Тем временем к ощетинившимся пиками и алебардами портовым стражникам все ближе подходили толпы взбудораженных горожан. Пока они не были готовы кинуться на вооруженных солдат, но, похоже, в толпе находились организаторы и подстрекатели, не дававшие людям успокоиться и искусно их подзуживавшие. Оглянувшись на своих людей, я нахмурился: похоже, они были согласны со Спаре и Юхансоном.
— Вас ведь ждет шлюпка с вашего корабля, — продолжал тем временем Олле, — ну так и отправляйтесь туда. А когда мы наведем здесь порядок, то вернетесь и посчитаетесь со своими врагами.
— Нет, — упрямо замотал я головой, вытаскивая при этом шпагу из ножен, — я не побегу от взбунтовавшейся черни. Эй, ребята...
В этот момент толпа пришла в движение и грозно надвинулась на стражников, охранявших порт. Быстро прорвав жиденькую цепочку пикинеров, они кинулись в нашем направлении, размахивая кто дубьем, а кто и настоящими алебардами. Впрочем, все еще можно было исправить. Мои спутники, поняв неизбежность схватки, как это бывает с опытными в ратном деле людьми, сами собой становились плечом к плечу. Русские дворяне, встав в первую шеренгу, вытащили из ножен сабли, а мекленбуржцы за их спинами деловито подсыпали порох на полки ружей. К тому же к месту прорыва спешили вооруженные матросы с торговых кораблей, присланные их капитанами для защиты складов с товарами. Спаре и Юхансон, глядя на происходящее, тоже обнажили свои шпаги.
— Господа, вы всерьез хотели предложить мне бежать без боя? — почти весело спросил я шведов, и тут же скомандовал своим драгунам: — Пли!
Десяток кремней одновременно ударили по стальным крышкам полок, высекая искру. Как ни странно, не случилось ни одной осечки, и вспыхнувший порох понес в сторону нападавших бунтовщиков свинцовую метель. Лишь некоторым из них удалось прорваться сквозь наш огонь, но лишь для того чтобы в рассеивающихся уже клубах дыма напороться на сабли московских дворян. Хищный лязг стали быстро перешел в стоны и хрипы умирающих людей, а мои воины тут же опять сомкнулись, чтобы дать драгунам перезарядить их ружья. Восхищенный слаженными действиями моих людей Николас Спаре подошел ко мне, чтобы что-то сказать, но в этот момент из толпы отступавших раздался выстрел. Не знаю, в кого целил неизвестный стрелок, но шагнувший ко мне швед оказался почти на линии огня. Тяжелая мушкетная пуля вскользь ударила по надетой на него кирасе и, потеряв значительную часть своей энергии, рикошетом ударила по мне. На свое счастье, узнав о том, что происходит вокруг, я первым делом надел под камзол кольчугу. Это спасло меня, но, хотя проклятая пуля не смогла пробить защиту, она чертовски сильно ударила меня в бок, начисто выбив воздух из легких. Не ожидая подобной подлости, я запнулся и растянулся у ног своих солдат, с ужасом взирающих на тело своего государя. Сознание медленно угасало, и последнее, что я услышал, это крик Юхансона: "Уносите его!.."
Пришел в себя я уже на палубе "Святой Агнессы". Ужасно болел бок, явственно намекая на сломанное ребро. Кто-то неловко задел его, и я, застонав от неожиданности, крепко выругался.
— Слава богу, вы живы! — Надо мной склонилось лицо капитана Петерсена. — Вот что, — распорядился он моим спутникам, — несите его величество в мою каюту, и немедленно отчаливаем. Я не доктор, однако ясно вижу, что воздух Стокгольма не слишком полезен в это время.
Его распоряжение было тут же выполнено, и крепкие руки, подхватив мою тушку, довольно бесцеремонно потащили ее в указанном направлении.
