Кое в чем Анна Морозова угадала — и племянник был дико зол на нее. Ему действительно очень нравилась Софья. Умная, яркая, сильная девочка, с удивительным характером и любовью к брату. И Ваня был бы счастлив, обрати Соня на него внимание как на парня, а не как на друга. Нет, пока говорить об этом было рано, но...
Кто тебе, сплетнице гнусной, разрешил в святое грязными лапами лезть!?
* * *
Анна поняла все сразу, наткнувшись на ненавидящие взгляды, как на мечи. Занервничала, дернулась назад... куда там.
— Объяснишься, тетушка?
Царевич брезгливо, как дохлую крысу, приподнял письмо за кончик. Анна явно задергалась.
— Ты о чем, Алешенька.
— А вот об этом. Думать надо, кому и что писать!
— Не писала я! То враги подбросили!
— Конечно... и они ж тебе предложили написать, что я Соню хочу вместо Марфы за Корибута выдать?
— Не было в письме такого!
Алексей хищно улыбнулся. Ловушка была из самых простых, но Анна Морозова и так выдающимся умом не отличалась, тем более спросонок.
— А все остальное — было? Ну и какого черта, тетушка?
Аввакум благочестиво перекрестился, но царевича одергивать не спешил. Анна заметалась, бросила взгляд влево, наткнулась на двух старших царевен, покосилась вправо, но там сверкала глазами Софья, протопоп Аввакум сжимал крест с таким видом, словно собирался его вразумляюще приложить к доносчице — и женщина пошла на прорыв.
— А что я — неправду написала?! Блуд у вас тут! Разврат, Содом и Гоморра! И к геенне огненной вы все катитесь, еще и души детские невинные за собой тянете!
— Ну да, на улице-то они куда как поближе к вратам райским были, — проворчала себе под нос Софья. Протопоп положил ей руку на плечо.
— Не злись, юница. Придет твое время.
Софья бросила на него внимательный взгляд. Умный мужчина, ничего не скажешь.
— Да неужто? — Алексей Алексеевич прищурился. — с каких это пор законный брак блудом стал?
— Был бы законный — не был бы тайный...
— Иногда не все объявлять надобно, — усмехнулась царевна Анна. — Да не тебе меня и судить. Сказывали мне служанки, как ты к Воину притереться пыталась!
— И на Стенечку косилась! — рыкнула Татьяна. — Моя б воля — я бы тебе сейчас косы-то проредила, гадюке!
— А потому слушай мое решение, — царевич был спокоен. — сейчас вещи пойдешь собирать, а с рассветом уедешь в монастырь. Посидишь там, помолишься...
— Нет!!!
— А будешь упорствовать — свяжем и силой повезем. Как умом скорбную, — прогудел Аввакум.
— Батюшка, и вы! Заступитесь, нельзя же так!
Анна если и не рухнула перед Аввакумом на колени — то только потому, что была серьезная опасность получить в лоб от Софьи. Царевна сжимала кулачки так, что намерения ее были любому ясны.
— А доносить на родных да близких — лучше? Лжу писать, неблагодарностью на доброту их отвечать? — Аввакум был и сам не лучше. Его мечта тоже могла бы рухнуть из-за сварливой бабы, так как к ней относиться? Тут никакого благочиния не хватит!
— Да на какую доброту! Никому я тут не нужная.... — Анна некрасиво распялила рот, словно собираясь рыдать.
— А что ты сделала, чтобы нужной быть? — Татьяна шагнула вперед, сестра ее едва удержала, чтобы царевна не кинулась на противницу. — ты хоть кому что доброе сделала? Чем помочь решила? Нет, ты целыми днями здесь змеей шныряла, разнюхивала да ужалить примерялась! Мерзавка неблагодарная!
Уж кто-кто, а Татьяна имела право на подобные слова. Она-то оказалась тут в положении той же Анны. А потом — поди-ка! Девочек учить рисованию начала, втянулась, интересно ей стало, себя нашла, любимого нашла... просто надо было идти вперед, а не в себе замыкаться да врагов искать.
