Кирису есть Кирису, я есть я. Нельзя до бесконечности лезть не в свое дело. Я должен работать, чтобы жить своей жизнью.
— Че-е?.. Что-что, диаметром три метра?..
Кирису скорчился от странного заказа.
— Сделаешь? Если да, затаскивай сюда. Разумеется, оплата, как положено, по получении.
?
Так.
В этом деле моя возможная роль исчерпана.
Мастер демонического мяча Синкер. Беспричинно бросивший бейсбол гениальный бьющий. Старое обещание не выполнено — разминулись. Цепь событий, что никак не может быть историей Исидзуэ Арики.
Спуск занавеса — роль аса команды Западного блока.
Третье лицо, что просто стояло рядом, только и может, что безответственно распалять игроков, дергаться и смотреть на историческую схватку.
Совершенно очевидно, что решимость и исход — дело участников. Как спортсмена ни поддерживай, ты, в конечном счете, за москитной сеткой; такая наша жизнь.
8/Sinker. (bottom)
?
Исидзуэ Арика сказал, что Синкер и сам не замечал регресса памяти. Это факт, но неточный. Ведь его память сама по себе уже развалилась больше полугода назад.
Год две тысячи третий, лето.
Как раз закончилась районная квалификация, и деятельность бейсбольных клубов подошла к небольшому перерыву. Игурума Казуми, как всегда, стоял на "холме" и в одиночестве тренировался в бросках.
Нет и следа недавних крученых мячей. До кэтчера мячи вообще не долетали, но он раз за разом пытался.
С тех пор как он по причине травмы локтя ушел с финала отборочных, прошло несколько недель. Не знавшие о внутриклубных трениях одноклассники думали, что он на реабилитации, но в глазах знавших факты одноклубников его действия были не иначе как соринкой в глазу.
Возможно, под "крышей" родителей Сэкуры Юмии дело рук членов клуба замяли. Школа озвучила это так: с точки зрения воспитания не дело для молодых людей с хорошим будущим иметь темные пятна в досье.
Эту историю не разгласят. Жертву побоев, Игуруму Казуми, умаслили тем, что доучат бесплатно.
Члены клуба, отделавшиеся чрезмерно легко, сами чувствовали, насколько велика справедливость всего этого, но сам Игурума не был заинтересован туманным грядущим. Важным для него было только одно — станет ли его собственная правая рука прежней.
Неизлечимое раздробление кости. Какой там камбэк в питчеры, с таким переломом трудно просто жить. Отмахиваясь от этого факта, он окунулся в тренировки с головой.
Члены клуба смеялись над неприятием Игурумы Казуми его проигрыша;
Игурума Казуми день за днем вставал на "холм" и день за днем продолжал бросать мяч, который теперь не летел дальше нескольких метров.
Вид старшеклассника, играющего сломанной рукой, у членов клуба вызывал только смех. Дурак, что ли, не знает понятия "сдаться"! — они продолжали издеваться над его жалкими бросками.
Что бы ни случилось, с любой точки зрения — восстановление Игурумы Казуми невозможно. Сам Казуми знал это лучше всех. От Синкера, что заставлял многих бьющих трепетать, не осталось и следа. Он понимал, что теперь проиграет и младшекласснику, но все равно бесконечно повторял тренировки.
Игурума Казуми был в психическом смысле одержим.
Причина заходить так далеко? У него была мечта, перед которой он никак не мог сдаться.
Зима, декабрь того же года.
Игурума Казуми, как всегда, закончил тренировку и уборку, которую младшие спихнули на него, и вернулся домой.
На следующий день он ворвался в класс, где занимался второклассник, капитан бейсбольного клуба Сэкура Юмия, и попытался учинить над ним расправу, но учитель его переубедил и отвел в так называемую комнату направления учеников.
Школа оценила психическое состояние Игурумы Казуми как "слегка" возбужденное, с чем направила его в полицейский участок Сикуры, где попросила помощи отдела юношеского воспитания. В тогдашнем протоколе отмечена крайняя степень психического расстройства парня.
