Когда от удара Сафронов пошатнулся и почти сполз с меня, матерясь и держась за разбитую голову, я...я ударила еще. Он наконец-то потерял сознание и сполз с меня на бок. Низ живота и между ног все болело и...меня как будто через мясорубку перекрутили. По щекам лились слезы, стекая на шею и грудь, но я ничего не чувствовала.
Я встала кое-как на четвереньки и постаралась подняться. Получилось с третьего раза. Я мельком взглянула на его светлые волосы, сейчас залитые кровью. Грудь мерно поднимается. Значит, жив. В прострации я простояла над телом мужчины полминуту, со всех сил сжимая тяжелое пресс-папье. Самое жуткое, в чем я потом никому не призналась, что я всерьез раздумывала над тем, убить ублюдка или нет. Я была готова переступить черту. Но что-то остановило меня и я, швырнув предмет на пол, подобрала сумку, попыталась соединить обрывки футболки и вышла.
На лестнице по-прежнему стояла Анжела. Она с головы до ног окинула меня взглядом, заметила кровоподтеки и просто кровь. А еще она отчетливо поняла, что из кабинета не доносится ни звука.
— А где...? — она кивнула в сторону двери.
Горло саднило, наверное, я сорвала голос, пока кричала. Но все-таки прохрипела:
— Ударила. Разбила ему голову.
У женщины расширились глаза, а потом на меня посыпался отборный мат, правда, приглушенный.
— Ты охренела, тварь? Ты хоть понимаешь, кто он и кто ты? Совсем из ума выжила?! Да тебя сейчас...
Голова кружилась после удара об стол, а сейчас, когда я стояла без какой-либо поддержки, пульсирующая боль стала еще сильнее.
— А теперь послушай меня, — меня трясло, шатало, мутило и разрывало от боли. — если ты меня не выпустишь, то весь город узнает об этом. Твоего шефа посадят, тебя тоже.
Анжела истерично рассмеялась, нервно косясь на дверь. Я знала, что времени у меня мало, что сил мало, но уйти я не могла. Дедушкина школа, наверное, но даже полузамутненным сознанием я понимала, что не смогу просто так уйти. Могут найти, заставить молчать...и не только меня.
— Ты обычная девочка, а у Сафронова связи. Что ты вообще такое? Шлюха, которая по ночам крутит голой задницей, — презрительно выкрикнула женщина. — Я сейчас охрану позову.
— А ты уверена, что я такая обычная? — надо же, всю жизнь хотела быть простой, а чуть что, так вспомнила и о деде, и об отчиме. Анжела заколебалась и снова нерешительно бросила взгляд на дверь. — Ты же с самого первого дня меня пасла. Так что уйди с дороги, Анжел, — устало попросила я.
— Ты напишешь заявление? — жестко спросила она, продолжая колебаться. — Эй, алло.
— Нет, — выдавила я. Перед глазами поплыли черные точки. — Нет, не напишу. А теперь уйди отсюда. По-хорошему прошу.
Она медленно отошла в сторону, пропуская меня к черному входу. Я, петляя на каждом ходу, вышла и доползла до такси, выдохнув водителю адрес, ясно понимая, как мне повезло. Мы с Анжелой неплохо поладили, по крайней мере, я так думала, и больно было, когда она безучастно на все смотрела. Но одну вещь я осознавала — всплыви что-то о Сафронове и нам с Аленой не жить.
От боли я пару раз теряла сознание, но потом выплывала из своего коматоза. Водитель ни о чем не спрашивал и даже не смотрел на меня.
— Куда ехать? — спросил он только.
Я не знаю, о чем тогда думала, но адрес назвала другой — хотя и рядом с нашим домом. Меня высадили, забрали деньги и уехали. Меня уже знобило от шока, но до дома еще идти.
Шла я минут пять, благо, что народу не было, поэтому мой вид никого не напугал. Потом неожиданно показалась Лёна с нашим соседом, который тоже снимал здесь квартиру. Кажется, она закричала. Не помню. Когда я их увидела, то окончательные выдержка и силы испарились. Захотелось упасть и свернуться калачиком, прижимая руки к животу.