Ну а ежели нет — так и не обессудь.
Анна Морозова все-таки упала на колени и взвыла волчицей.
Жизнь была кончена. Монастырь — это же хуже смерти! Ни мужа, ни детей, ни-че-го...
Только вот сочувствия она не дождалась ни от кого из присутствующих.
Потом было многое. Поспешные сборы служанками всего ее барахла. Рыдания и истерика Анны, прекращенная путем выливания воды на повинную голову. Утешающие речи протопопа.
Ну и перед рассветом — отправка кареты.
Одним словом — поспать никому этой ночью не удалось.
Софья проводила взглядом карету — и лично подожгла то самое письмо. Посмотрела, как горит плотная бумага, довольно усмехнулась. Может быть, рукописи и не горят. Но к доносам это точно не относится! Прощайте, Анна Морозова!
* * *
— Сонюшка, сестричка моя любимая! Век тебя помнить буду!
Тщеславной Софья никогда не была, но благодарности от Марфы ей были весьма и весьма приятны. А то нет?
Сколько им пришлось преодолеть — подумать страшно! Как вопили бояре, как сверкали глазами, как ругались...
Пытались ругаться.
Сильно-то не выходило, знаете ли.
Милославские во всем поддерживали царя, а значит и все, кто за ними стоял — тоже. Им-то выгодно было, что их семя и на чужбине прорастет. Фортуна у фаворитов такая — сегодня лежишь, а завтра бежишь. И бежать, случись что, лучше не в неизвестность, а под крылышко к племяннице.
Бояре, конечно, пытались поднять лай. Но призрак Матвеева, незримо витающий над их головами, (хоть после смерти послужил) сыграл свою роль.
Когда понимаешь, что заговор-то был... одним словом — все Матвеевские выкормыши примолкли и не отсвечивали, а на остальных хватило и грозного царского рыка: 'Заговор учинить вздумали? Царя учить?!'.
Да, рычать пришлось не единожды, но в массе своей бояре оказались напуганы и не знали чего ждать.
Церковники тоже попытались поторговаться, вопя, что жених-то не православный!!! Но тут их быстро окоротил патриарх. Иоасаф был не лучшим человеком, но отлично понимал необходимость примирения. А этим крикунам дай волю! На лоскутки все раздерут, чтобы себе носки пошить!
Так что...
Соловецкого монастыря на всех хватит.
Тут же, кстати, выступил и протопоп Аввакум, который одобрил сей брак. И заметил, что на земле православной в своей вере разобраться не можем, а на чужую киваем. Это вообще всем церковникам не понравилось, но крыть было нечем. Новые святые книги, переработанные а-ля грек, оказались камнем, брошенным в воду — и круги шли такие, что захлебнуться недолго.
Подводя итоги — единодушия ни у кого не было, потом-то решение и удалось продавить. И конечно, кандидатуру самой Марфы. Царь еще колебался между ней и Евдокией, но когда поставил девушек рядом, когда спрашивать начал... вот тут царевна Ирина стояла и обтекала, поскольку видно было, что не тянет Дуня супротив сестры.
А Софья скромно гордилась собой.
Она всю эту аферу затеяла, она начала готовить из раскормленной девчонки — красавицу и умницу, она преуспела... Если Корибут не падет к ногам невесты — Софья готова была съесть шапку Мономаха со всеми ее украшениями.
А то ж!
Темные волосы заплетены в толстенную, с руку — косу. Синие глаза сияют, на щеках такой румянец, что киноварь отдыхает, на розовых губах улыбка — красавица! И слова иного нет!
Это еще ежели не знать, что под длинным платьем скрывается сильное гибкое тело с такими формами... там одна грудь размера четвертого! И ноги чуть не от ушей! А в комплекте к тому — полный курс гаремной науки от Лейлы.
Марфа хоть и пищала, что стыдно это, но получила по ушам и больше не выступала. Стыдно?
Это когда от мужа дурную болезнь подхватишь, которую он от светской проститутки подцепил. Вот где стыд-то! А когда знаешь, как мужу, да и себе приятное сделать... да что тут плохого? Это ж не для всех и не перед всеми!