Три дня спустя.
Выйдя из камеры предварительного заключения, Игурума Казуми выслушал решение об исключении из школы, под чем подписался. Домой он не возвращался, а был замечен примкнувшим к лицам неопределенного места жительства. В отделе юношеского воспитания же его записали в беглецы из дома и в этом качестве объявили в розыск, но ни один офицер не обнаружил и не задержал его.
Полгода спустя, июль две тысячи четвертого года.
Прошло целых шесть месяцев, и летняя жара как раз вступила в свои права, когда среди лиц без определенного места жительства обнаружился юноша, похожий на Игуруму Казуми.
Однако это всего лишь гипотеза. Неподтвержденная. Сознание этого юноши было нестабильным, и он был в таком состоянии, что не мог назвать собственного имени.
Бродяги в возрасте беспокоились за него и поддерживали его существование. Спрашивали, где его дом, а он отвечал, что не хочет вспоминать. Порой юноша с умоляющим видом неуверенно бормотал: "Простите, я бы хотел стать питчером".
И каждый раз бродяги отводили взгляды. Ведь правая рука юноши — даже им не хотелось смотреть — была выломана под неестественным углом.
Поводом послужил очень жалевший его бомж.
"Если так уж любишь бейсбол, тебе надо это видеть", — сказал он и отвел его к молодым людям, игравшим в недавно начавшую набирать обороты игру.
Разумеется, они не могут участвовать. Дозволено только просто стоять поодаль и смотреть.
Но, кажется, он все равно почувствовал что-то.
С тех пор юноша стал лениво смотреть на SVS, и понемногу к нему вернулась минимальная ментальная активность. В этой игре противостояли питчеры и бэттеры, группы которых собирались каждая в своем месте.
Питчеры избрали вотчиной промышленную полосу посреди холма Сикура и Нодзу. Многие здания из долгостроя внутри просторны, как супермаркеты, и не сильно загажены. По разным причинам — то ли строительство в них заморожено, то ли просто в какие-то дни там никого нет — они пустовали и неплохо подходили для тренировок питчеров.
Он проскальзывал на стройплощадки мимо взглядов всего собрания и мутно смотрел на их практику.
В его сердце гнездились восхищение и ностальгия. А еще — огненная боль.
Эмоции — электрические пульсации. Неизвестно, что именно вновь пробудило его когда-то разбитую психику, какой напор чувств позвал его помраченное сознание обратно.
Он сжимает уже недвижимой правой рукой мяч и все смотрит расслабленно, щурясь на летнем солнце, на питчеров-погодков. Словно спросонья смотрит кино в отрешенности — "к ним" мне не попасть. И вот однажды...
...Фух. Внезапно вернулась его старая память.
Такой же, как сейчас, летний полдень.
Он, совсем маленький, сжимая мяч, бежал долгой дорогой в гору.
Перед глазами — старенькая тележка с грузом, которую везет одна женщина.
Тонкая женщина. На тележке — арматура и брусья, подкинутые от щедрот городскими заводиками. Такое никак не может и не должна тащить одна женщина.
Мало-помалу женщина уставала. Уклон дороги был почти что горным. Асфальт, где не ездят машины. Со стороны подъема — пышная зелень. С другой стороны — вид сверху на рощами торчащие дома.
...Женщина упорно волочит тележку. Она отвезет этот груз на другой завод, что за холмом, и продаст там за не самые маленькие деньги.
Все так неприглядно и смешно. Эта женщина не имела возможности зарабатывать иначе, чем таким старомодным путем.
Кажется, маленьким он помогал ей. Только и думая поиграть, он недовольно становится позади тележки. Ему хотелось выкинуть это все и пойти играть, но женщина одна не может тащить тележку. Он подавляет недовольство и толкает. Мяч в его руке — минимальное волеизъявление.