"В который раз безжалостная судьба, цинично наплевав на мои желания, швырнула меня в одном лишь ей ведомом направлении, — немного высокопарно подумалось мне, когда я отлеживался на жесткой койке в капитанской каюте. — Как видно, не все люди годятся для семейной жизни: я вот, к примеру, совсем не гожусь". Дверь скрипнула, и в проеме показалось остроносое лицо московского дворянина, одного из немногих русских, оставшихся в моей свите.
— Чего тебе... Никодим? — спросил я, припомнив его имя.
— Так это... государь, — резво подбежал он ко мне, услышав вопрос, — узнать хотели мы, значит: куды сия ладья едет?
— Ездят на телеге, — не смог удержаться я, чтобы не объяснить сухопутному всю глубину его заблуждений, — а на корабле — ходят!
— Ну и ладно, — ничуть не смутился тот, — а куды идет? А то шкипер твой только зыркает глазищами, аспид, а ничего не говорит.
— Правильно делает, потому как сам не знает. А не знает оттого, что я ему еще ничего не приказывал. Но это хорошо, что ты зашел. Кликни его ко мне, а я и повелю.
Тот с готовностью поклонился и собрался было бежать, исполняя приказание, но в последний момент остановился и снова спросил:
— Так, а куда пойдем-то, в Ригу или еще как?
— Ну ее к нечистому, эту Ригу, и всех ее ведьм. Домой пойдем, у нас там Смута кончилась, дел невпроворот!
— Это как же, — всполошился Никодим, — а рать наша, рейтары, драгуны... Вельяминов с этим, как его, Фангоршим, прости господи!
— Царю перечишь! — грозно нахмурил я брови, но, потревожив больной бок, тут же сменил строгое лицо на страдальческое, — твоя, правда, дворянин. Сначала в Ригу надо. Какие-то дикие люди тут, в неметчине, нынче стали. Я теперь сюда без полка рейтар или стрельцов и носа не покажу, а то взяли моду в царей стрелять да грабить. Сплошная бездуховность, одним словом! Ну чего смотришь, идол, шкипера позови!
Бывший генерал-губернатор Новгорода Спаре завтракал в компании своего кузена Николаса, недавно прибывшего из Стокгольма. Основная часть подчиненных Спаре, которого из почтения все продолжали звать генералом, уже находилась в Риге. Однако сам старый ярл во главе небольшого отряда лично преданных ему людей задержался на рейде Нарвы.
Против обыкновения, прием пищи проходил не в пышной каюте флагманской галеры господина Спаре, а на палубе полуюта, где слуги установили столик, полный разных закусок, для своих господ. Дело в том, что генерал не хотел пропустить одно зрелище и, наслаждаясь великолепным гусиным паштетом, с интересом поглядывал на стоящий невдалеке на якоре галиот под мекленбургским флагом. Однако до развязки дела было еще далеко, и старый ярл горячо обсуждал со своим молодым родственником одно весьма деликатное дело.
— Я уже стар, Николас, — в который раз печально проскрипел генерал, — а Господь так и не послал мне сына.
— Ну что вы, дядюшка, — в очередной раз повторил молодой придворный, из почтительности называвший престарелого кузена дядей, — вы еще полны сил и энергии.
— Оставь свою лесть для придворных вертихвосток, мой мальчик, — отмахнулся от его вежливости старик, — да, у меня еще есть силы, но это не те силы, от которых бывают дети.
Ни один мускул не дрогнул на лице Николаса, хотя в другое время он не упустил бы случая позубоскалить по поводу дочери, нежданно-негаданно родившейся у старого ярла чуть более года назад.
— Мы с тобой последние в нашем роду, — продолжал старший Спаре, — и я не хочу, чтобы мое добро досталось какому-то проходимцу. Не буду скрывать, раньше я с надеждой смотрел на молодого Юленшерну, но теперь вижу — с него не будет толку!
— Вы хотели выдать за него кузину Аврору, дядюшка?
— Да, хотел, но этот неблагодарный мерзавец нашел себе невесту среди остзейской знати. Впрочем, что Господь ни делает, все к лучшему! Из него вышел бы отвратительный муж для моей девочки, а теперь пусть с ним мучаются Буксгевдены!
