Глубокой ночью, тихонечко дыша, в своей постели под теплым одеялом Фиалка, не ведая проблем как обычно крепко спала. Он проник в ее комнату через окно. Свою броню, довольно громоздкую чтобы не пугать ее, чтобы для нее все казалось сном, он прикрыл небольшим черным плащ-накидкой, свисающим от плеч до пояса, капюшон которого скрыл его лицо. Небольшой плащ нелепо немного прикрыл его грубую стальную броню. Шатуна он отправил в крепкий беспробудный сон, теперь даже не касаясь, просто на расстоянии протянул руку и велел собаке крепко заснуть. Теперь, наконец-то он полноценный и состоявшийся остался с ней один на один. В этой темной комнате больше ничто ее от него не ограждало. Он подошел к кровати и тихонько ее коснулся, она недовольно перевернулась на другой бок, он снова столкнулся со своей холодной пустотой. Снова убедился, что он не живой. Понимая, что не сможет понять ее ценность и красоту, ведя себя крайне неразумно, почти как человек, движимый чем-то не совсем осознанным он просто не мог развернуться и уйти. Поэтому продолжал этот бессмысленный спектакль. Он аккуратно ввел ей в шею дурманящий сознание наркотик. 'Селина' — отойдя от постели, тихо позвал он ее из темноты. Поднявшись в постели, она не понимала что происходит. В ее глазах все плыло, все казалось нечетким как очередной ночной сон. 'Я здесь' — донесся из темноты его голос. Она, немного испугавшись, замерла сидя в постели. В этом суровом низком голосе она не разобрала родные нотки. Протерев глаза, она разглядела темный силуэт, стоящий у открытого окна.
— Не бойся. Здесь нет ничего страшного, — сказал он.
— Кто ты? — замерев на месте от легкого испуга, тихонько шепотом спросила она.
— Думаю важнее не кто, а где. Где мы сейчас, по-твоему?
— Не знаю, — она огляделась. В ее глазах все плыло и расплывалось, окружающая темнота переливалась, будто потоки чернил. — В моей комнате. Но... все как-то странно...
— Как странно? — интересовался он, в ее присутствии стараясь говорить как можно мягче, нежнее, аккуратнее, будто боясь вспугнуть.
— Не знаю. Странно и необычно, будто это сон.
— Это и есть сон, обычный ночной сон.
— Ну а тогда кто ты? — под воздействием дурманящего сознание препарата легкий начальный испуг быстро выветривался и она постепенно расслаблялась.
— Не знаю. Это у тебя нужно спросить. Ведь это твой сон.
— А это случайно не страшный сон?
— Нет не страшный, а как раз наоборот. Один из тех снов, что после еще долгие годы вспоминаются приятно. Тем более. Чего боятся во сне, зная, что это сон? Ничего плохого здесь случиться не может. В любом случае все закончится утром, под теплым одеялом, когда солнце разгонит ночную темноту.
— Ну, тогда я тоже не знаю кто ты. Ведь я тебя не вижу, — свыкнувшись с тем, что это сон, спокойно зевнув, потянувшись, она еще раз протерла глаза. Решив встать, в наркотическом дурмане плохо управляя собой, будто пьяная, пока все кружилось в ее голове, босыми ногами она встала на ковер. Спустя секунды, все в ее глазах смешавшееся в кашу снова обрело черты. Он тихо подошел к ней и проникающий через окно свет уличных ночных фонарей, осветил его. Под черным капюшоном, голова накрыта стальным шлемом, верхняя часть лица скрыта черной маской. Он видел себя существом новым и не хотел, чтобы глядя на него окружающие видели его прообраз, поэтому и скрыл лицо. Вернее сделал себе новое лицо, скрыв его под черной маской, ставшей частью его внешнего облика, в котором ничего не должно остаться от Рурхана. Она замерла, не зная, что сказать, растерянно хлопая глазами, он чтобы ее успокоить опустился перед ней на колени. Несмотря на свою силу, мощь и полную свободу, вопреки всякой логике, здравому смыслу он приклонялся перед этой хрупкой девчонкой испуганно замершей перед ним в одной ночнушке. В чем был смысл этого, зачем он это делал, он не мог разумно объяснить себе. Его просто тянуло в эту комнату, с самого начала что-то неразумное необъяснимое толкало его к этому шагу.