Но в конечном счете их сил не хватило.
Тележка остановилась посреди холма, как вкопанная, и они ничего не могли больше сделать. Как нищенство застряло на обочине. Автомобилей нет. Сдвинуть не получается. Да и если бы кто-то проехал, вряд ли бы протянулась рука помощи. Захотелось взять и сбежать, но тележка заемная, и ее даже бросить нельзя.
Слишком тяжелое, жестокое лето.
Среди мира, сияющего под солнцем, они распластались грязным черным пятном. Таким ничтожным ему себя еще никогда не приходилось чувствовать.
Синее-синее небо над головой холодно.
Летние лучи солнца палят макушку.
Уже не зная, как дальше быть, он почти заплакал.
Он понимает, его дом беден. Он понимает, женщине в работе необходимо помогать.
И все же это было уже слишком. В заношенной одежде, таскают всякую дрянь, прохожие ржут. Так жалко и уныло, он почти сорвался в злобе на невезение.
Но до этого он видел нечто по-настоящему тяжелое.
— А...
Точно!.. — вернулось ускользавшее сознание.
Он был беден. Он был обижен.
Та ерунда, о которой он в тот момент думал, бессчетное количество раз поднимала его дух; вот и теперь она дала ему силы воспрять снова.
— Ух. Ты — тот самый малец?
— Ага...
И вот он вспомнил, каким был.
Перед ним — мужчина средних лет, в шляпе. За окном веселятся питчеры. Совсем не похожий на прошлого, вообще незнакомый, дьявол заговорил:
— Ты хочешь к ним?.. Так давай. Прошлый раз получилось не очень. Не то чтобы я в возмещение ущерба, конечно...
О том, что взамен на нечто важное для него он исполнит его желание.
— Но, может, не стоит? Это не то, что тогда, на этот раз все по правде. Если отобьют — ты на самом деле умрешь. Ставка меняется. И если отобьют — конец, и прервать поединок ты не сможешь. Коли устраивает...
С доброй улыбкой дьявол говорит.
"За эту мечту стоит разменять жизнь?" — спрашивает он.
В давно усохшей правой руке собирается сила.
Снова. Он сможет бросать мяч снова — а если так, то какая разница, что это за тип? И Игурума Казуми кивнул.
Стоит ли поставить на кон все?.. А то. С того дня его мечтой было посвятить этому жизнь.
Начало игры.
Мужчина в шляпе сделал его одержимым демоном.
Для него, и так имевшего пораженный орган, оказалось не так долго сформировать как его, так и новообразование.
...С другой же стороны — может, в расплату за то, что так долго не тренировался, — его правая рука и половина прилегающего тела жестоко выгорела. Можно сказать, осложнения от воскрешения конечности. В результате он надел худи, укрывая тело и правую руку, и стал инкогнито.
— Дальше только уладить подготовку. Ну да. Ты хотел к этим вот...
Мужчина заговорил с группой питчеров, собравшихся на стройке. А он смотрит на происходящее издалека.
— Ну что... Если возьмете в компанию его, я исполню ваши...
Театральный голос.
Несколько помрачневших молодых людей, а также взглянувший на него, сидящего на развалине, и затаивший дыхание Сэкура Юмия.
Может, в голосе мужчины было что-то гипнотическое? Собравшиеся там питчеры в конце концов закивали... Он вдруг попытался вспомнить. Семь лет назад. Два мальчика, кивнувших в ответ на слова мужчины, — смотрел ли на них их друг таким же холодным взглядом?
Питчеры — с легкостью, подыгрывая шутке, а Сэкура Юмия — с неприятием смотрящего издали юноши в худи заключили с мужчиной контракт.
Странность появилась, не прошло и часа.
Наверное, он был особенным. Как сказал мужчина, поначалу все, не зараженные синдромом А, ведут себя неадекватно. Игурума Казуми не был зараженным, но уже был чем-то одержим. Поэтому он преобразился в сравнительно адекватной форме.
