вашей собственностью? Возможно, вы приобрели его за "понты"?
— Что за... Вы что, издеваетесь? Всем и каждому известно, что Мыш этот — мой!
— Но, в таком случае, являясь собственником Мыша, Вы обязаны были обеспечить его сохранность. Держать в своей комнате, к примеру....
— И вообще очень сомнительно, чтобы кто-то имел право иметь право собственности на какое-либо живое существо! — вдруг громко высказалась молчавшая до сих пор Маркиза.
Эта фраза взорвала аудиторию. Ракурс рассматриваемой проблемы вдруг резко изменился. Присутствовавшие женщины резко зашумели.
— И правильно, что Мыша выпустили! — кричал кто-то из них. — Нечего над животными издеваться!
— И над нами тоже! — вторил другой женский голос. — Мало приятного смотреть за обедом на такую мерзость! Аппетит пропадает!
Ситуация выходила из под контроля. Судья решительно взялся за свой молоточек, и принялся отчаянно стучать им, призывая собравшихся к порядку. Это удалось ему совсем даже не сразу.
— Спокойствие! — громким голосом увещевал Судья, чуть даже привстав со своего председательского места. — Спокойствие! Переходим к стадии принятия "Ломоносова Решения"!
Это объявление в немалой степени способствовало водворению в помещении общественного спокойствия.
— Рассмотрев материалы дела, — возвестил Судья, дождавшись почти идеальной тишины. — суд приходит к заключению о существовании множества версий произошедшего. Их, условно говоря, можно разделить на три группы. Первая — что преступление совершено, и совершено намеренно, лицом или группой лиц, по предварительному сговору или без такового. Вторая — что преступление совершено непреднамеренно, или по неосторожности. И третья — что состава преступления в рассматриваемом инциденте не содержится, и в факте исчезновения Мыша никто и ни при каких обстоятельствах не может быть обвинен. Есть по этому поводу какие-либо замечания?
Замечания были только у Герцога, но Судья, прилежно их выслушав, заявил, что они несущественны.
— Переходим к голосованию! — объявил Судья. — Прошу поднять руки тех, кто считает истинным первое утверждение! Так... так... Хорошо, теперь — тех, кто считает истинным второе утверждение! Понятно... Теперь — тех, кто считает истинным третье утверждение!
К явному неудовольствию Герцога, большинство собравшихся посчитало, что свершившееся событие преступлением считать нельзя.
— Таким образом, — торжественно объявил Судья, — дальнейшее разбирательство дела становится бессмысленным. Судебный Процесс объявляется закрытым!
После окончания Процесса я снова не смог поговорить с Маркизой. Еще до того момента, когда Судья сделал свое финальное объявление, она успела выпорхнуть на просторы Центрального Зала. А меня от выхода из Гостиной тут же отделила непроходимая толпа актеров, неторопливо встающих, разминающих свои ноги, и начинающих свое неспешное движение к дверям. И снова в бессилии опустился я на то место, на котором только что сидел.
Я понял, что и сейчас упустил свой шанс. Я снова упустил Маркизу! Хотя — о чем бы я мог сейчас завязать с ней разговор? Стала бы она вообще со мной разговаривать? По всему было видно, что сама она не стремилась к нашей с ней встрече.
Действительно, что я мог сказать ей? Заявить, что, мол, это я освободил Мыша! Это я совершил этот подвиг, и совершил его ради нее? Глупо, очень глупо!
Только следующим утром я вспомнил, что вчера, вместе с ужином, я пропустил очередную Церемонию Открытия. Правда, никаких укоров совести по этому поводу я не испытал. Единственное, что меня несколько заботило — что непредсказуемый Утвердитель Сценария Пьесы водрузит-таки на меня почетную миссию участия в грядущем Спектакле.
Ничего, обошлось, и за завтраком я с немалым облегчением узнал, что от сегодняшних репетиций я свободен. После завтрака я вышел в Центральный Зал. Вокруг меня шевелилась людская толпа. Актеры, занятые в очередном Акте Пьесы, спешили по направлению к Актовому Залу. Они шелестели на ходу своими экземплярами Сценария, не теряя времени даром, уже вживаясь в роли своих сценических персонажей. Вид у всех был напряженный и озабоченный. Я внутренне порадовался, что могу не причислять себя к их славной компании.
