— Ну жив-здоров ты будешь недолго, — пообещал ему Генлои и распорядился взять штурмом королевские покои. — Завтра утром мы первым делом всем продемонстрируем твой труп.
Время близилось к рассвету, утро должно было наступить уже часа через три, начиная новый тяжелый день. А эта ночь к счастью подходила к концу, — она и так вместила в себя слишком много. Элкси почувствовал, что засыпает в кресле и заявил, что ему надо все-таки поспать по человечески хотя бы эти несчастные три часа. А потом принять душ. Генлои не возражал.
Элкси поднялся из кресла и тут грудь пронзил такая острая боль, что он снова едва не упал.
— Ты не ранен? — испугался Генлои.
— Не ранен, — проворчал Элкси, пытаясь продышаться, — просто я старая дырявая калоша, Ивер. Еще немного и это мой труп ты будешь завтра демонстрировать обществу, а вовсе не Фарниса.
— Может позвать врача? Ты мне завтра нужен живым.
— Не надо, он меня убьет за несоблюдение режима. Я посплю и оклемаюсь.
Севелина проводила его до комнат, где некогда он жил под крылом у бабушки. Они все еще принадлежали ему, здесь все еще хранились его вещи.
— Может быть, в самом деле стоит пригласить врача? — с сомнением спросила принцесса.
Элкси ничего не ответил ей. Он упал на кровать и закрыл глаза.
Принцесса сняла с него оружие и защиту, потом стянула ботинки и укрыла одеялом. Сама тихонько легла рядом. Она так давно ждала этого момента, что теперь не могла поверить, что он действительно настал, и они снова вдвоем на этой кровати, и нет теперь нужды прятаться и чего-то бояться. Это ощущение свободы было странным чувством, как будто она вдруг перестала быть самой собой и теперь уже не Севелина, а кто-то совсем другой. Может быть, это просто сон? Удивительно реалистичный и совершенно нереальный, — ведь так не бывает, чтобы сбывались такие невозможные мечты. Принцесса смотрела на Элкси, она касалась рукава его кителя, боясь, что стоит ей на мгновение отвлечься, и он исчезнет, как привидение. А еще она слушала его дыхание, напуганная заявлением о старой калоше. Скорее бы все кончилось, и они бы наконец отдохнули, и смогли бы просто жить вдвоем, никуда не стремясь и ничего не боясь. В какой же ужасной стране их угораздило родиться, — все, что на других планетах было бы легко и просто, здесь приходится добывать с боем, ценой невероятных усилий.
Севелина боялась верить, что все закончилось, она ждала от судьбы подвоха, до самого рассвета попеременно то умоляя вышние силы пожалеть ее и устроить так, чтобы два главных ее врага поскорее покинули бы этот мир, то пытаясь предугадать дальнейший ход событий, то уговаривая себя, что заговорщики смогут обо всем позаботиться сами и защитят и свою новообретенную власть и ее саму. Севелина панически боялась императора и так же сильно боялась своего мужа, и если относительно Симона она могла быть хоть сколько-то спокойна, убеждая себя, что он под стражей и не придет за ней, то оставшийся на свободе дед пугал ее до умопомрачения, поминутно она видела в темноте его образ и едва сдерживалась, чтобы не закричать и не поднять тревогу. Скрытую за стенной панелью дверь, ведущую в тайный переход, Севелина завалила какой-то мебелью, надеясь, что если оттуда появится злоумышленник, то хотя бы поднимет грохот и она успеет позвать на помощь солдат.
Севелина никогда еще не видела Элкси спящим, никогда не могла вот так просто смотреть на него, не думая об ускользающих мгновениях, не думая о том, что должна скорее бежать отсюда. Их ночи были каким-то феерическим безумием, постоянным риском, каждая могла быть последней, и каждую Севелина хватала как последний вздох. Она не боялась за себя, ей нечего было терять. Но теперь она думала: как же она могла так рисковать им? Безрассудная дура, ведь то, что их не застукали, было просто чудом.
Они не виделись несколько лет, с тех пор так много изменилось. И Элкси изменился, он похудел и выглядит ужасно усталым, и он кажется невозможно красивым в этом сумрачном свете, как ангел со старинных картин, у них часто такой же измученный вид. Севелине ужасно хотелось поцеловать его, но она не решалась, боялась разбудить. Она не будет больше бездумной дурой, нет, нет. Ведь она тоже изменилась, для нее эти несколько лет все равно что десятилетия, и каждый день, как адская мука. И она научилась терпеть, стиснув зубы и притворяться, когда надо. Она научилась ненавидеть холодно и спокойно, без рыданий и воплей. Она научилась мстить расчетливо и изобретательно, умея иногда делать невозможное ради исполнения этой мести.
Для Симона было страшным ударом узнать, что его жена не девственна Он ожидал, что девочке будет страшно, что ей будет больно, ожидал сопротивления и слез, но в общем-то он знал, как нужно вести себя с девственницами, ведь у него уже была наложница, попавшая к нему примерно в том же возрасте, что и принцесса. Симон честно намеревался быть осторожным с телом, которое должно было вынашивать его детей, он никак не ожидал, что войдет в это тело вообще без сопротивления. Что его жена не будет выглядеть испуганным дрожащим котенком, не будет смущаться, не будет закусывать губы, пытаясь скрыть боль, что она будет просто лежать глядя в потолок, безучастная ко всему, что она усмехнется нагло, как грязная шлюха, когда встретит его недоуменный и растерянный взгляд.