— С вашего позволения, дорогой дядюшка, я совершенно не понимаю, зачем вы мне это рассказываете?
— А тут нечего понимать: я хочу, чтобы ты женился на Авроре и унаследовал мое состояние и место в риксроде!
— Ваше предложение весьма заманчиво, однако согласится ли ваша дочь на этот альянс?
— Вот уж кого я не собираюсь спрашивать! Конечно, она нахваталась дурных манер от моей женушки, однако она благовоспитанная девочка и выполнит волю своего отца.
— Боюсь, все не так просто, дядюшка: кузина Аврора состоит при ее высочестве принцессе Катарине. Герцогиня Мекленбургская может воспротивиться этому браку.
— Особенно если узнает, что ты, вместо того чтобы привезти ее муженька во дворец, посоветовал ему отправляться подальше.
— Русского царя утащили на корабль его подданные, спасая ему жизнь, — ледяным голосом проговорил Николас, — я тут совершенно ни при чем!
— Конечно-конечно... — забулькал от смеха генерал, — она дала тебе кольцо, с тем чтобы ты убедил ее мужа вернуться, а после твоих уговоров он отправился на корабль! Кстати, очень интересно, пережил ли он то ранение?
— Я не стал бы исключать возможности того, что Иоганн Альбрехт был тяжело или даже смертельно ранен, однако не стал бы на это сильно рассчитывать. Его не раз уже "хоронили", но он всякий раз "восставал из могилы" и лишь укреплял свое положение. Что же касается прочего, то я выполнял поручение весьма высокопоставленных особ и могу надеяться на их благодарность и защиту. Все дело в том, что наш король очень молод и слишком любит войну, а Швеции нужен наследник.
— От папаши-колдуна и Мекленбургской герцогини? Или нет — от русской царицы! Что-то много титулов стало у нашей доброй Катарины. Кстати, а чем вас Юхан Эстергетландский[65] не устраивает?
— От шведской принцессы и победителя датчан, — печатая каждое слово, проговорил молодой человек, — а герцог Эстергетландский сам отказался от короны. Право, дядюшка, я начинаю сожалеть о том, что рассказал вам всю эту историю.
— Ты рассказал мне ее, потому что тебя для этого и послали! Потому что зубы этого святоши Глюка щелкнули вхолостую, а он очень хочет вцепиться ими в рижскую контрибуцию.
— А вы здесь при чем?
— А при том, что если денег не оказалось в стокгольмском доме, то они где-то есть! В Риге Странник не мог их оставить, для этого он слишком хитер. Тот отряд, что перехватили поляки, тоже оказался пустышкой. Значит, что?
— Что, дядюшка?
— Посмотри на этот галиот.
— А что с ним не так? Ну да, на нем герб Ростока и мекленбургский флаг, но...
— Но прибыл он из Риги, причем сразу после того, как ее захватил Странник!
— Черт побери! Неужели вы думаете...
— Думаю? Нет, черт возьми, я уверен! Я просто чую запах рижских денежек! Ну что, ты надумал становиться моим зятем? Смотри, завтра у моей девочки не будет отбоя от претендентов! Миллион талеров — это не шутка, и будь я проклят, если получу меньше трети от этой суммы.
— А что скажет по этому поводу король?
— А зачем ему знать об этом, мой мальчик? — захохотал старый ярл.
— Вы полагаете, что вам удастся сохранить эту операцию в тайне? — удивленно проговорил Николас, подумав про себя: "Старый маразматик сошел с ума и всех нас погубит!"
Однако Спаре-старший не обратил на слова родственника ни малейшего внимания, будучи всецело погружен в происходящее на мекленбургском галиоте.
Наконец от него отошла шлюпка и направилась к шведской галере. Подойдя к борту, шведские солдаты выпихнули какого-то связанного человека и стали поднимать ящики. Оказавшись на борту, арестованному удалось выпихнуть изо рта кляп и разразиться отборными ругательствами. Впрочем, солдаты тут же ударами прекратили его вопли и поставили несчастного на колени.
— Что здесь происходит? — удивленно спросил Николас.
