Остатки отряда вывалились на ледяной под незначительным слоем снега кров круглого приличных размеров озера. Выживших осталось меньше двух сотен: пара десятков Людей Волка, остальные армидейцы. Волки, не заставив себя ждать, хлынули со всех сторон, зажав бойцов в центре ледяной присыпанной снегом глади. Выставив линию щитов, ощетинившись остриями оставшихся копий и клинками мечей, остатки сводного отряда заняли круговую оборону. Сил двигаться дальше не было ни у кого, и всем казалось, что это озеро есть последний рубеж. Волки продолжали прибывать из побережного леса своей массой заполняя образованную льдом гладь, окружив со всех сторон своим морем, не оставляя выжившим надежды, набрасываясь на щиты со звериной яростью, бешенством, торопясь добить. — Давайте подорвем остаток шумовых гранат! — пока бойцы по краям держали оборону, где-то в центре их сжавшихся рядов перекрикивал рычание зажавшего волчьего моря Вэйнон. — У каждого одна такая есть, должна быть. Активируем функцию единовременного подрыва, создадим огромную бомбу! — прорвавшись через толпу, обращался он к Марну. — Нас всех оглушит, разорвет барабанные перепонки к чертовой матери! — резко возразил ему теперь командир Марн, глаза которого заметно отяготила ответственность. — Выбора нет, нам всем конец, терять нечего. Заткнем уши, завалимся на лед, основная волна пройдет над нами. У поганых волков слух мощнее, мы если не оглушим то распугаем этих чертовых тварей, они в ужасе разбегутся на километры. Хоть у кого-то из наших молодых появиться возможность спастись, — задыхаясь от усталости, настаивал громила Вэйнон. Марн примиряясь со сложившимися реалиями поджавший губы, взглянув в горящие глаза темнокожего лихача согласно кивнул.
Вынимая из поясных подсумков шумовые гранаты (в случае если они остались), в составе обязательного комплекта вместе со световыми тесками всегда болтающиеся за спиной, армидейские пехотинцы быстро передавали их в центр своего скопления, Вэйнону. Трясущимися руками унизав шнурок парой десятков маленьких железных шариков через имеющиеся в их корпусах выдвижные карабинчики, прошептав активирующее заклинание, здоровяк повесил образовавшуюся связку на гарду своего вонзенного в лед Акроса. Взрывоопасная связка оказалась на расстоянии метра от поверхности льда. Загоревшиеся на образующих ее шарообразных корпусах волшебные руны видоизменялись, своеобразным таймером производя отсчет времени до взрыва. По команде Вэйнона в окружающих волков полетели все оставшиеся у бойцов осколочные гранаты. Немного отпугнув врага, в последнее мгновение бойцы в основной своей массе, скидывая шлемы, затыкая уши пальцами как можно сильнее, повалились на лед, приникая к нему вплотную насколько возможно. Некоторые из армидейских здоровяков оказавшихся по фронту в оборонительном круге сжавшейся изнемогшей толпы остались стоять, наплевав на собственное спасение, решив прикрыть остальных завалившихся на лед товарищей, отвлекая на себя быстро возвращающихся волков. Отмеряющие своими изменениями время руны на корпусах гранат свитых в бомбу потухли, окончив отсчет, и произошел необычный взрыв в своем эпицентре разорвавший трещинами многометровый вечный лед. Ни осколков, ни огня, только мощная оглушающая воздушная волна, пройдя над телами солдат, с собой белой пылью унесшая часть покрывавшего лед снега, который также сбив с хвойных ветвей в радиусе километра от озера, мгновенно всестороннее разлетелась, ослабляясь на ходу. Тело Вэйнона у самого эпицентра сдвинуло на несколько метров, с дребезгом стали врезав в тела товарищей, как и большинство, он потерял сознание. Волки, дезориентированные оглушенные в ужасе бежали во все стороны.
