Беспрепятственно пройдя через туннель, путники пошли по дороге, выложенной белым шлифованным камнем. Вокруг расстилалась зеленая равнина. Дорога привела их к стальным воротам, бесшумно отворившимся на стук. Привратник — жрец первой ступени, увидев гостей, поклонился и, ни о чем не спрашивая, повел их внутрь.
Они шли по светлым просторным коридорам, видели в холлах людей в черном, занятых своими делами. Среди них были не только жрецы, но и художники, мастера, музыканты...
Привратник привел их к дверям какого-то зала и остановился.
-Прошедшая Врата! Досточтимые! Это — зал приемов. Сейчас вас примет Мастер нашего храма. Надеюсь, что ваше пребывание в храме тьмы будет приятным и полезным, несмотря на разность наших культов.
С этими словами привратник с силой дважды ударил в дверь посохом, поклонился гостям и ушел.
Дверь распахнулась. Твати и ее спутники вошли в небольшой зал, освещенный факелами. В высоком кресле сидел жрец третьей ступени — Мастер этого храма.
-Приветствую вас, гости. Не часто нас посещают жрецы иных культов! Тем приятнее ваш визит! — вежливо поздоровался Мастер.
-Приветствую тебя, Мастер. Да будет гладок и прям ваш путь познания, да сопутствует успех вашим посвященным в их поисках, да старательны и талантливы будут ваши ученики! — блеснула Твати старинной формулой вежливости гостя в чужом храме. — Я пришла пригласить представителей культа Наргола на церемонию первого посвящения в жреческий сан в храме Анны, которая состоится через три недели.
Ей удалось удивить черного жреца.
-Почему нас?
-Приглашения посланы всем культам Та-Сета, как людским, так и себекским.
-Нас, значит, зовете для круглого счета? — позволил себе легкую насмешку Мастер.
-Нет! — жестко сказала Твати. — Повторяю! Я приглашаю все культы.
-И эти приглашения разносит сама Прошедшая Врата? — усмехнулся Мастер.
-Нет, Мастер. У нас есть кому рассылать письма. Я приглашаю лично только жрецов Наргола.
-За что такая честь?
Твати непонятно улыбнулась, стерла улыбку с лица и холодно ответила:
-Ради вашего Учителя. Ты высокомерен и нетерпим, Мастер. А он таким не был.
Что-то мелькнуло в лице Мастера черного храма, но сух и надменен был его вопрос:
-Откуда ты знаешь, каким он был?
-Знаю! — ответила Твати просто. — Я ведь с Мелькором знакома лично!
Мастер вскочил на ноги и подошел к Твати.
-Откуда ты знаешь его имя?
-От него, Мастер. Найдешь время послушать?
-Говори!
И все же Мастер опомнился. Жестом он пригласил гостей в соседний кабинет, где стояли четыре кресла, перед каждым креслом безмолвные ученики поставили легкий столик, уставленный закусками и различными напитками, как холодными, так и горячими.
-Прошу вас утолить голод после долгой дороги.
Завтрак прошел за непринужденной беседой. Мастер интересовался у Рэтрика, что привело его в храм Наргола и был удивлен, что жрец бога мудрости сдержал слово, данное двадцать лет назад жрецу черного Наргола. Мавеле вертела головой, рассматривая гобелены, украшающие стены, и забывая про еду. Твати больше молчала. После завтрака все дружно отказались от предложения отдохнуть. Мастер предложил гостям перейти на верхнюю смотровую площадку.
И там Твати начала свой рассказ.
"В 343 году в Черной империи появился гениальный военачальник — Чжуан Гэ. Он нанес нам несколь-ко тяжелых поражений. Он взял Арбад и выбил нас из Рыжих гор, его войска заняли Горное королевство и последний горный король пал в битве. Тогда мы были в одном шаге от окончательного разгрома. Моя бри-гада столкнулась с тридцать первым корпусом противника и была разбита. С нами отступали сорок тысяч жителей Брентоны. Потом стало ясно, что нам не оторваться. И тогда я приказала двум сотням всадников задержать врага. И сама осталась с ними. Ты скажешь, что это было глупо? Но если я не смогла сохранить мою бригаду и посылаю воинов на верную смерть, чтобы исправить мою вину, то будет справедливо разделить их участь.