— Господи, милая, кто это сделал? — мы были уже дома, и Лёна гладила меня по волосам, так осторожно и бережно, как будто боялась причинить боль. — Солнышко, это я. Скажи мне что-нибудь.
— Пить хочу, — прохрипела я и краем глаза заметила женщину, одетую в медицинскую форму. — Это кто?
— Это врач, солнышко. Она тебя осмотрит и задаст пару вопросов.
Я попыталась отползти и вжаться в спинку дивана.
— Я не хочу никаких вопросов. И осмотр я тоже не хочу.
Женщина услышала мой ответ и посчитала нужным подойти и вмешаться.
— Наталья, здравствуйте. Не бойтесь меня, пожалуйста. Я врач, я хочу вам помочь. У вас есть травмы и повреждения, которые требуют определенного...
— Кто там? — громче, чем следовало, спросила я, услышав мужские голоса в прихожей. Несколько голосов. — Кто там?!
Алена выглядела так, как будто сейчас заплачет.
— Это...милиция, Нат. Я вызвала. Надо засвидетельствовать...
— Не надо ничего свидетельствовать.
— Наталья, — врач заговорила со мной как с маленьким неразумным ребенком, — вы же не маленькая девочка. Я понимаю, что у вас шок, но для вас и вашего здоровья будет лучше, если вы не станете мешать оказывать помощь.
Она еще что-то говорила, но у меня сил не было вдумываться в ее слова. Следующие несколько дней превратились...в нечто. Я не знала, как описать это "нечто", но я не ощущала дней. Я куда-то ходила, всегда с Аленой, не оставлявшей меня ни на минуту, потом шла домой и ложилась спать. Я только спала, изредка ела. Никаких слез и причитаний не было. Та женщина приезжала еще пару раз, даже однажды приехала вечером, но не ко мне, а к подруге. Они о чем-то приглушенно заговорили, но из прихожей мне неслышно было, а вот потом пошли на кухню.
— Я не знаю, что с ней делать, — голос подруги был тихим и пустым. — Она ведет себя...странно.
У меня почти нашлись силы возмутиться. Я нормально себя веду. Ем, гуляю, не истерю, от людей не шугаюсь. Забавно, но я, наверное, ничего не чувствую. Я прислушалась к себе. Да, точно ничего. Только вначале волновалась по поводу Сафронова — такой человек как он не погнушается отомстить за нанесенные увечья. А приложила я его знатно. Но он не появлялся, значит, Анжела слово сдержала. А я сдержала свое — заявление я так и не подала, хотя все для этого было собрано и сделано.
— Что именно странно?
Лёна тяжело вздохнула.
— Она...я не знаю, как объяснить. Ната как неживая.
— Это вполне объяснимо — мягко заметила женщина. — Наталья пережила большой стресс и травму. И я сейчас говорю не о физических травмах, хотя присутствуют и они. Я говорю о психологической травме. Существует несколько, скажем так, этапов поведения, через которые ей придется пройти.
Если бы были силы — я бы фыркнула. Гляньте, какая умная!
— Понимаете, — Аленин голос прервался, и она всхлипнула. Я нахмурилась. Мне не нравилось, когда она плачет. Она и так слишком много в последнее время слезы льет, — она ведь...она ведь даже не плачет. Только спит и не говорит почти.
— Каждый по-разному реагирует на стрессовые ситуации.
— Но это...это ненормально. Для нее — это ненормально. Я...я пытаюсь что-то сделать, как-то расшевелить ее, но Ната ничего не хочет слушать! Она только твердит, что все в порядке. Что ничего не случилось! Что она себя прекрасно чувствует! Да как прекрасно?! Вы же видели ее тогда — она вся...
Раздался приглушенный плач, который действовал мне на нервы. Меня он раздражал. Как Лёна не могла понять — я не собираюсь ложиться и помирать после этого. Я сильная, а это...это послужит мне уроком. Только вот плакать и жалеть меня не надо. Я хотела встать и сказать об этом подруге, но...подниматься, идти на кухню и открывать рот...я сразу почувствовала, как меня потянуло в сон. И вообще, все это — неправда. Все не так, как подруга описывает.
