— Я не стану с вами разговаривать.
— Станете. Куда вы денетесь?
— С чего это? — Насторожился он.
— Ну, по крайней мере, если вам не безразлична судьба своей деревни и своей семьи.
— Вы мне угрожаете? — Нахмурился он.
— Угрожаю? Нет, что вы! Вы не правильно меня поняли. Вам же известно, что барон умер, и умер от магии? Кто знает, кто станет следующей целью этого НЕИЗВЕСТНОГО убийцы? Вдруг это будет ваша семья? Я просто говорю, что это в ваших интересах — сотрудничать со следствием.
— Тьфу. — Плюнул он мне под ноги. — Заходи... те... — Когда мы уселись за крепкий, толстый, деревянный стол на кухне, он стал буравить меня взглядом. — Чего вам надо?
— Как и говорила: всего пара вопросов. Начнем с чего-нибудь простого. Скажите, а у вас остались связи в преступном мире?
— Нет. Я уже тридцать восемь лет из деревни не выезжал, так что понятия не имею где сейчас мои старые знакомые и живы ли они. А новых знакомых нет: эта местность не слишком популярна у разбойников: слишком мало деревень, и все они слишком большие.
— Ясно. Тогда другой вопрос. Сколько раз в месяц покойный барон забирал девушек из деревни? — Да, вопросы ничем не связаны, но именно так и надо: если задавать вопросы на одну тему, то собеседник может придумать линию поведения и ответов, а если вопросы совсем случайны, то заметить ложь гораздо проще.
— Один, иногда — два. Девушки сами вызывались, а то я бы устроил этой мрази кровавую баню... Их приносили на следующий день всех избитых и без сознания.
— Хм? Он что, имел... Нестандартные вкусы?
— Садистом он был. И сынок его весь в папашу.
— Да? А можно поподробнее?
— А чего подробнее? Недоноску этому девочка одна приглянулась, вот ее и таскают иногда "поиграть"... Под стражей...
— Что-то у вас тут совсем беспредел творится. Не пробовали жаловаться в город?
— Почта тут не проходит, а те, кто отправился в город лично пожаловаться, не вернулись. — Интересная картина вырисовывается...
— А что за девочка-то? Она тоже сама вызывается?
— Девочка... Да внучка это. Внучка нашей травницы. То есть бывшей травницы, земля ей пухом. И да, она тоже вызывалась. Молли старалась ее спрятать, но после того, как охрана избила старуху, она сама стала выходить. Тьфу, уроды! Ладно еще обычные девки, в жизни всякое бывает, но зачем ребенка-то так мучить? Хотел я этому "барону" голову открутить, да мужики меня каждый раз останавливали.
— То есть вы не скрываете, что хотели убить барона?
— Хм! Я прямо говорю, что убил бы эту тварь. Как узнал, что он старуху сжег, так и решил его прикончить. — Так вот, зачем он мужиков отговорил от восстания: сам хотел с бароном покончить. Тогда это будет убийством, а не мятежом, и пострадает только он. — Да только опередил меня кто-то. А недоноска и убивать незачем.
— Почему?
— Его и так убьют, без моей помощи. — Он тоже понимает, что баронесса не оставит ребенка в живых. Правильно мыслит.
— А где я могу найти эту внучку травницы и как ее зовут?
— Зовут ее Элис, а где найти не знаю. С тех пор, как старуху сожгли, никто девочку не видел. Наверное ее с Молли заодно... — На этом месте я услышала довольно громкий треск, а посмотрев на источник звука, я увидела как староста отламывает угол стола. А стол-то добротный, толстый...
— Скажите, а какую часть урожая вы отдаете барону? — Снова сменила я тему разговора. В принципе я узнала, что хотела: если староста не является гениальным актером, то он никого не убивал. Да и возможности у него не было: история про отсутствие контактов звучит правдоподобно. Осталось только уточнить несколько моментов для разговора с баронессой.
— Ну как? Узнала что-нибудь? — Спросила я Лиз, когда встретилась с ней на подходе к особняку. Сейчас девушка выглядела гораздо лучше, чем утром, хотя все еще было заметно, что ее что-то тревожит.
