— Музейный хлам, значит, как сказал Виллам... Ларец с какой-то штукой... Какой-то ярко сияющий булыжник в руке воина... А мозаика-то собирается — задумчиво произнес Евгений, вставая.
Хотя вокруг не было лучей солнечного света, сейчас у него было кое-что лучшее, чем даже свет солнца, кусочек собственных воспоминаний, который проливал свет на то, как именно он сюда попал.
— Евклид?
— Да, Женекерс.
На губах мага заиграла улыбка. Естественная человеческая улыбка. Большая редкость для того, кто был лишен чувства юмора на сотни лет.
— Окей, Евклид. Приготовь завтрак...
Пока Евклид исполнял приказ, Евгений прокрутил в памяти тот диалог, который почему-то ему вспомнился. Раньше он почему-то он не предавал ему такого значения.
“— ..Ты ж не машина.
— В этом то и вся сложность игры. К сожалению, я не машина в нашем понимании этого слова.”
— Вот урод, — беззлобно произнес Евгений, стиснув зубы, — из всех моих самых сумасшедших желаний эта выгребная яма выбрала именно это.
“ Что меня пугает? То, что ты обычно прав в таких вещах... Ты говоришь все правильно, рационально, хоть возьми и подпишись под каждым словом. Ты прав во всем и, в тоже самое время, это как-то… неправильно. Не могу сказать почему, но это меня пугает.”
— Да, Сашка, — тихо произнес Евгений, вспоминая слова друга, — ты не поверишь, насколько ты был прав. Но если раньше я был так “прав” в мелочах, то теперь очень и очень по-крупному.
Пока Евгений завтракал, он прокручивал в голове недавние события и понимал, что за эти дни ему предстоит сделать очень и очень многое. Дурень, именующий себя Женекерсом, даже не подумал о том, что Евгению захочется пообщаться с теми немногими друзьями, что у него остались. Конечно, это можно устроить, но потом. Сначала же надо было решить все самые срочные дела.
Евгений позвал Евклида и, пока ел, потребовал от него помочь составить список задач. Сейчас он не хотел напрягаться и запоминать все, а бумаги и письменных принадлежностей в хозяйстве у Евклида не было. Без протеза, с одной только рукой и без прямой связи со своими творениями, Евгений даже текст и то набирал бы крайне медленно. Хорошо хоть Евклид отлично понимал устную речь.
Закончив трапезу, Евгений двинулся в столовую, где сейчас находился Лиерки. Поговорить по душам с учителем ему очень и очень хотелось. Попутно он отметил, что еда хоть и была здоровой и сбалансированной, вкус овощного рагу, который готовила автоматика, был способен вогнать любого, даже самого неприхотливого в еде, человека в глубочайшую депрессию.
Лиерки сидел и с отсутствующим взглядом ел. Появление Женекерса не вызвало в нем каких-то бурных эмоций.
— Здравствуй, учитель, — поздоровался Евгений, сев рядом. Когда он получил свою силу, он еще не знал, что Лиерки окажется предателем.
— Добрый день, — равнодушно ответил тот.
— Проснись, я знаю, что ты сохранил больше от себя старого, чем остальные. Вот только, почему?
— Наверное, потому, что я был силен, — не менее равнодушно ответил тот. Но сейчас в голосе проскользнул сарказм.
— Уже лучше. Рассказывай, как докатился до такой жизни? Не следишь за собой, борода как веник торчит. И это в то время, когда к твоим услугам Евклид, лучший брадобрей во всем королевстве.
— Благодарю, Женекерс, — отозвался Евклид.
— Какая разница? — равнодушно ответил тот, — чего тебе от меня надо? Опять вспомнить, про то, как я ненавидел тебя и хранительницу? Или просто поиздеваться над стариком?