Ослепленный яростью Симон тогда в первый раз ударил ее, ударил в живот почти в полную силу, выбив воздух из легких, заставив согнуться и хрипеть, в тщетной попытке вздохнуть. Симону хотелось убить ее, измолотить к кровавую кашу это красивое нежное тело, такое мягкое и желанное, такое омерзительное и порочное, испорченное, но он сдержался, удовлетворившись тем, что стер ее наглую улыбку, что заставил захлебнуться соплями и слезами, что причинил ей боль.
Когда она продышалась, он взял ее за горло и несильно сжал.
— Кто? — спросил он, глядя побелевшими от злобы глазами на перепуганную девушку. В его глазах была ее неминуемая смерть и множество невыносимых страданий до того, когда он разрешит ей умереть, но Севелина не сказала. Ни тогда, ни после. А Симон пытался выбить из нее правду множеством разных способов.
Симон поступил так, как и ожидалось, он ничего не рассказал ни императору, ни кому бы то ни было. Он выяснил, что жена его не брюхата от неизвестного любовника и со всем старанием пытался обрюхатить ее сам. Ему нужен был ребенок. Желательно мальчик, но на первый раз сошла бы и девочка. Все остальное в общем-то было вторично. Он ненавидел Севелину так же сильно, как и она его, каждую ночь он причинял ей боль, фактически насилуя свою жену, а она ко всему прочему никак не могла забеременеть... Почему — оставалось загадкой. Он мог иметь детей и тому порукой была его наложница, уже вынашивающая второго. Принцесса тоже была здорова, перед тем, как выдать ее замуж, император заручился заверением врачей, что девочка вскоре подарит ему наследника. Поначалу Симон думал, не повредил ли ей чего-нибудь, так сильно ударив в первую брачную ночь, он настоял на еще одном обследовании врачей, но те и теперь сочли принцессу здоровой.
А для Севелины забеременеть от Симона было хуже смерти, она готова была даже избавиться от ребенка, рискнув своей жизнью, но она придумала кое-что получше. Одевшись попроще, принцесса однажды выбралась из дворца тайным переходом и пришла в один из борделей, адрес которого узнала в информационной сети, купив там за очень большие деньги препарат, препятствующий зачатию. Страшно было — словами не передать, но она сделала все сама, без посторонней помощи, потому что не могла доверять никому. Симон злился, дед злился, мать переживала, а Севелина незаметно глотала маленькие пилюльки, с помощью которых предохранялись шлюхи.
Теперь эти пилюли больше не понадобятся, Севелина мечтала о том, как наконец забеременеет, ей очень-очень хотелось родить ребенка от Элкси.
Она вздрогнула и едва не вскрикнула, когда тихонько отворилась дверь, но это не была тайная панель в стене, а обычная дверь из коридора, где дежурили солдаты. В комнату тихонько вошла Аделара.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга, — бабушка Элкси с неподдельным изумлением, Севелина с неожиданным смущением.
— О, — произнесла Аделара, наконец, справившись с потрясением и подходя к кровати, — Надеюсь, не помешала...
Севелина с удивлением заметила, что неожиданное обнаружение принцессы в спальне своего внука очень порадовало Аделару, и она не думает ни сердиться, ни возмущаться, что она даже не шокирована, как следовало бы.
— Хотела проверить, как он тут, — прошептала Аделара, склоняясь над кроватью, — Но вижу, он в надежных руках. Как мать, как сестры?
— Они у себя, — прошептала в ответ Севелина.
— Зайду к ним, — Аделара отправилась к двери, и уже на пороге обернулась и улыбнулась принцессе, — А ты пригляди за этим обормотом.
Севелина улыбнулась ей в ответ.
* * *
Элкси казалось, что он еще голову не успел положить на подушку, когда его уже разбудили. Севелина легонько трясла его плечо.
— Элкси... Пора.
Над городом занимался рассвет, сквозь щели в шторах пробивался тусклый серенький свет. Солнце явно не желало освещать своим сиянием победу нового мира над гнусным прошлым. Кажется, даже накрапывал мелкий дождик.
Севелина выглядела усталой и бледной, она, конечно, так и не сомкнула глаз. Первая эйфория прошла и сейчас она, может быть, уже и не так рада... Хотя вряд ли признается.
— Прости, твой друг просил разбудить тебя, — сказала принцесса смущенно. — Он сказал, у тебя полчаса на душ и завтрак, а потом — эфир. Какой еще эфир?
Элкси со стоном поднялся. Все тело болело, как будто он много дней таскал тяжести или его здорово побили. Перед глазами было мутно, но дышалось вполне сносно и сердце вроде бы билось ровно. Рваная калоша...
— От нас ждут заявления, — проговорил он, и, пошатываясь, направился в душ, — Вся галактика ждет... Поищи там где-нибудь в ящиках мне чистое белье...