С такой постановкой вопроса Марфа согласилась. И училась не за страх, а за совесть. Софья только поражалась. Освоить польский за полгода?
Пусть не идеально, пусть коряво и кое-как, но освоила ведь! Дальше дело разговорной практики!
И польский посол, Марциан Огинский, между прочим не абы кто — великий канцлер и та еще акула хищная. Князь, богач, хищник, изрядно погревший руки на Андрусовском договоре... зато как на невесту смотрит?
Пусть и под легким покровом, больше напоминающим драгоценную кружевную вуаль, Марфа была безумно хороша. Особенно сейчас, когда волновалась, получала последние наставления...
Софья обняла старшую сестру покрепче.
— Если что надобно — пиши. Наша ты, хоть куда замуж выйди!
Марфа кивнула, крепко поцеловала сестру в последний раз и принялась прощаться с остальными. Потом она выйдет из терема, потом уже ее будут благословлять и патриарх, и отец... потом. Все потом.
Софья вытерла слезинку.
Привязываешься ведь...
Скоро, очень скоро свадебный поезд двинется по Руси православной. Бог в помощь, Марфуша!
Софья промокнула вторую слезинку — и почувствовала теплую ручку, коснувшуюся плеча.
— Грустно, Сонюшка?
Любава оказалась именно там, где надо.
— Грустно. Ты-то скоро замуж пойдешь? А, государыня мачеха?
Скажи Софья это чуть другим тоном — и вышла бы брань. Но Любовь отлично поняла девочку. В голосе ее смешивалась грусть по уехавшей сестре — и ожидание чего-то нового. И легкая насмешка. Мачеха...
Кому другому разве что. А перед Софьей она всегда стоять будет, как в первый день. Когда царевна осмотрела критически заплаканную девчонка, вздохнула — и кивнула служанкам. Распорядилась вымыть, одеть, накормить, учиться пристроить... как давно это было?
Когда-то было: 'эй ты, Любка, поворачивайся, живо!!!'. А сейчас — 'государыня Любава, не изволите ли...'. Разница...
— Ты же знаешь, мы по осени...
— Знаю. Уже и подарок готовлю, — Софья улыбалась. — Рада я, что у тебя все хорошо. И Алёша за отца рад.
— А я как счастлива, Сонюшка! Я словно на цветущем лугу оказалась!
— Вот не забывай только, что гадюки тут шипят и ползают, ага?
— Да уж... ко мне уже служанок своих приставить пытались, твоих оттереть... наших.
— Вот именно. Наших. Не забывай об этом.
— Сонюшка, а что ты с Дуняшей делать хочешь?
— Я?
— Не скромничай, ладно? Я-то тебя знаю...
Софья пожала плечами. Действительно, идея ее, озвучка Алексея Алексеевича, разрешение Алексея Михайловича — и опять ее исполнение.
— У нее есть серьезный недостаток. Она считает, что все ей должно в руки даться просто потому, что она царевна. А так не бывает. Марфуша вот с утра до вечера училась, чуть ли не ночью по-польски говорила, а эта... Замуж здесь ее не выдашь — от греха. Замуж там... опозорит всю страну ведь!
— А ежели Грузия, Картли, Кахети...
— Ираклий? Так он пока от Нарышкиной не отошел. Отец о ней ничего не говорит?
— Говорит... редко очень. Ежели к слову приходится, упоминает, что для него это как омут был. Затянуло и не отпускало. А потом, со мной он в себя пришел...
— Да, вовремя спохватились.
— Думаешь, привораживала его Наташка? Али опаивала чем?
Софья хотела было пожать плечами, но потом решила промолчать вообще. Так многозначительнее. Это она не верит ни в птичий крик, ни в сглаз, ни в порчу. Но остальные-то такой незашоренностью не страдают! Время такое!
Любаша получила нужный ей намек и принялась рассказывать, что есть на Москве шептуха. Говорят, очень сильная, что угодно отчитать может. Ежели понадобится — она бы, конечно, к ней сходила, только вот боязно...