— Ненавидел? Серьезно? — удивился Евгений, — Со стариной Стеклянным этот трюк может и прокатит, но не со мной. Я тебя оставил охранять Илейн, когда побежал к колодцу, у тебя были сотни шансов обездвижить ее, выдать ее местоположение, но ты этого не сделал. И даже Илейн не увидела малейшей вероятности того, что ты ее предашь.
— Я принял это решение намного позже.
— Не клеится твоя сказка, учитель — опять покачал головой Евгений, — Кто-то подпустил кочевников нам под брюхо. Если ты был чертовски хорошим агентом в нашем тылу, то, спрашивается, как ты скрывался от взора хранительницы? И едва ли у тебя была бы какая-то побрякушка, скрывавшая тебя, иначе бы Илейн увидела бы, что твое будущее от нее как-то подозрительно скрыто. Но Это все ерунда. Если вспомнить другое, вспомнить, как ты не отвернулся от меня, когда стало понятно, что маг из меня, как из дерьма пуля. Подбадривал в трудную минуту, продолжал выкапывать из недр библиотеки такие древние талмуды, что у меня глаза на лоб лезли. Ты был, черт подери, другом и дорожил этой дружбой и мной. Иначе, зачем тебе прятать от меня заклинанник некромантов, который, неведомо как, осел в сантаринской библиотеке?
— Для того, чтобы ты не получил в свои руки какой-то силы, а так и оставался ничтожной тенью за юбкой Илейнии?
— Или потому, что ты знал, что эта дрянь, если пройти посвящение выворачивает мозги наизнанку и превращает человека в настоящего психа. А я тогда был не в лучшем душевном здравии. Потому-то ты и решил убрать от меня опасную игрушку подальше. Так все же, почему?
— Ты этого не узнаешь, Женекерс. Или Женя. Не суть. Ты будешь биться об эту загадку вечность, потому что единственный, кто знал правду — выжег ее из своего мозга навсегда. Осталась только ненависть, которую больше ничего не прикрывает, и которую не убьет даже принесенная тебе мною клятва.
— Это печально, Лиерки, это очень печально. Ладно, не буду мешать, у меня еще очень много дел, как и у тебя. Приятного аппетита.
Евгений поймал себя на мысли, что это было издевательством с его стороны. Еда хоть и была максимально полезной для организма, вкусной такую диету назвать язык не поворачивался. Хорошо еще, что у Евклида хватило ума выбрать из всего того, чем он мог накормить Артелайл, когда она тут гостила, все самое вкусненькое.
Подвластные Женекерсу слуги расходились по рабочим местам, а Евгений глазел на них, и никак не мог себе представить, что они все фактически его рабы. Шаманы степняков, пособники Лиерки подосланные к нему убийцы, или просто приговоренные к смерти, обладавшие магическим даром. Они ходили здесь, словно призраки, готовые безмолвно выполнить любую его прихоть.
Евгений никогда в жизни не гнался за властью, потому сейчас, нежданно получив ее и ощутив в полной мере, чувствовал себя весьма странно. Первым желанием его было освободить их, но клятва кроу не знала обратного хода.
Евгений внезапно остановился. Из-за поворота показалась стройная фигура в серой робе. Одна из его слуг, которую он прекрасно помнил. Лилия была чаровницей. Так когда-то звали женщин, обладавших очень редким даром. Притягательная, как свет свечи для мотылька, и такая же опасная. Одним лишь прикосновением она могла подчинить себе навсегда человека. Когда-то давно, во времена, о которых уже все забыли, чаровниц обучали в храмах Иллюны, и они становились судьями. Тех, кто совершил тяжкие преступления и умышленно запутывал следствие, приговаривали к "прикосновению", после которого они становились рабами чаровниц. Не такими, как те, кто принесли клятву кроу. Прикосновение не уродовало сознание, не лишало сил и чувств и ничего не даровало, кроме душевного покоя и покорности. Каждая чаровница могла держать под своим контролем лишь нескольких человек, и не могла очаровать еще одного человека, покуда все очарованные ею были живы.