Это был славный бой! Мы задержали их на целых десять минут. Этого должно было хватить беженцам, чтобы они ушли за реку и разрушили за собой мост. Потом мне раскроили череп и я вырубилась. А очну-лась уже в доме Оскильпы. Знаешь о нем? Это странствующий бог — целитель.
Он вылечил меня и оставил на пару дней у себя. Вот там-то все и случилось. В первый же вечер у него начался приступ боли, швырнувшей его на пол. Я кинулась к нему, уже понимая, что мой порыв смешон: чем я могу помочь богу? Оскильпа открыл глаза, нащупал посох, сел и прошептал: "Как же ему больно!"
И собрался уходить. Он объяснил мне, что я могу уйти туда, куда захочу. Только открою дверь и окажусь у цели. А я напросилась с ним. Не знаю уж, почему! Он предупредил меня, что идет к Нарголу, но я не передумала.
Мастер! Мы оказались... в ничем. Там не было земли, неба, звезд, солнца. Там не было ничего. Там был он! Высокий белокожий человек, лет тридцати, с седыми волосами и очень яркими, звездными глаза-ми. Со страшными шрамами, уродующими лицо, с обожженными руками... Красивый человек.
Он поглядел мне в глаза и... даже Оскильпа не сумел мне помочь. Как удар молнии, как потоп, как смерть... Поток знания закружил меня, как водоворот — щепку! Лаан Гэлломэ, поле черных ма-ков, Эллери Ахэ, умирающие на скале в Валиноре, последний бой рыцарей Аст Ахэ, искалеченные руки и его выжженные глаза... И черные крылья, несущие его над Боргильдсфольдом, над двумя многомиллиард-ными армиями, над первыми всполохами пламени Рагнарекка...
Я потеряла сознание. И вернул меня он. Тот, кого у нас называют Нарголом. Оскильпа не смог.
-Надо же! Еще одна видящая и помнящая, — удивился он и немедленно пригласил нас в гости.
И показалось мне, что хотел Наргол что-то добавить, но заставил себя молчать. И мелькнул в его сияющих глазах призрак древней и страшной боли. Нестерпимой, запредельной боли. Мелькнул и исчез опять.
Он провел рукой перед собой и раскрылось Ничто. За ним мы увидели яркий, молодой, чистый мир. Такой... добрый мир. Мы стояли на скале, открытые всем ветрам, внизу лежала долина между двух рек, текущих с гор. Несколько озер, затянутых пологом тумана, камыши по их берегам, лес вдали — темный, дремучий, древний, манящий... Поля, все в цветах, ручьи, перебирающие со звоном камешки, белые обла-ка в удивительно синем небе... И город. Деревянные домики, крытые лемехом, украшенные искусной резьбой, резные рамы окон, распахнутые настежь двери... И люди! Молодые, веселые, гостеприимные. С удивительными глазами: золотыми и изумрудными, нефритовыми и лазурными, цвета неба и цвета меда...
Вот таким предстал передо мной его дом.
-Прошу вас, друзья! — протянул руку Наргол. Перед нами легла облачная дорога.
-Идите смело! А я полечу. Мне редко удается летать в последнее время.
И плеснули черные крылья. Он спешил. Там, в этом городе, его ждала та, для которой он никогда не был только Тано.
По белой облачной дороге, мягко пружинящей под ногами, шли мы в этот сказочный город. Наргол летел впереди, выписывая пируэты и сальто, устраивая танцы в небе, и полет его сопровождала удивитель-ная музыка, льющаяся прямо с небес.
-Сайэ, Тано! — окликали его люди, улыбались, махали руками в знак приветствия.
Облака растаяли у порога одного из домов. Из него навстречу Нарголу выбежала девушка, маленькая, гибкая, похожая на стебелек. Весенний ветер ворошил ей роскошные серебристые волосы, водопадом опускавшиеся на плечи. Сияли ее огромные зеленые глаза... Губы шептали имя: "Мелькор".
Ты, знаешь, Мастер? Я их воспринимала обычными людьми. Поэтому я затеяла печь пирог, и мы с Элхэ ушли на кухню. А Оскильпа неспешно беседовал с хозяином.