— Ты какой-то страшноватый... — разглядев его, вновь замерев в легком испуге, тихонько сказала она.
— Страшноватый? Но это только внешне. Главное это что внутри — ведь ты сама так говоришь? Внутри я совершенно не опасен. Я твой неизвестный лучший друг. Для тебя, для вас — я дружелюбный и безобидный, — встав с колен, он подошел к ней вплотную. Почти голая, в одной легкой ночнушке держащейся лишь одной бретелькой за плечо, босиком она, не дыша замерла в его приближении. При попытке посмотреть на нее глазами Рурхана что-то дрогнуло внутри него. Какое-то фантомное осадочное ощущение встрепенулось в его внутренней пустоте, захотелось коснуться ее, вопреки пониманию невозможности попытаться еще раз почувствовать аромат и тепло. Насладиться ею, как и его прообраз. — Внутри я твой лучший друг.
— Ну, тогда ладно друг из сна! — вдруг неожиданно она подарила ему поцелуй. Она заулыбалась, ожила и вновь стала глупой беззаботной Фиалкой. — Извини, что испугалась тебя!
Он обнял ее за талью. На его губах осталось что-то приятное оставленное ее нежностью. Вот она в его объятиях, рядом с ним, но ничего не изменилось. Случилось то страшное, чего он можно сказать боялся. Это был единственный для него страх в этом мире. Он еще раз почувствовал пустоту в своей душе, столкнулся со своей внутренней неполноценностью. Несмотря на какой-то внутренний порыв, искреннее желание почувствовать ее, ощутить то приятное что заполняло Рурхана в подобные моменты, на его душе ничего не дернулось, внутри он был пуст. Он не Рурхан, он вообще не отвечает критериям живого существа, он не способен чувствовать а, следовательно, жить и в своей неполноценности он еще раз убедился. Это как, имея крылья прыгнуть с обрыва, в надежде взлететь, но вместо своей цели в небесах расшибиться о камни внизу. В очередной раз, потерпев неудачу пытаясь почувствовать себя живым, он должен был бы по идее разозлиться, почувствовать хотя бы гнев. Но даже гнева не было. Он не способен чувствовать, быть живым как бы не пытался. Он осознавал ее ценность и значимость, но почувствовать ее не мог, это было в какой-то мере больно. А она теплая и сладкая просто улыбалась, проводя рукой по его маске.
— Ты похож на моего любимого, — пролепетала она.
— Как скажешь. Ведь это твой сон. Я лишь плод твоего воображения, — не чувствуя гнева, не чувствуя ничего вообще, несмотря на внутреннюю катастрофу он продолжал отыгрывать эту сцену.
— А зачем ты пришел?
— Чтобы помочь вам. Защитить вас от надвигающейся опасности.
— Ты получается ангел хранитель?
— Как ты скажешь.
— А что мы будем делать? — сказала она, покинув его объятия. От действия препарата в ее глазах все плыло, в наркотическом дурмане ей хотелось двигаться, веселиться. Она закружилась, наблюдая, как комната вокруг нее растворилась, и она погрузилась в переливающееся облако, сияющее разными цветами. Ей это нравилось, она хихикала, кружась все сильнее.
— Пойдем, погуляем, — наблюдая за ней, предложил он. Ему понравилось просто на нее смотреть, просто изучать, наблюдать ее поведение, ее легкость, беззаботность. Это тоже что-то остаточное, что пришло от Рурхана, ведь он был его продолжением. Однако улыбки на его лице это не вызывало. Внутри он все также оставался холодным.
Взяв ее на руки, он подошел к открытому окну. Он аккуратно усадил ее на подоконник. 'Не бойся это всего лишь сон. Здесь нечего бояться', — успокоил он ее, когда она посмотрела вниз. Четырьмя этажами ниже сияла ночными фонарями пустая улица. Глядя в его знакомые, родные глаза она улыбнулась, дав ночному ветру растрепать себе волосы. Он оттолкнулся от стены, за его спиной раскрылись огромные черные неподвижные крылья. С огромными крыльями за спиной он завис в воздухе в нескольких метрах от нее, сидящей свесив ноги из открытого окна. В ее глазах все плыло, все происходящее воспринималось очередным нечетким сном. Даже его крылатую фигуру, зависшую в ночном мраке в паре метрах, она не могла четко разглядеть.