Жизнь очарованных, впрочем, была недолгой. Они умирали часто и нелепо, но всегда со слезами радости на глазах, считая, что наконец-то над ними свершилось правосудие и они чисты перед Иллюной. Была у силы и оборотная сторона, ибо чаровница не могла провести ночи с мужчиной, не очаровав его, что приносило им много горя и слез.
Эту страшную силу использовали во благо, пока такая возможность была. Но со временем, женщин с даром рождалось все меньше, и, в конце концов, они окончательно ушли с лица этой земли, став очередной полузабытой сказкой.
Лилия была когда-то одной из последних, и от ее уважаемых предшественниц ее отличало то, что она была убийцей. Ее сил хватало удержать лишь одного человека, но этого ей более чем хватало.
Евгений помнил, когда впервые увидел ее. Как сердце вздрогнуло от ее неземной, как ему показалось, красоты, затмившей в его голове на мгновение даже образ Илейнии. И как против этого, внезапно, взбунтовался разум. Даже не имея своей чудовищной силы, Евгений всегда считал, что все это сказки о том, что сердцу нельзя приказывать. Можно, если знать подход и не действовать грубо.
Ему тогда повезло, чаровница охотилась не за ним, а с ним лишь решила пару минут пофлиртовать, потому так и осталась ярким, и, в тоже время, странным воспоминанием в его прошлом. Спустя годы, когда он получил свою силу, чаровница пришла вновь, но на этот раз за его головой. В итоге навсегда сама стала слугой повелителя песков.
Женекерс тогда с интересом отметил, что не видит в ее внешности ничего, что могло бы его заинтересовать. Нежное прикосновение ее тонкой руки, наделенной силой чаровницы, которое люди сравнивали с поцелуем самой Иллюны, было лишь неуместным, не имевшим смысла прикосновением. Тем не менее, от него почему-то в дальних воспоминаниях Женекерса внезапно возникли редкие ошибки, которые были исправлены за считанные секунды. До силы Гвивеллы ей было далеко, против него она не имела даже малейшего шанса.
Женщина увидела, что повелитель смотрит на нее и послушно остановилась.
— Вам требуется моя помощь? — ровным, ничего не выражающим голосом, спросила она.
Когда-то этот голос показался Евгению бархатным, от звуков которого по спине бежали приятные мурашки, словно бы тот самый факт, что с ним говорило это прекрасное существо, был уже наградой за какой-то подвиг, достойный легенд, не меньше. Куда все это теперь делось из ее голоса?
Нет, голос был по-прежнему красив, но из слов ушли все интонации, сделав его совершенно серым, ничего не выражающим.
Впрочем, внешность чаровницы тоже изменилась. Некогда длинные, роскошные светлые волосы, спускавшиеся рекой почти до колен, были теперь коротко острижены. Длинные волосы требовали слишком много времени на уход, а при работе с тончайшим стеклом, летящие с них частички пыли мешали работе. Они были нерациональной тратой времени и ресурсов. Брить налысо своих слуг Женекерс не решился, так как в своих воспоминаниях нашел, что когда-то считал выбритых налысо людей, особенно женщин, жутко страшными и уродливыми. Короткая стрижка — это был еще один компромисс, между тем, что помнил Женекерс о прошлой жизни, и тем, что было наиболее рационально.
Глаза, некогда изумрудные, теперь были серыми, без малейшего намека на былой цвет. Евгений задержал взгляд на глазах, но так и не нашел в них следа того изумруда. Невольно вспомнилось, как его поразило то, как много в этом мире было зеленоглазых людей. Рыжие волосы, зеленые глаза, такое редкое для дома сочетание, и в тоже время — самый типичный портрет девушки королевства. Разве что присущая таким людям бледность кожи и веснушки тут не встречались практически никогда.