Когда молодежь стала жаловаться на сильную боль от изменений в теле, внезапно один из них укусил соседнего питчера. Как в фильме про зомби.
Тут же двое питчеров упали, все еще цапаясь, кусая, убивая друг друга. Безумие передалось остальным, которые стали устраивать такие же сцены с индивидуальными отличиями.
Может, было бы легче быть вместе с ними, но Сэкура Юмия остался не у дел. Как первый очнувшийся от кошмара. Здесь здравый ум — грех. Среди безумия самый простой и легкий путь выжить — облечься в еще большее безумие.
Если одержимость иллюзией — причина выживания, то Сэкура Юмия в целом был слишком усталым. Давай дружить! — брызгая кровью, его атаковали тени былых друзей, но Сэкура дал им отпор со слезами на глазах. Вылетающими из левой руки мячами он дал четверым питчерам по головам, сходил с ума, а когда очнулся, то уже бил товарищей битой как попало.
Аплодисменты с эхом. Весь покрытый кровью, в себя приходит ас-питчер.
— Превосходно. Я думал помочь ему, проредить ряды. А ведь и ты достаточно предрасположен. Совсем не то, что раньше, когда одни промахи... Вот наконец-то и последние дни этого города.
Мужчина нахваливает Сэкуру Юмию, Игурума Казуми же слышит повтор такой привычной подтасовки призов.
Отобьют — смерть. Отойдешь от схватки — смерть. Теперь, одержимый демоном, он не знает другого пути выжить, кроме победы. Сэкура Юмия взвыл, мол, ты не так нам говорил, и бросился на мужчину в шляпе. Прекращая это безобразие, из руки Игурумы Казуми вылетает крученый на скорости в сто сорок километров в час.
— Ч-что ты...
Голос Сэкуры Юмии дрожит, он оборачивается. Перед ним — глаза питчера, обдающие холодом из-под капюшона.
— Ты достал... Если не будешь бросать, дай мне номерной и вали.
Сэкура Юмия знает, кто этот питчер в худи. Знает и то, что скрюбол, вылетевший сейчас из его правой руки, говорит о возвращении его былой силы. "Убьет. Останусь здесь, он точно меня убьет", — говорила интуиция, и Сэкура Юмия, прикрывая странно искаженную левую руку, сбежал.
Брошенный, словно с желанием разнести, серебряный сотовый телефон. На нем номер аса, он — держава величайшего питчера. В этом городе нет никого, кто больше него подошел бы на это звание.
— Я тут сам приберусь. Чего уж там, достаточно отнести на соседний завод, и можно спрятать их так, что никто не найдет. Ты можешь пользоваться всем этим бейсбольным инвентарем. Теперь он тебе пригодится для мести, а?
Мести? Он недоуменно наклоняет голову.
Он не до конца восстановился. Свое имя он вспомнил лишь тогда, когда взялся за мяч в роли питчера.
— Запомни: твой выключатель — гнев.
Он уходит из долгостроя. В спину несется обычнейший, невыразительный голос мужчины:
— Даже если сейчас это неявно, когда проявится — не подавишь... Ты вспомнишь однажды, малец. Твой гнев направлен не на кого-то конкретно. Это — злоба на невнятное, лишенное формы общество.
Напоследок он спросил имя мужчины.
Долетевшее в ответ слово было еще более распространенным, чем черты его лица, самым обычнейшим именем.
Он — Игурума Казуми — начал сезон мести еще через несколько дней. Все еще не вспомнив своего имени, слонялся по городу, а как только заметил юношу, что когда-то ломал ему локоть, — родился Синкер.
?
В дикой тридцативосьмиградусной жаре.
В этот день он снова проснулся от пронизывающего мороза.
Убийство за убийством. Один к одному собранные телефоны — в беспорядочном парке среди деревьев. Сжигающее тело солнце середины лета и бесцеремонно вопящий, создавая эхо, раздражающий телефонный звонок.