Оценив его во всей красе, поаплодировав ему, хихикая, она потянула к нему руки, требуя, чтобы он взял ее полетать с собой. Он взял ее на руки и, оттолкнувшись от подоконника ее окна, взмыл с ней в воздух. Его огромные крылья не двигались, они просто бездвижно висели за спиной. Крылья как воздушные шары, как некие полости, были заполнены чем-то, что делало его невесомым, давало ему возможность парить, зависать в воздухе. Чтобы перемещаться по воздуху с раскрытыми крыльями за спиной ему приходилось отталкиваться от чего то, порой даже от самой воздушной массы. Взмыв к вершине ее дома, он оттолкнулся от крыши, и они понеслись над ночным городом. Она, аккуратно удерживаемая в его руках, то пищала, то хихикала, все крепче и крепче прижимаясь к нему. Отталкиваясь от крыш домов, несколько раз взмыв выше облаков, к самой луне на километры над землей, оставив от Армидеи лишь маленькую точку и после, резко спикировав вниз заставив ее пищать, он носил ее над всем городом. Их небесную прогулку он закончил, приземлившись на вершину городской часовни — стоящей в центральной части города высокой башне на вершине с часами с четырех сторон.
Она никогда не забиралась так высоко. Весь город отсюда был как на ладони. Одурманивающий ее разум препарат также притуплял ее чувства холода и боли. Босиком в одной ночнушке летая над городом она не чувствовала холода летней ночи, наоборот ей было тепло и весело. Город внизу сиял огнями. Она подошла к краю, чтобы лучше все рассмотреть. Небеса в эту ночь были прекрасны. Помимо сияния звезд и полной луны небеса заполнил парад планет спутников. Помимо уже знакомых на небеса лениво выполз Планем — довольно крупный планета спутник, дальний как темно-зеленый Саптайн, но только черный, сожженный, будто кусок угля, с серебрящимися в свете луны прожилками льда. Пока она большими от удивления глазами любовалась видом ночного города под прекрасными лунными небесами, а ее сердце от возбуждения казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, он, оставив ее одну, остался за ее спиной в темноте.
— Иди сюда! — подозвала она его. Он тихо подошел и приобнял ее сзади. Ее сердце замерло от сильных крепких рук обхвативших талью, для нее это было необычным ощущением после мягких всегда ласковых объятий Рурхана. Не сводя глаз с ночного города, она благодарно ласкала щекотными поглаживаниями Нахирона, положившего голову ей на плечо.
— Если бы он осознавал, что имеет, — вздохнул Нахирон, не поднимая голову с ее плеча. — Селина, к сожалению, наша прогулка подходит к концу. Времени у нас совсем не осталось. Надвигается Тьма, — заставил он ее обернуться. — Я остался защитить вас и, похоже, пришло время. Ведь я, — несмотря на отсутствие эмоций, он улыбнулся, — ваш ангел хранитель. Пришло время, возможность мне оправдать свое появление, — едва он успел договорить, как город огласил звук тревожной сирены. Где-то вдалеке за городскими кварталами, за отделяющей город от военной зоны внутренней из трех оборонительных стен, раздался сильный грохот, будто что-то взорвалось. Откуда-то из-за стены с территории военных гарнизонов в небо устремились клубы черного дыма. Во всех домах и помещениях города все окна и двери с жутким грохотом начали задвигаться мощными железными ставнями. Город перешел на военное положение. — Он вырвался, — констатировал Нахирон глядя в сторону отделенных стеной военных гарнизонов, с территории которых в небо поднимался столб дыма.
— Кто вырвался? — встревожено крикнула она, пытаясь быть громче оглашающей город тревожной сирены. На мгновение сирена, предупреждающая об опасности, смолкла, чтобы своим воем с новой силой взорваться вновь. И в это мгновение город огласил чудовищный свирепый вой, получив ответ на свой вопрос, она испуганно прижалась к нему.
— Чудовище, опасность, беда, Тьма о которой я тебе пытался сказать. Теперь мне нужно идти, я должен сделать все, чтобы защитить тебя. Защитить вас всех. Да и тебе пора в кроватку. Сирена огласила город, на улицах никого быть не должно.