Четыре сотни лет никак не сказались на Лилии, время словно застыло для нее, как оно послушно застыло для Женекерса, как оно послушно замерло для всех остальных его слуг. Лицо, как и раньше, было ровным, без единого изъяна, разве что теперь черты лица не были подчеркнуты какой либо косметикой и были лишены той выразительности. Здесь она была ей без надобности.
А вот серое одеяние из паучьего шелка смотрелось на ее складной фигуре неожиданно красиво, подчеркивая изгибы тела. Когда-то давно она была хорошо тренированной убийцей, двигавшейся с поразительной грацией и гибкостью. Это она сохранила и сейчас в полной мере. Ее воспоминания и рефлексы изначально помогли обучать червей и других существ армии Женкерса, предназначенных для ближнего боя, двигаться с такой же грацией и смертоносностью.
Она просто стояла рядом и ждала, пока Евгений ответит ей. Ответа она не дождалась спустя даже минуту. Слишком многие воспоминания всплыли в голове Евгения при одном только взгляде на нее.
— Вы временно лишились сил, — утвердительно произнесла Лилия, — возможно на Вас действуют остатки моей силы чаровницы.
— Да, скорее всего, — наконец заставил себя ответить Евгений, — хотя, скорее всего, ты просто очень красива.
Уже сказав комплемент, в голову Евгения запоздало пришла мысль, что она едва ли поймет эту вежливость и сможет ее корректно интерпретировать. У его слуг с этим были проблемы даже большие, чем у него самого.
— Наверное, четыре сотни лет, — тут внезапно ее голос изменился, став вновь таким же ласковым и бархатным, каким Евгений его помнил, когда услышал впервые — это очень долгий срок, ты был один так долго. Не стесняйся, мне тоже было очень тоскливо одной. И мы можем это исправить.
Сказав это, бывшая чаровница сделала шаг вперед, оказавшись совсем близко к Евгению, обняла его и нежно поцеловала. То, что почувствовал Евгений, было просто неописуемо.
Его влекло к этой женщине, но в то же самое время он не позволял себе поддаться сиюминутному чувству. Наученный когда-то давно горьким опытом, он никогда не доверял чувствам, и это вошло у него в привычку, которая и сработала в очередной раз. Расчетливая машина, призванная решать сложные задачи, и романтичный парень, частенько идущий на поводу у чувств, как и в старые времена, схлестнулись в неравном бою.
Было здесь что-то неправильное. В какой-то момент он все же смог отрешиться от чувств и внезапно осознал происходящее.
Лилия произнесла первую часть предложения обычным своим голосом, а все остальное — было не более чем тщательно воспроизведенным фрагментом из ее воспоминаний. Точно так же, как не так давно Женекерс воспроизвел кусочек своих воспоминаний для Артелайл, чтобы успокоить ее, сейчас сделала для него Лилия, едва не одурачив. Должно быть, нашла в своих воспоминаниях похожее событие, хотя бы отдаленно похожий взгляд, после чего стала следовать тому, что вложила в нее клятва кроу: Она пыталась служить своему повелителю как могла.
— Не стоит, — Евгений отстранился, хотя это далось ему очень тяжело. Часть его почему-то искренне поверила в то, что Лилии было очень одиноко и тоскливо в этих стенах. Отчасти он даже почувствовал себя виноватым за все то, что причинил ей.
— Почему? Ты можешь делать со мной, все, что хочешь, я не имею права тебя подчинять, даже если бы могла, — голос опять обрел те самые бархатные нотки, которые так странно действовали на людей — Я помню, твой взгляд тогда, когда ты увидел меня впервые. Неужели ты не хочешь... Не сдерживай себя.
Евгений бы соврал, если бы сказал, что не задавался бы этим вопросом сам. Через пару дней он перестанет существовать, уступив место жуткой машине под именем Женекерс. Лилия была, есть и будет его слугой, и от того, что случится дальше, ничего не зависит, никто об этом не узнает.
— Скажи, то воспоминание, которое ты воспроизвела, когда сказала что тебе тоскливо. К какому периоду твоей жизни оно относилось?