-А как ты с отцом?
-Ладим. Он затеял новый проект, зовет меня... Заманчиво, интересно, но... проклятая память! Я помню все! И мне с Эрэ трудно разговаривать. Хотя, если подумать, я не могу предъявить ему никаких претензий! Никто не посвящает своих учеников во все и сразу! Я просто не предположил с самого начала, что он предоставил право решать нам. Всем нам. Если бы мы нашли общий язык тогда, все было бы иначе.
-Общаешься с братьями?
-Конечно! Феантури регулярно навещают меня. Я тоже наведываюсь к ним, но они ко мне загляды-вают чаще. Ниэнна не стала творить свою реальность. Манвэ только руками развел! Тулкас к ее совести воззвал. Йаванна обвинила ее в лени и пассивности... Перессорились, как малыши в детском саду! А Ниэнна, по-моему, замахнулась на что-то большее, чем простая новая реальность! Посмотрим... Брат никак себе про-стить не может то, что учинил когда-то. При встречах глаз поднять не может. Сам ведь уже мир творит! Загляни к нему, Асклепий! А то он сотворит не реальность, а мир покаяния.
А мы в это время говорили с его женой.
Я рассказала ей о нашем мире, о своей недолгой жизни, о нашей войне, о моих детях... Ты знаешь, Мастер? Она плакала, слушая меня. Она, прошедшая через тысячелетия, видевшая гибель всего своего народа своими глазами, умиравшая сотни раз и возвращавшаяся снова...
А она рассказала о себе, об Арте, об Лаан Гэлломэ и Аст Ахэ, о Нуменоре... Долог был ее рассказ. Горек и страшен он был. И теперь плакала я.
Знаешь, Мастер? Она счастлива, соединившись через десятки тысячелетий с тем, кого всегда любила. И, тем не менее, она несчастна. Он любит ее, но как-то по-своему. А она хочет ребенка, она хочет ласковых слов, она хочет чувствовать себя женой, а не просто возлюбленной... Очень странно! Творец, знающий и умеющий все, не умеет любить!
Не обижайся, Мастер! Я не хотела оскорбить твои чувства. Его любовь очень горькая, очень печаль-ная. И одинаково мучительная и для него и для той, кого он любит. Я так хотела бы ему помочь! Тогда я не понимала, что я могу сделать?"
Твати закончила рассказ. И Мастер преклонил колено перед Прошедшей Врата культа Анны.
-Прости меня, госпожа. Я был груб. Тебе открыто более, чем нам. Я прошу тебя повторить рассказ, чтобы мы смогли его записать!
Кэннэн Гэлиэ
Рэтрик исчез в недрах храма, увлекшись беседой с черными жрецами. Твати и Мавеле бродили по храму, по саду...
Мастер храма поручил жриц заботам мастера памяти храма, юноши лет двадцати, и удалился. Твати полдня просидела в храмовой библиотеке, вспомнив давнюю свою профессию. Здесь было, что почитать. Твати с благоговением касалась руками свитков многотысячелетней давности, хроник племен, давно забы-тых историками Та-Сета, сборников древней поэзии...
Мавеле откровенно скучала. Она, конечно, тоже любила читать. Еще больше она обожала слушать рассказы других. Но "шило в афедроне" мешало ей долго сидеть за книгами. Поэтому она нашла кушетку и улеглась спать. И не обратила внимания, как мастер памяти укрыл ее одеялом и осторожно сунул под голову подушку.
-У вас богатая библиотека! Жаль, что я не могу все это прочесть!
Мастер памяти понимающе кивнул.
-Мы могли бы скопировать часть библиотеки для вас, Прошедшая Врата. Если бы вы смогли задер-жаться у нас и выбрать то, что необходимо вам в первую очередь! Или пришлите кого-нибудь из ваших жриц, чтобы они направили нас.
Твати не смогла скрыть замешательства.
-Вы хотите подарить нам свои тайны? Это странно...
-Что вы, Прошедшая Врата? Знание может быть тайной только для непосвященных, если оно опасно. Вы — посвященная высшей ступени! От вас в нашей библиотеке тайн нет.
-А где есть? — быстро спросила Твати.