* * *
Криком Вэйнон в своем молодом артэонском воплощении очнулся на цветочном лугу в окружении шумящих на ветру тополей теперь под светом привычного желтого солнца. Ощущая фантомную боль тяжелым следом тянущуюся из реальности, в мнимом недостатке кислорода он простерся на спине, обхватив звенящую голову руками. Оставленная жуткая реальность врезалась в связанное с ней сознание белизной снега, брызгами крови свирепым рычанием и криками боли, не желая отпускать из своего плена. В хаотическом потоке кошмара проносящегося перед широко открытыми направленными в небо слезящимися глазами, задыхаясь, лежал он неподвижно не в силах все это остановить. Прекрасное любимое пение, разносящееся здесь повсюду расплывчатым эхом напоминая о пребывании за гранью сна, зазвучав, спасительно вырвало его из удушающей пучины. Закрыв глаза руками и оставшись в темноте, в охватившей дрожи на траве сжавшийся, истекая слезами, он задышал постепенно успокаиваясь.
Успокоившись, придя в себя, позволив себе немного осознанных в неподвижности слез от воспоминаний увиденного глазами темной сущности, остановившись на том, что здесь он молодой влюбленный парень должный ценить каждую здешнюю секунду, он заставил себя поплестись в направлении, доносящем ее голос. Избавляясь от оков внутреннего гнета на ходу, с каждым шагом вдыхая все легче. В очередной только уже скрытой в глуши здешнего молчаливого леса ротонде больших размеров, скорее уже образующей моноптер, снаружи обтянутый завесой белого шелка. На королевской кровати в центре круглой колоннады она бездвижно лежала на спине с закрытыми глазами, мелодично напевая на непонятном красивом языке, затягивая гласные звуки. Чувствуя его приближение, привычно фактически обнаженная, в одних золоченых трусиках и грудью прикрытой облепившими кожу в ее районе блестками, красавица с голубыми волосами открыла глаза, белые пустые спустя мгновения ставшие человеческими. Будто одев человеческую маску, губами изобразила она улыбку, чужеродно и нелепо смотрящуюся на безжизненном лице. Раздвинув руки в стороны, вопреки законам физики вертикально взмыв, оказавшись на ногах в центре кровати шагами двинувшись по которой, плавно и легко она спустилась на пол, пройдя еще несколько шагов. На ходу оживая в движениях в мимике, подгоняя лицо и глаза под улыбку, готовясь к встрече.
Пройдя за шелковый занавес внутрь колоннады, при виде своей богини приятно в сердце тронутый не в силах сдержать улыбку полную счастья, никак невозможную в реальности, Вэйнон опустился на колени, склонив голову. — Неважно почему, я рада, что ты просто ко мне пришел, — с улыбкой уже полностью человеческой искренней дополненной вполне реальными текущими при нем эмоциями говорила она, босоного легко и плавно приближаясь, протягивая руку. — Не описать какое счастье для меня на тебя просто смотреть, быть собой настоящим, — приятно для себя поведал он, после поцелуя тыльной стороны ладони протянутой руки в любимые глаза снизу преданно глядя.
Ведомый ею он был усажен на краешек их кровати. Она в движениях плавная и интересная девушка из сна взобралась на колени к нему, с солдатской выправкой держащему спину идеально ровно, не нарушая общей неподвижности сковавшему объятиями смысл своего существования. С наслаждением почувствовав нежность ее тела, им источаемый ирреальный другими мирами веющий аромат, влюбленно застыл он, в близости глядя в ее глаза, взглядом обогнув лицо ответно улыбкой расплываясь. — Я, наверное, ненадолго. Там в реальности происходит какая-то чертовщина, я... я близок к смерти как никогда. Понимаешь? — забубнил он, переживая только за нее. Она задумалась ненадолго: — Учитывая твой образ жизни это было неизбежно, — глядя куда-то в сторону сказав. — Хэлена я!.. — исказив лицо болью за нее, себя ненавидя, он хотел покаяться, но его губы сомкнул ее указательный палец своей источаемой нежностью выбивающий все мысли из головы. — Тише, ты ни в чем не виноват, так сложилась твоя реальность, — милым шепотом в сближении лиц успокаивала она его. — Я и сама уже устала, хочу получить ответ, понять кто же я, — полностью подобная человеку на тягостной ноте опустила она глаза, чуть отстранившись. — А если ты просто моя ожившая фантазия и, умерев, я убью тебя? — в страхе произнес он. — Этот мир, — с теплой легкой улыбкой отвечала она, — живет и без тебя... Ты и так отдал мне все время которое мог, пустив свою жизнь под откос. Боялся там возвращаться домой, где жил под контролем как дикий зверь, всеми непонятый, лишь бы быть со мной, быть со мной настоящим, — обжигающим шепотом в губы закончила она, благодарно которые поцеловав, так горячо и сочно как умеет только создание, сотворенное для любви. — Но сейчас у меня нет времени, скоро нужно будет возвращаться, — пытался сопротивляться он. — Я замедлю время, здесь растяну его для нас. Это же ведь сон! — оседлывая его колени, золотящейся грудью не оставляя шансов почти упершись ему в подбородок улыбающаяся и живая горела она желанием.