Софья особенно не слышала.
Хороша ты, Любаша. И наша, что тоже хорошо. Я могу тебя понять, ты из моей команды, поэтому я внимательна. Но думала она сейчас о другом.
Будут ли у вас с отцом дети?
Какие?
Сколько?
В той реальности, которую она оставила, у Натальи Нарышкиной родился сын Петр. Кто будет в этой?
Как будет в этой?
Как бы ни было — вперед!
И река времени опять потекла вдаль, неся свои волны.
* * *
Письма от Марфы пришли одним пакетом.
Да-да, письма, именно так, во множественном числе.
По привычке, девушка вела чуть ли не дневник на разных языках, описывая все, что встретилось ей за день, то или иное событие...
Потом листки складывались конвертиком — и клались в специальную шкатулочку. На нем ставилась дата, письмецо запечатывалось сургучом, прикладывался перстенек... Уже потом все они были отправлены Софье.
Девочка читала — и словно воочию видела Краков.
Старый, красивый, каменный...
Вавельский замок, Петропавловский костел, Ягеллонский университет, памятник дракону, Рыночная площадь, Мариацкий костел — и вечно обрывающий мелодию трубач.
Каково там сейчас?
Софья вздохнула.
В той жизни она не раз бывала в Кракове. В той, не в этой. Здесь не прыгнешь в кресло верного мерседеса Макса, не промчишься с ветерком, а уж о том, что пересечь на машине всю Европу из края в край — и не мечтай. Хотя когда-то она могла это сделать.
Могла...
А сейчас в Краков въезжала Марфа — и ее встречал молодой король.
Сестра писала, что король вполне симпатичный. Неглупый, не злой, конечно, портрет его улучшил, но не сильно.
А еще — что лекарей тут нормальных днем с огнем не сыскать и повитух — тоже. Не то, что инструменты — руки никто мыть не приучен. Явропа-с... Так что ежели Сонюшка знает травников...
Сонюшка знала. Просто не могла решить — что им выгоднее?
Королева Речи Посполитой Марфа — или регент и вдова короля Марфа? Решила пока подождать.
Травники — это хорошо, надо правда подыскать туда кого-никого, чтобы у молодой четы проблем с наследниками не было. А уж потом...
Возможны варианты. Аконит в компоте еще никому здоровья не улучшал, факт!
Жестоко?
Так политика доброты и не признает.
Марфе, которую все уже называли Марией, город понравился. И в то же время...
На Москве много чего из дерева. А тут то камень, то халупы, неясно из чего слепленные. И люди такие же разные. Богаты дворяне и ужасны нищие.
На Руси не так, ой, не так. Все чуждое, незнакомое...
Плюс вера иная...
Марфа, впрочем, кивала, улыбалась и со всем соглашалась, отлично оставаясь в глубине души православной. Она и детей своих так же воспитает. А то и окрестит втайне.
Конечно, русских там сейчас не любили. Ну и что?
В лицо гадости Марфе говорить никто не осмеливался. А за спиной... пошипят — успокоятся. Тем более, что приехавшие с царевной русские дуэлей не понимали, а по-простому били в морды. А то что за развлечение — острой железякой друг в друга тыкать? Нет уж! Нахамил — получи по-простому. А уж потом, ежели встанешь...
Михайло опять же, весьма задир не одобрял. Ему мир с Русью нужен был, как воздух, на него Османы зубы точили. И ежели что сорвется по вине горячих голов... да пусть эта шляхта сама удавится! А не то он поможет!
И опять же, Марфа отлично научилась быть беспомощной. Глазками хлопала наивно, вид имела самый несчастный и убедительный... ну и у какого мужчины поднимется рука на женщину, которая нуждается в помощи?
Не бывало таких!
Крохотными шажками Марфа завоевывала двор, начав с канцлера, с которым сильно сдружилась по дороге. А уж когда ей кланялся сам Огинский... кто посмеет ему выразить свое порицание?
До конца своей она никогда там не станет. Но построить местный зверинец ей вполне по силам.