Ко мне подошел Магистр и, вероятно, хотел спросить меня о чем-то, но я сумел опередить его. Безо всяких предисловий я заявил Магистру, что мне срочно нужно слазить к звездам. К тем самым звездам, что сейчас висели высоко над нашими головами, таинственно мерцая на фоне черного сводчатого потолка.
Сам не знаю, откуда и когда успела взяться у меня эта фантастическая идея, и откуда взялась решимость для ее осуществления? Может быть, я решил для себя, что хватит с меня фальшивых подвигов, приравниваемых к мелкому хулиганству. Настала пора совершить по-настоящему дерзновенный поступок!
Сначала моя идея не нашла в лице Магистра своего сторонника. Мое заявление он сначала воспринял как шутку. После того, как я уверил его, что предложение мое в полной мере серьезно, Магистр счел необходимым проявить весь присущий ему скепсис.
— Ты же видишь, как высоко! — потрясал он рукой, простертой в направлении звезд. — Как ты туда залезешь?
— Я знаю, как осуществить это, — заявил я. — И, рано или поздно, сделаю. Полезу к звездам!
— Сам? — удивился Магистр, взглянув на меня с некоторым уважением.
— Сам! — гордо ответствовал я. А потом прибавил. — Конечно, для такого дела помощники нужны. Одному не справиться. Вот найду единомышленников, и тогда...
— Постой, постой, — в глазах Магистра заблестел интерес. — Каков твой план? Расскажешь?
Я не стал скрывать от Магистра деталей своего проекта. Он слушал меня, не забывая изредка с великим сомнением покачивать головой. И то и дело гнусавил себе под нос:
— Ненадежно... Опасно... Рискованно...
— Ну, да, рискованно! — подытожил я. — Ну, и что? Кто будет рисковать — Вы, или я?
— Рисковать-то будешь ты, но если с тобой что-нибудь случится, всем попадет. Скажут потом — это Магистр его к звездам отправил! Скажут, что это целиком моя затея, и с меня весь спрос...
— Ну, тогда мы всем наперед объявим, что это моя личная инициатива!
На такое мое заявление Магистр отозвался следующим образом:
— Погоди, погоди! Как это — твоя личная инициатива? Слазить к звездам — это, знаешь ли, личной инициативой быть не может! Это же целая научная программа! Которая, кстати сказать, должна осуществляться под компетентным руководством! Понимаешь?
Было видно, что Магистру эта идея, исключающая риск для его персонального здоровья, начинает нравиться все больше и больше, и он уже совсем не был против это предприятие лично возглавить. И, для обоснования своего ведущего участия, был готов изобрести все новые и новые убедительные доводы.
— Ты же просто не представляешь себе всей серьезности дела! — взяв меня под руку, вещал он мне. — Сколько всяких разрешающих санкций нужно получить, вплоть до резолюции самого Короля! Для этого нужен человек с авторитетом! И потом, твой план нуждается в серьезной доработке!
Убеждать меня было излишним. Я целиком и полностью соглашался с руководящей ролью Магистра, отводя себе скромную роль испытателя и первопроходца. Взяв дело в свои руки, Магистр сразу стал серьезен и деловит.
— Начинай готовиться! — распорядился он на мой счет. — Делай разные физические упражнения — отжимания там, подтягивания. Ешь поменьше жирного. А все остальное я беру на себя! В эту же субботу попробуем!
Вот и славно!
Поздним вечером этого же дня я сидел неприметно в безлюдном и сумрачном Центральном зале, и смотрел на звезды. Наблюдал, как они потихоньку, вроде бы совсем незаметно, начинают светиться в сгущающейся темноте. И на куполообразном потолке, если смотреть достаточно долго, уже начинали видеться мне удивительные рисунки, состоящие из этих таинственных светящихся разноцветных точек.