Окутывающий колоннаду шелковый занавес, содрогающийся от дуновений ветра, двигался мелкими скачками едва заметными глазу, и даже редкие здесь окружающие звуки разносились с опозданием, рассыпаясь эхом. В отсутствии других вариантов времяпрепровождения, вопреки расставанию всего в несколько часов они оправдали предназначение этого мира ожившего где-то за гранью сна, сейчас вокруг них замедлившегося спасая от течения времени. Проявив физическую мощь, отправив свою божественную нимфу на небеса Вэйнон, на лице и торсе измазанный в золотистых блестках с ее груди, отдыхая, лежал на спине в королевских размеров кровати. Она, тлея наслаждением головой пристроившаяся на его левом плече, рукой водила по его мускулистому телу, пальчиками ощупывая любимый мощный рельеф. Не в силах полностью расслабиться, поцелуем пробора благоуханных голубых волос, попытался он напомнить застывшему в напряжении нутру, где сейчас находится и кем является. — Только здесь со мной ты настоящий, истинный и невиновный. Просто расслабься и будь со мной столько, сколько можно, — спасая его от сложностей ждущих где-то там, в реальности, сладко шептала она. Свободной правой рукой крепко по-супружески ее к себе придавив, получив приятный поцелуй в щеку, глупо захихикал он с ней вместе. — Знаешь... я все хотел сказать спасибо, — пока на губах была улыбка, решил высказаться он. — Только благодаря тебе я там нормальным остался. Зная, что ты смотришь через меня, боясь быть опять тобой отчитанным, остаться лишенным любви, да и просто не желая тебя расстраивать, тот я был вынужден вести себя прилично. Воздержавшись от множества плохих поступков, даже кому-то помогать умудрялся, — долго откладывая, обязано озвучил он. — Знаю, — носиком и губами прижавшись к его щеке, счастливо улыбнулась она и так все понимающая, но все равно приятно удовлетворенная.
Будто от удара по лицу элизийский мир исказился в восприятии Вэйнона, схватившись свободной рукой за разрывающуюся голову, он сморщился от пронизавшей тело боли. Испуганно вскочившая, полный переживания взгляд к нему приковав, щеку свою она окропила ставшей чудом слезой. В непонимании как помочь и поэтому свойственно своей натуре в последнее мгновение успев коснуться его губ своими, подарив возможно последний поцелуй. Ощущая на губах любимую нежность хоть как-то сгладившую боль, мучительно он унесся в темноту.
— Вэйнон! — стукнув по щеке, пытался докричаться до него лейтенант Марн. Подскочив, со звериным рычанием лейтенанта от себя оттолкнув, вернувшись в убогую действительность и свою ненавистную ей подобающую шкуру, здоровяк сел на льду, опять трясясь от осточертевшего холода, опустошенно устало глядя перед собой. Ударами молотов в кровоточащих ушах отдавался пульс, все сильнее становился разрывающий голову в ней звучащий писк, ненавидящий все вокруг он, ссутулившись, продолжал сидеть потерянно моргая. Кто-то из уже пришедших в себя бойцов надел на него как на маленького сорванный воздушной волной свернутый в шапку подшлемник, всучив шлем в руки. Приходя в себя после звукового удара многие артэонские сознания, особенно молодые, сквозь пограничное состояние снова глядя на этот жуткий невыносимый мир, не желающие больше боли, чертового Малдорума, самоотключались. Поэтому лейтенанту Марну оставшимся медикам и другим офицерам приходилось суетиться, успевать приводить бойцов в чувства, заставлять этих 'ублюдков' через силу жить дальше. Натолкнувшись на очередную скрипящую железом уже ненужной брони покинутую оболочку лейтенант не мог сдержать обиды из-за столь глупой потери, тем более сейчас, когда каждый был на счету, от беспомощности пнув теперь бессмысленную груду, еще минуту назад являвшуюся солдатом батальона.