— Да, узнала. — Кивнула она. — Этот священик как раз хотел смыться из деревни: я застала его за сбором вещей.
— Вот как? И с чего это ему бежать?
— Просто никакой это не священник. — Пожала Лиз плечами. — Просто притворяется.
— А как ты узнала?
— Просто пообещала сообщить церкви о произошедшем, он сам все и рассказал. — Ну в принципе все правильно: в Империи у церкви не очень сильные позиции и если окажется, что священник провоцирует казнь законопослушной гражданки Империи, то это пошатнет и так не слишком крепкие позиции церкви. И чтобы этого не произошло, они наверняка направят сюда своих инквизиторов, а эти ребята не шутят: узнают, что какой-то хмырь изображает из себя священника и вряд ли о нем кто-нибудь еще услышит. — Умолял меня никому не говорить, уверял, что не хотел таких радикальных действий. Говорит, что просто хотел, чтобы барон наказал старуху, может выпорол, но никак не убивал.
— А почему он вообще так обозлился на травницу?
— А она отказалась вылечить его.
— Вылечить?
— Ага. — Тут Лиз улыбнулась. первый раз за день. — Он — импотент, а старуха заявила, что не будет помогать обманщику. Вот он и решил отомстить.
— Ясно. А что у него за конфликт был с бароном?
— А, это... Просто лже-священник решил вразумить барона, объяснить, что он перегибает палку, а тот в ответ заявил, что в священнике недостаточно веры, и что он не собирается терпеть рядом с собой того, кто не понимает опасности истинного зла внутри черной души проклятой чернокнижницы.
— Так и сказал? — Поразилась я.
— Ага. — Барону этому книги надо писать... Было. Ну чтож, еще один кандидат отпадает: в случае этого священника, смерть барона наоборот опасна, поскольку привлечет гораздо больше внимания, нежели смерть какой-то старухи. Получается, что за смертью барона стоит баронесса? Ну, посмотрим, получится ли выбить из нее признание: сейчас как раз время для обеда, вот и поговорим по душам.
— Добрый день. — Поздоровалась я с баронессой, присаживаясь за стол и осматривая то, чем нас будут кормить. Ничего так обед, разнообразно.
— Добрый. — Кивнула она в ответ. — А я смотрю вы даже отдохнуть не хотите: с самого утра повсюду ходите.
— Что поделать? Чем быстрее выполним задание, тем быстрее сможем отдохнуть.
— И то верно. Скажите, а вы не знаете, где начальник моей охраны?
— Понятия не имею. — Спокойно пожала я плечами.
— Но ведь он был с вами?
— Нет. Он не был с нами. Он следил за нами. Большая разница. С чего это мы должны следить за каким-то охранником? Я ему не нянька.
— Ясно. — Нахмурилась она. — Знаете, что, госпожа Юки? Пожалуй я не нуждаюсь в ваших услугах. Я и сама справлюсь с поиском убийцы своего мужа. — Ну чего-то такого я и ждала.
— Нет. — Просто ответила я, откусывая кусок от куринной ноги.
— Я сказала, что больше не нуждаюсь в ваших услугах. — Повторила она.
— А я сказала, что не принимаю от вас приказов.
— Я — ваша нанимательница!
— Нет. Вы наняли Академию, а Академия послала нас. До тех пор, пока я не получу приказ от Академии об отмене задания, я не уйду.
— В таком случае я оповещу Академию об отмене задания.
— Милости просим. Правда, ваш артефакт связи сломан.
— Как сломан?!
— Ну я сегодня утром хотела связаться с Академией, да не вышло. Сломан он оказался.
— Вы... — А она не дура, быстро смекнула.
— Мы что?
— Что вам надо?
— О, совсем немного: всего лишь правду о том, кто убил барона. Хотя, честно говоря, тут много чего еще творится.
— Что вы имеете в виду?
— Вы прекрасно знаете, что я имею в виду. — Сообщила я, закидывая в рот вареную морковку. — Хотя бы взять последнее происшествие: могу я узнать по какому праву вы казнили деревенскую травницу? Если мне не изменяет память, лишить свободного человека жизни имеет право только имперский судья. Могу я посмотреть на приказ, подписанный одним из них?