В зеркале он увидел несчастное осунувшееся создание, бледное и с черными кругами вокруг глаз, — какой-то доходяга, который того и гляди помрет, какой тут может быть эфир? Пусть с галактикой говорит Генлои, он хоть и страшный, но выглядит постарше и не такой заморенный. Впрочем, то что страшный — это даже и лучше...
Генлои тоже выглядел не лучшим образом, но по прежнему был полон энтузиазма. Чтобы его добить, нужно было что-то большее, что-то гораздо большее, чем просто усталость. Он посмотрел на Элкси скептично, но не без надежды и натравил на него гримеров и костюмеров, приказав сделать из замученного и мрачного юнца достойного правителя свободной планеты. Те сделали что могли, вернув лицу здоровый цвет и глазам решительный блеск. Нанесенные в нужных местах свет и тени помимо прочего прибавили Элкси возраста, подтянув его чуть ближе к тридцати. Настраивающие аппаратуру операторы пообещали к тому же поставить какие-то особенные фильтры, долженствующие прибавить получившемуся образу божественного сияния и величия. Одели Элкси в строгий и элегантный цивильный костюм, впервые эриданский правитель должен был говорить с галактикой как мирный человек.
— Все помнишь? — поинтересовался Генлои.
Старательно отрепетированная и выверенная до последней буквы и интонации речь была впечатана в мозг намертво, Элкси произнес бы ее без запинки даже на последнем издыхании, он смотрел в камеру, уверенно и спокойно глядя в глаза отраженному в зеркальной поверхности себе самому, загримированному почти до неузнаваемости. Он выглядел почти живым, почти энергичным и уверенным в себе, гримеры постарались на славу. Он был почти похож на отца, каким Элкси запомнил его по трансляциям из сената, значит в самом деле все шло, как надо. Подумав об отце, Элкси ощутил знакомое волнение, которое появлялось перед каждым значительным выступлением перед людьми, это было приятное волнение, исполненное нужного вдохновения. Отец мог бы быть доволен, все получилось так, как он хотел. Конечно, было бы гораздо лучше, если бы он сам сейчас сидел на этом месте, но увы...
До эфира оставалось еще несколько минут и Элкси ненадолго оставили в покое, позволили выпить какой-то бодрящий и приятно охлаждающий горло напиток — через трубочку, чтобы не повредить грим.
— "Запад" и "Юг" уже у границы, — тихо сказал Генлои, склоняясь к его уху, когда все снующие вокруг люди разошлись по своим местам и приготовились к эфиру, — Готовы присягнуть. Ждем "Восток", и у них тоже вроде бы все как надо.
Он помолчал, но Элкси не стал задавать наводящих вопросов, он и так знал, что Генлои скажет дальше.
— "Север" пока молчит. Все недовольные, кого упустили из армий и с планеты сейчас направляют корабли к цирданской границе, — Генлои вздохнул, — Будут у нас там проблемы, никуда не денешься.
— А Фарнис? Вы его взяли? — спросил Элкси, чувствуя, что перестал ощущать вкус напитка и отставил его в сторону.
— А Фарниса во дворце не оказалось. Воззвание было записано заранее, его запустил в эфир камердинер. Ушел Фарнис...
Обращение к галактике требовало полной самоотдачи и напряжения всех внутренних сил, это была не просто речь, которую следовало произнести куда-то в пространство, предполагалось еще выслушать ответные заявления от разных официальных лиц. Наедине со всем этим Элкси, конечно, никто не бросил, чуть поодаль расположилось множество компетентных лиц, дипломатов и военных, готовых в нужный момент подсказать. Впрочем, никаких каверз не ожидалось. Было ясно, какие именно слова произнесут новые командующие армий, было понятно, как их присягу принять. То, как отреагирует на новую власть в Эридане Галактический Союз, тоже вроде бы сомнений не вызывало.
Все в общем-то и прошло, как задумывалось, — Элкси сказал то, что требовалось и провозгласил себя императором Эридана, планета присягнула ему в лице представителей трех сословий и командующих армий, представитель Союза произнес различные пожелания и выразил надежды, испросив, помимо прочего, позволения прибытия на планету полноценного галактического посольства. Элкси позволение дал.
После Союза отметились еще какие-то государства, тоже намеревавшиеся прислать послов, а на деле уже мечтающих открыть торговые представительства. Вся эта нудная дипломатическая возня заняла весь день до глубокого вечера. Разумеется, было и несколько перерывов. В иные моменты Элкси уступал свое кресло главам нового кабинета министров, при этом ему самому было слегка не по себе от того, что он представляет миру новое правительство Эридана, состоящее большей частью из эшлен. А в командовании армией и вовсе встречались шеану. Можно было себе представить в каком ужасе и гневе пребывала большая часть аристократов, которые, конечно, следили сейчас за эфиром.
Когда, казалось бы, все уже было закончено, неожиданно вышел на связь командующий группы армий "Север", в течении последних суток получившей явно немаленькое пополнение. Как раз на такой случай у техников был приказ немедленно отключать эфир и объявлять перерыв, что и было исполнено в точности.