— Так ведь это же всего лишь сон!
— Разумеется красавица, для тебя это всего лишь сон. Я для тебя всего лишь мимолетное ночное видение. Но этому сну пришел конец. Если вовремя не проснуться этот сон станет страшным. Пришло время нам расстаться, — договорив, он снова опустился перед ней на колени. — Я долго размышлял по поводу своего дальнейшего существования. Я принял решение, что если выживу и избавлю вас от чудовища — я уйду. Покину вас, потому как по-другому не могу. Как бы я не хотел остаться рядом с тобой и всю жизнь хранить только тебя, я не могу. Я получился не умеющим чувствовать, не способным любить. Я физически не способен остаться среди вас. Поэтому я прошу. Знаю что для тебя это просто больной бред, но для меня это важно. Прошу тебя запомни этот сон, не забывай эту нашу встречу. Отпечаток в твоей памяти, пусть даже как мимолетного ночного видения — это единственное что может принести смысл в мое несостоявшееся существование.
— Хорошо, как скажешь, — растерянно поморгав глазами, ответила она, после улыбнувшись, погладив его лицо укрытое маской, как бы пытаясь его успокоить.
Он принес ее к окну ее комнаты. Тяжелую стальную пластину на время военной тревоги задвинувшую ее окно он заранее отодвинул силой своей мысли. Она перебралась на ту сторону подоконника, он остался за окном парить в воздухе.
— Все, возвращайся в постель, как следует, укройся и закрой глаза. Этот сон закончится, только если ты уснешь, — паря в воздухе по ту строну ее окна, говорил он.
— Прощай незнакомец из сна! — облокотившись на подоконник, она на прощание еще раз чмокнула его. Он, оттолкнувшись от стены, растворился в океане ночи. Селина как послушная девочка вернулась в свою кровать, закуталась в одеяло и не заметила, как погрузилась в настоящий яркий красочный сон. Железная пластина задвинула ее окно, завывание тревожной сирены оглашающей город, осталось по ту сторону, ее комнату заполнила тишина.
Разогнав по домам всех гуляющих ночью горожан, сирена успокоилась, все вокруг погрузилось в зловещую тишину. Окна и двери всех домов задвинулись стальными ставнями, улицы опустели, город приготовился к удару. Только солдаты — поднятые по тревоге пограничники группами прочесывали город, убеждаясь в том, что никого нет на улицах, что никому не нужна помощь. Где-то там, на окраине города за первой из трех оборонительных стен, на территории военных гарнизонов пылал пожар, в небо поднимались столбы черного дыма. Обретшее свободу чудовище уже причинило городу первый ущерб. Монстр все еще где-то там, среди огня, дыма и тел убитых им солдат.
Нахирон чтобы не быть замеченным прочесывающими город солдатами спрятался в тени под карнизом, на вершине одной из высоток в центре города. Перед ним возвышалась Башня Фросрея. В поле невесомости этого грандиозного детского аттракциона одиноко парили различной формы каменные глыбы, имитирующие собой астероиды, облака сладкой ваты, в ночи сияли сладкие леденцы, имитирующие звезды. Возможно, впервые эта громадная магическая карусель была пуста. Внезапно поле невесомости с грохотом заполнилось пламенем несущимся потоком снизу-вверх, все парящие в нем объекты, огромные имитации астероидов, включая крышу покрывая столб этого лишенного гравитации пространства парящую где-то высоко в небе, все разом сгорело и осыпалось пеплом. Поле невесомости исчезло, в центре некогда величайшего магического аттракциона для детей осталась только осыпаемая пеплом небольшая башня — апартаменты мага. Такое со своим творением мог сделать только создатель. Уничтожение Башни Фросрея для Нахирона стало знаком. Он скинул с себя черный плащ, которым для разговора с ней он немного прикрыл свою броню. В темноте закутка под карнизом крыши его уникальный внешний облик было не разглядеть. Больше не нужный черный плащ подхваченный ветром полетел вниз с крыши высокого здания. 'Подожди', — едва успел он сделать шаг к краю крыши, раздался богоподобный голос откуда-то из ночных небес. Понятно, это был Дух.