— ... — Баронесса молчала, хмуро ковыряя вилкой свой салат.
— Не можете. Ну... Без приказа судьи ваш поступок — не более, чем убийство, а убийства у нас в стране сурово караются.
— Это была даже не крестьянка! Просто какая-то старуха! — Попыталась было возразить баронесса.
— И что? Мы все подчиняемся императору и его законам, а закон гласит, что дворяне и аристократы, имеющие владения с крестьянами, имеют ограниченное судебное право, позволяющее наказывать крестьян. Однако наказания ограничены материальным взысканием: никто, кроме имперского судьи не имеет права приговорить гражданина Империи к телесным наказаниям или смерти. Или же вы недовольны законами Империи и решили создать свои собственные?
— Нет, что вы! — Тут же пошла на попятную баронесса. Ну конечно, если бы она согласилась, то это значило мятеж.
— А раз так, то по какому праву вы казнили старуху?
— Я к этому не причастна, а мой муж в последние годы стал слишком религиозным и слишком близко воспринимал слова священнослужителей.
— Удобное оправдание, не так ли? Свалить все на покойного мужа. Но к вашему сожалению, любой прокурор докажет вашу причастность к убийству: вы все-таки жена, и даже не попытались его остановить? — Баронесса начала бледнеть. — Вот-вот. Но если бы это происшествие было единственной проблемой, так нет! Напомните-ка мне, баронесса, каков максимальный налог, который дворянин может потребовать со своих крестьян?
— Пятьдесят пять процентов.
— Имено. В таком случае, почему ваши кресатьяне отдают более восьмидесяти процентов своего урожая? И не говорите мне, что это акт доброй воли, не поверю.
— ... — Молчит.
— Но и это не все! Насколько мне известно, ваш муж не гнушался силой забирать себе девушек из деревни. Ну-ка, моя память, напомни мне когда в Империи было отменено право первой ночи? Ах да, около полутора тысяч лет назад. Тск, тск, тск. — Покачала я головой. — Нехорошо ваш муженек поступал, нехорошо. Эти его действия подходят под описание изнасилование. А если вспомнить, что девушки возвращались избитыми, то еще и причинение тяжких телесных повреждений.
— ...
— Но знаете, что? И это не весь список ваших грехов: что вы скажите насчет Элис? Да, девочка, которая понравилась этому мелкому недоноску: это уже подходит под определение педофилии. Вспомним еще, что барон не позволял крестьянам добраться до города, и получаем полный набор: убийство, изнасилование, причинение тяжких телесных повреждений, педофилия, экономические преступления. Впечатляющий набор, не так ли? Из этого списка можно заключить, что барон либо провоцировал восстание крестьян, либо решил стать нелегальным рабовладельцем. Честно говоря я не понимаю, почему вы вообще подали заявку в Академию?
— А я ничего не подавала. — Буркнула баронесса. Не подавала? Но кто тогда... Ай да староста, ай да сукин сын! Как ловко использовал эту ситуацию! Уважаю.
— Неважно: двух убийств, одно из которых — убийство ребенка, Империя не простит. Им понадобится козел отпущения, и кто же им будет?
— О чем вы говорите? Никто девочку не убивал!
— Вот как? Тогда почему ее никто не видел с момента смерти старухи?
— Она пыталась спасти эту травницу, но не получилось: ее скрутила охрана, а потом мой муж приказал бросить ее в темницу.
— Вот как? — Так вот значит о какой "игрушке" говорил мелкий недоносок при нашей встрече... — И где она сейчас?
— Все там же — в темнице.
— Прекрасно. Добавим к списку жестокое обращение с детьми. Проводите нас к ней.
— Прислуга проводит. Я, с вашего позволения останусь здесь.
— Лиз, пригляди за присутствующими. Никто не должен покинуть особняк. Я пойду заберу девочку.