— Видела, — ответила врач, — но давить на девушку все равно не надо. Так вы только усугубите ее состояние. Не оставляйте ее в одиночестве, всегда будьте рядом, оказывайте всевозможную поддержку. Если ей лучше, когда вы делаете вид, что ничего не произошло, — пусть будет так. Не упоминайте лишний раз об этом, но и не замалчивайте. У Натальи есть родители? — внезапно спросила женщина, и я распахнула глаза.
Мама не должна знать. Эта мысль молотками билась в голове. Если мама узнает — ее это убьет.
— Да есть, — голос подруги был растерянным и нерешительным. — Но мама живет в другом городе...Вы думаете, что нужно рассказать ей обо всем?
Я подорвалась с дивана и ласточкой залетела на кухню.
— Только попробуй, — прошипела я вздрогнувшей Лёне и развернулась к врачу. — А вы не лезьте не в свое дело!
— Наталья, — женщина скрыла свое мимолетное удивление, — вообще-то я пытаюсь вам помочь.
— Мне не нужна помощь! — холодно отчеканила я. — Со мной все в порядке. Я жива и здорова. И вас не касается мое состояние. У меня нет никаких душевных травм! Со мной все в порядке! Я в порядке! Ясно вам?!
Забавно, я даже по-другому говорить стала. Кричу...но в то же время не кричу. Не повышаю голос, хотя в каждом слове сквозит ярость.
— Алена, вы можете выйти? — у Лёны подбородок задрожал, но она уверенно кивнула и вышла, плотно закрыв дверь. — Сядьте, пожалуйста, — мягко попросила женщина.
Я села и всем видом показала, какое делаю одолжение. Врач присела напротив, не делая и попытки дотронуться.
— Наташа, поймите одну вещь. Вас никто не обвиняет, на вас не давят, а только хотят помочь.
— Мне не нужна помощь.
— Ошибаетесь, — врач покачала головой, — помощь нужна каждому из нас. И вам тоже. Я понимаю, через что вам пришлось пройти, но вы же будущая мать. Вы наверняка захотите семью.
— Обойдусь, — из чувства противоречия буркнула я. — И вообще, вам какое дело? Вы меня осмотрели, все записали, все сделали. Так? Так. А теперь отстаньте от меня. Я к вам дохожу, пройду все, что надо, только отстаньте от меня. Со мной все нормально. Я не сошла с ума и не тронулась с горя.
— Никто так и не говорит.
— Тогда что вы от меня хотите?
— Вы не единственная, кто с этим столкнулся.
— И что?
— Вы понимаете, что насилие ломает многие жизни? Не только вашу, но и ваших близких. Вы этого хотите? — я долго смотрела в одну точку, изо всех сил сжав зубы, но потом отрицательно качнула головой. — Я действительно пытаюсь вам помочь. Вы сильная девушка, которая может справиться с чем угодно, но вас нужно подтолкнуть.
— Что вы предлагаете?
Женщина протянула мне визитку.
— Это адрес кризисного центра. К нам обращаются многие женщины, и мы действительно стараемся помочь. И помогаем, — я никак не отреагировала на ее увещевания и только невидяще разглядывала белый прямоугольник. — Поймите одну вещь — если вы решитесь на помощь, если вы разрешите кому-то поддержать вас, это не значит, что вы слабая. Это значит, что вы наконец-то можете взглянуть правде в глаза...и победить ее. Не у всех хватает мужества это сделать, чаще всего женщины замалчивают о подобных инцидентах в их жизни. И если не бороться с последствиями сейчас, то все можно только усугубить.
— Что усугубить? Я в порядке. Вы сами сказали, что травм...в общем, что все могло быть куда хуже и плачевнее. Пару царапин и синяков — пустяки.
— А причем здесь они? Любое насилие — уже огромная травма. И у каждого она проявляется индивидуально.
Я ухмыльнулась ей в лицо.