Перетерпев пик боли вгрызающейся в кровоточащие уши, сжигающей мозг огнем, но на фоне душевного терзания ощущающейся чем-то второстепенным, вроде начав что-то слышать, одев свой чертов шлем, Вэйнон вынув Акрос из разошедшегося трещинами льда, огляделся. Тела ребят схватившихся с волками за мгновения до взрыва, прикрыв собой остальных, остались лежать, кровью истекая из рваных ран по окраинам приходящего в себя скопления уцелевших. Множество 'разумно' покинутых оболочек в золотистой броне, лежащих среди живых бойцов, бездвижно замерли повсюду своими обладателями на этом льду брошенные. Волчьи туши, разбросанные по периферии ледяной глади, хладно застыв или содрогаясь в судорогах, обильно кровоточили из ушей и глаз. Уцелевшие Люди Волка, армидейские громилы, поголовно обезвоженные от усталости и ран, в основном сидели, держась за уши, корчась от боли, или глазами наполненными обреченностью глядя перед собой и непонятно что видя. — Все ребята, не рассиживаемся! Медики, вкалывайте остатки обезболивающих всем нуждающимся. Давайте солдаты собирайтесь, нужно двигаться дальше! — оглушенный, поэтому диким ревом сам себя не слыша, обращался ко всем лейтенант Марн, натужно выдавая командирскую крепость, своим охладевшим в отчаянии взглядом себя выдавая. Вэйнон, глядя на всю эту удручающую картину, внутри замер перед самым важным шагом в своей жизни.
— Остались здесь еще мужчины готовые выполнить боевой долг?! До конца! — вдруг неожиданно отчаянным надрывным криком обратился ко всем окружающим темнокожий громила, во взгляде исподлобья полный ненависти к себе. — У тебя крыша поехала? — с непониманием смотрел на него лейтенант Марн, в бессилии тяжело дыша. — Люди Волка готовые отомстить врагу за свой уничтоженный дом? — в глухости легко на лейтенанта внимания не обращая, продолжал Вэйн. — Безумцы в Малдоруме уставшие от самих себя, жаждущие покоя или наоборот крови? Ребята, потерявшие своих товарищей! Все кто желают отомстить, пойти в этой битве до конца, все давайте подходите ко мне! — прокричал Вэйнон дико ширя слезящиеся глаза, оглядывая выживших, обращаясь к ним. Большая часть — оглохшие, его вообще не слышали, не понимая, что происходит, но среди тех, кто услышал множество встали со льда; устремляя на Вэйнона едва таящие жизнь озлобленные взгляды, проявляя интерес к озвученному им предложению, заблудшие окончательно души неспешно выделялись из общей массы.
— Ты что задумал полковник!? — вполне ожидаемо сорвался Марн. — Кто-то должен на себя отвлечь волков. Я возьму всех оставшихся безумцев, пару десятков и твой горн. Мы двинемся в сторону и постараемся увести врага за собой. А вы дойдете до деревни, обыщите ее, спасете всех кого можно! — криком полу глухой произнес Вэйнон в глубине взгляда моля оставить его в покое. — Значит. Все для себя решил полковник? — усталым взглядом изучал его Марн. — Это все дерьмо и есть та самая настоящая честная битва, о которой я давно мечтал. Другую такую в наше отвратительное время я больше не найду, — пытающийся казаться безумцем полным решимости слезящимися быстро моргающими глазами Вэйнон выдавал нелегкость принятого решения. Марн застыл, задумчиво приподняв подбородок и глубоко дыша, с незнанием, что делать глядя на чокнутого полковника, не смея не разрешать не запрещать. Его напряженное молчание Вэйн принял за разрешение, двинувшись вершить задуманное. — Так все! Безумцы-самоубийцы давайте ко мне. Много не надо, пара десятков не больше, — отошедший к краю скопления выживших, Вэйнон обращался к отреагировавшим на его призыв бойцам, на ходу смиряясь со смертью стягивающимся к нему. В числе которых были как Люди Волка, так и армидейцы.