— Поняла. — Кивнула Лиз и использовала какое-то заклинание из школы люмена. Пожав плечами, я поднялась на ноги и пошла вслед за одним из охранников, показывающим дорогу.
Сначала мы спустились на тот уровень, где хранилось тело барона, а потом охранник открыл какую-то неприметную дверь, за которой находилась лестница вниз. На этот раз мы спускались гораздо дольше. М-да, надежная тут темница. И оттуда прямо несет эманациями боли и страданий. Самое то, для меня. Я про себя улыбнулась, и продолжила спускаться, вот только улыбка долго не продержалась: уже на половине спуска я почувствовала что-то не правильное. Сначала я не понимала, что происходит, но спустившись еще немного, моя защита от проклятий вдруг начала вытягивать из меня энергию! Я немедленно остановилась и гораздо более внимательно осмотрелась. Ого! Нет, лично меня никто не проклинает, но вот стены этой лестницы прямо на глазах, медленно покрывались проклятием. Выглядело это... Неприятно: какие-то темно-багровые тонкие щупальца, медленно ползущие по стенам вверх. Уж не знаю, что это за проклятие, но направлено оно было именно на дом. Хммм... Вот и нашли убийцу...
— Идем. — Приказала я недоуменно смотрящему на меня охраннику. Ну да, я тут уже несколько минут стою и пялюсь на голую стену.
Минуту спустя лестница наконец закончилась и мы вышли в темный, холодный и влажный коридор. Каменные стены были покрыты мхом, на полу кое-где виднелись лужи... Неприятное местечко. И завершали картину полуржавые решетки, закрывающие пустые, каменные камеры. Вернее, большинство из них были пустыми. Но в одной я действительно увидела молодую, лет семь-восемь девочку. Вроде как у нее действительно была смуглая кожа, но, в то же время, ребенок был настолько грязным, что это мог быть просто слой грязи. Да и кроме грязи видок у нее был что надо. Девочка была полностью обнажена, и я прекрасно видела множество ран, покрывающих все ее тело. Огромные синяки, борозды, как от плетей, просто ссадины. Запястья девушки охватывали железные наручники, прикованные к стене у нее над головой. Из-под наручников слабо текла кровь, на на нескольких пальцах у нее не хватало ногтей. Сейчас она безвольно сидела на каменном полу камеры с опущенной головой и не двигалась. Но она была жива. О да, она была еще как жива! Я-то видела не только то, что видно обычным глазом: в магическом зрении девочка являлась центром этого непонятного проклятия: именно от нее во все стороны распространялись эти щупальца, и тут из-за них даже пол разглядеть было нельзя. Да к тому же, я физически ощущала волны ненависти, исходящие от нее, а ведь для любого темного мага подобные эмоции — дополнительный источник энергии.
— Открой — Приказала я своему сопровождающему, и тот молча открыл передо мной скрипящую дверь в камеру. Я прошла внутрь и присела перед девочкой. Та даже не пошевелилась. То ли не осталось сил, то ли ей уже все равно. — Скажи. — Я наклонилась к ее уху. — Ты хочешь... отомстить?
— ... — После моего вопроса она наконец пошевелилась и с явным трудом приподняла голову, взглянув на меня. Вот ведь! Когда я увидела ее глаза, то чуть не отшатнулась: точно такой же взгляд я вижу по утрам в зеркале, просто я привыкла прятать эту ненависть, что навсегда поселилась в моей душе, а вот Элис ничего прятать не собиралась. Да к тому же, как только она на меня взглянула, то я почувствовала, что моя защита от проклятий попросту распадается! Ничего себе, талант! Кхм, то есть пора бы заканчивать с этими гляделками: не думаю, что мне грозит что-то серьезное, но и слабые проклятия могут быть весьма неприятными. К счастью, долго ждать не пришлось, и посмотрев на меня пару секунд, девочка натужно кивнула. Немного магии, и ее кандалы распались на две части, освобождая руки Элис. Как я и думала, на ее запястьях почти не осталось кожи: долго ее здесь держат. Сами руки тем временем безвольно упали на пол, и судя по сосредоточенному лицу девочки, она сейчас пыталась заставить их двигаться.