Юноша внезапно напрягся, но постарался скрыть это от Твати.
-Прошу прощения, Прошедшая Врата, но вы — видящая. Я не в праве отвечать на ваш вопрос.
Твати поняла все.
-Простите меня и вы, мастер памяти. Я не буду смотреть ваше будущее и не взгляну в ваше прошлое! Ваши выводы, ваши прогнозы останутся в тайне! Даю слово. — Твати с еле заметной насмешкой сменила тему разговора. — Кстати, если я не смогу посетить ваш храм снова, кого из моих жриц ты бы хотел видеть в своей библиотеке?
Жрицу позабавило смущение юноши. А она еще более смутила его, закончив свою мысль:
-Если Мавеле избавится от "шила в афедроне", я не стану возражать, если ваш храм пригласит именно ее.
И тут же ей стало стыдно.
"Все мы стервы. А я — стерва высшей ступени посвящения!" — охаяла себя мысленно Твати.
-Не обижайся, пожалуйста! И прости меня. Я не хотела задевать твои чувства...
-Вы видите?
-Нет. Я просто понимаю. У тебя же все на лице написано!
Юноша поколебался и все-таки спросил:
-Госпожа! Что вы посоветуете? Я все понимаю — это нелепо. Любовь с первого взгляда жреца тьмы к жрице богини истинной любви! Совсем девочке! Что мне делать, госпожа?
Твати испытующе посмотрела на юношу и задала встречный вопрос.
-Ответь мне честно, мастер памяти! Если я сейчас скажу тебе, что ты сошел с ума, что нелепо взрос-лому человеку любить одиннадцатилетнюю девчонку, особенно — жрицу иной веры, что это — тяжкий грех, что ты должен выкинуть эту дурь из головы, ты послушаешься моего совета?
Юноша медленно помотал головой и задумчиво бросил:
-Нет. — И повторил: — Нет!
Твати подарила ему лучшую из своих улыбок.
-Я думаю, что ответила на твой вопрос.
Мастер памяти не принял улыбки.
-Скажи мне, Прошедшая Врата, что будет?
И Твати неожиданно жестко завершила тему:
-Что я могу сказать тебе, жрец Мелькора? И что мне сказать себе? Я тоже люблю жреца иной веры, и он много старше меня! Кроме того, он — веррт! У кого мне спрашивать совета? И надо ли?
Юноша не ответил. Он подошел к окну, посмотрел на долину, расстилавшуюся внизу, на синее небо, на горы, чернеющие вокруг... И, не оборачиваясь, предложил:
-Пойдем в музей?
-Пойдем! — легко согласилась Твати. — Надо будить мою спящую красавицу.
И, подойдя к кушетке, где устроилась Мавеле, осторожно потрясла ее за плечо.
-Мавеле, просыпайся!
Девочка рывком соскочила с кушетки, толком даже не проснувшись.
-Ох! Ну и сны у вас тут снятся, мастер памяти! Помереть можно.
-Какой сон? — насторожился мастер памяти.
Девочка медленно покачала головой.
-Прости. Этого я никому не расскажу. Никогда! Но только я поняла — какой жестокой и безжалостной бывает Любовь! Столько крови не проливается даже от ненависти или жадности... Теперь я знаю — зачем я пришла в наш храм! Нас — всего девятнадцать. Но мы — не одиноки! И война, которая грядет, будет именно за Любовь! Она охватит весь континуум миров, все расы, богов и смертных. Но любым оружием — мечом и посохом мага, шпагой и повелением бога, стило и словом, мыслью и песней, бластером и автоматом Калашни-кова — мы будем сражаться за Любовь. Ибо она одна делает человека творцом. А, значит, дарует свободу!
Твати с изумлением глядела на Мавеле. А черный жрец прошептал ей на ухо:
-Нет, Твати! Она — не видящая. Просто она очень чувствительна к ... источнику знания, на котором воздвигнут наш храм. Не спрашивай ее, она не сможет объяснить... Сейчас она в глубоком трансе. Выведи ее из него и пойдем дальше. Вас ждет музей и его хозяин — мастер древности. А я вынужден попрощаться с вами. Спасибо тебе, Твати. И прости меня за непочтение, Прошедшая Врата!