— Ваша милость, — задыхаясь, проговорил связанный, — вы производите впечатление благородного человека... меня зовут Отто Райх, я купец из Ростока. Я не понимаю, зачем мой корабль захватили шведские солдаты. Прошу вас, помогите мне! Мы не воюем с королем Густавом Адольфом, более того, наш герцог — его близкий друг и родственник.
— И ты, мошенник, пришел из Риги с товаром? — почти ласково спросил его генерал Спаре.
— Да, мой корабль зафрахтовал наш герцог, не мог же я ему отказать!
— А вы со своим герцогом знаете, что из владений шведской короны запрещено вывозить серебро без особого на то разрешения?
— На моем корабле нет серебра! — горячо возразил купец. — К тому же я уже два года как не был во владениях шведской короны.
— А разве вы прибыли сюда не из Риги? — картинно удивился Спаре-старший. — Ваш герцог обменял этот чудный город на кусок новгородских болот. Так что теперь это шведский город, а вот есть ли на вашем корабле серебро, мы сейчас выясним. Ну-ка, бездельники, открывайте ящик, только осторожнее!
— Но это груз мекленбургского герцога!.. — попробовал в последний раз возразить связанный Райх, но его никто не стал слушать.
Вызванный для такого дела плотник быстро взялся за дело, и скоро крышка тяжелого ящика поддалась.
— Смотри, Николас, — с придыханием проговорил генерал, — на этих ящиках клейма и печати рижского магистрата и монетного двора!
— На тех, что разбили в Стокгольме бунтовщики, были точно такие же, — недоверчиво проговорил молодой человек, но с интересом подвинулся поближе.
Крышка открылась с таким скрипом, что более приличествовал бы гробу, долго пролежавшему в земле. Заинтригованные шведы подошли поближе и, заглянув в его чрево, озадаченно уставились на ровный ряд густо смазанных салом мушкетов.
— Что это значит?! — не предвещающим ничего хорошего голосом спросил старый ярл.
Господин Райх только пожал плечами, дескать, а что там? Когда же его подтащили, задумчиво предположил:
— Его высочество захватил в Риге городской арсенал... очевидно, это оттуда.
— Но зачем ему столько мушкетов?
— Московия ведет войну, и ей нужно много оружия, — снова пожал плечами купец.
— Русское царство, — машинально поправил его Николас, — теперь во всех документах велено называть ее так, и не иначе.
— Открывайте другие ящики! — визгливо закричал Спаре-старший. — Немедленно открывайте!
Плотник кинулся выполнять его приказ, и вскоре выяснилось, что в остальных ящиках также лежит различное вооружение, захваченное русскими в Риге. Пока шла вся эта суета, Николас отошел в сторону и задумчиво посмотрел на море. Потом, что-то для себя решив, он решительно направился к шлюпке и, уже стоя у борта, крикнул дядюшке, что у него есть срочная надобность на берегу.
— Что это значит?! — удивленно воскликнул генерал. — Какая, к дьяволу, надобность?
— А вы посмотрите на корабли, что заходят в гавань, вам многое станет понятно.
— Корабли... что за корабли? Да они же под шведским флагом!
— Не все, с вашего позволения, — вмешался в разговор все еще связанный купец, — тот, что впереди, идет под мекленбургским, и его в Ростоке знает каждый. Этот пинас называется "Святая Агнесса". Господа, меня кто-нибудь развяжет?
— Николас, мой мальчик, — бросился к борту Спаре-старший, — подожди меня, у меня тоже дела на берегу!
— Я спешу, — отвечал ему тот уже из шлюпки.
— Подождешь, негодяй, ты же мне почти зять! Ты не можешь бросить меня одного перед этим чудовищем!
— Право, дядюшка, если вы хотите вести переговоры, то вам лучше пригласить для посредничества вашу жену, госпожу Ульрику. Я слышал, что его царское величество весьма благоволили ей еще в бытность принцем.
— Не смей мне дерзить, наглый мальчишка!.. — запыхавшись, выдохнул генерал, плюхаясь на банку. — Хотя... совет не дурен.