— Это типа я должна шугаться мужиков теперь, да? — я откровенно усмехалась. — Или кутаться в длинные тряпки? Или что там обычно? Не давать людям к себе прикасаться?
К моему сожалению, врач на насмешку и издевательство не обиделась, она вообще на них никак не прореагировала.
— Да, и это тоже. А теперь простите, мне пора, — она изящно поднялась и расправила несуществующие складки на кофточке. — Я буду ждать вас, Наташа. Всего доброго.
— И вам.
К этому центру я все-таки подъехала, но зайти не смогла. Мне казалось, что зайди туда и можно сразу вешать на себя табличку — жертва насильника. Я не была жертвой. Моя жизнь не изменилась.
И пока я гипнотизировала себя подобными мыслями, через парадный вход центра вышла девушка за руку с парнем. Молодые, может, чуть старше меня. Девушка была бледной и нервной, постоянно цеплялась за мужскую руку, уверенно державшую ее ладонь, но она улыбалась своему парню. Я чувствовала себя так, как будто подглядываю за ними, поэтому поспешно отвернулась. И ушла, твердо решив, что я не хуже. Мне не нужна помощь.
Я решила доказать всем и себе в частности, что я все та же. Что я не боюсь прикосновений. Пошла в кафе, познакомилась с милым парнем, действительно милым, примерно моим ровесником. Никаких пошлых намеков или сальных взглядов, только восхищение, но от робкого прикосновения к руке меня неожиданно замутило. В прямом смысле. Я еле успела кое-как извиниться и добежать до туалета, где меня вывернуло наизнанку.
Нет. Я не стану прятаться. Я встречалась с парнями, заново училась наслаждаться обычными прикосновениями и не бежать к белому фаянсовому другу. Я даже начала встречаться с однокурсником, но после секса с ним я ушла, пока он спал. Так было несколько раз — я привыкала, убеждала себя, что все в порядке и уходила потом, когда все заканчивалось. Меня уже не мутило и не было желания отдернуться и отстраниться. Мне даже начал нравиться секс через какое-то время. Только людям я не верила.
Это длилось около трех лет, но по-настоящему мне помог один парень. Он преподавал в школе танцев и пригласил меня. Мы с ним танцевали только два танца — вальс и танго. Антон заставил меня заново почувствовать и осмыслить все окружавшее меня. Он заставил меня получать удовольствие от секса и заново научил верить мужчинам. Мы встречались неделю, а потом я без сожалений ушла — вылечившаяся и целая.
И никакой центр мне не понадобился. Я та же, что и раньше. По крайней мере, я так думала.
Глава 19.
Артем зло ударил по рулю и впервые в жизни пожалел, что у него нет мигалки. Сейчас раздражала буквально каждая мелочь, а каждое промедление в гребаной тишине заставляло чуть ли не на стенку лезть. Справа от него затор чуть-чуть рассосался, и мужчина, наплевав на все правила и остальных людей, неизвестно как вырулил и начал выезжать из пробки. Еще час, и он будет дома. Один.
От этой мысли кулаки сжались, и Христенко громко и грязно выругался. Что за день-то такой. С самого утра его терзало какое-то предчувствие, ощущение чего-то нехорошего, но Артем старательно отмахивался от этих мыслей. Раньше он, когда что-то грызло изнутри, с головой уходил в работу или ехал на какую-нибудь вечеринку, где подцеплял любую девушку. Почти любую. Сейчас подобного и в помине нет в его жизни. Все стало так...спокойно и правильно, как никогда за тридцать с лишним лет его жизни и не было. Он наконец-то расслабился, оттаял немного и зажил. С Наташкой вместе. Вдвоем.
Он, честно сказать, и не думал, что все выйдет так...правильно. Они оба с ней непростые, чего уж греха таить, упрямые, скрытные, вспыльчивые. Во многом похожи, во многом отличались, да и для обоих решение съехаться — не просто съехаться, а жить вместе, — было взвешенным, сложным и непростым. А потом, когда уже месяц вместе прожили, Артем уже и не мог вспомнить, чего тогда боялся и опасался. И вообще, месяц как час пролетел.
