— Убью! — сержант ухватился за рукоять меча.
— Кого? — поинтересовался Гвоздь.
Нообст не знал, кого следует убивать.
— Кто на часах стоял? — сообразил он.
— Все и стояли, кроме нас с тобой, — напомнил Гвоздь.
— Я никого постороннего не видел, заявил Младший.
Мог бы и не говорить. Нообст и без этого был уверен, что виноваты гномы. Всегда и во всем.
— Каждый поганый коротышка будет мои сапоги в костер бросать! — зарычал он. — Убью!
— Погоди, — остановил сержанта Гвоздь, — что ты на них набросился? А если это не они?
— Конечно не мы, — подтвердил Крагозей.
— Кто же еще!? В Неокс вас всех давно пора загнать. И бросайте там, в костер, свои сапоги. А мои не трогайте!
— Зачем нам это делать!? — Крагозей боялся приблизиться к сержанту, но издали держался очень достойно. — Мы союзники, у нас одна цель. Зачем мы стали бы сжигать ваши сапоги?! Наши башмаки тоже сожгли.
— Из вредности. Характер у вас такой поганый. Вам, гномам, лишь бы кому-нибудь навредить.
— Не их это работа, — поддержал Крагозея Деляга. — Им невыгодно. Это кто-то другой.
— Ты их не защищай, — не остывал Нообст. — Знаю я этих гномов. Они все хитрые, как кошки.
— Хитрые, но не глупые. Они же понимают, что без обуви нам всем плохо.
До сержанта, наконец, дошло, что гномам и впрямь невыгодно жечь сапоги и, тем более — свои башмаки. А если гному что-то невыгодно, он этого делать не станет. Уж в этом то Нообст был уверен.
— Кто?! — потребовал он. — Никому еще не удавалось выставить сержанта Нообста дураком. Зарублю, как паршивую собаку!
— Да кто угодно. В лесу, кажется, немало народа отирается, — объяснил Хитрый Гвоздь.
— Поселяне, — решил Крагозей. — Частные собственники, они далеки от прогрессивных общественных движений и вполне могли пойти на такую подлость, исходя из своих личных интересов.
— Похоже на поселян, — поддержал его Деляга.
— Почему так думаешь? — мнение Пелея заинтересовало Гвоздя.
— Знаю их, дела у нас кое-какие: сукно им продаю, мясо покупаю, зерно... Неприятно с ними дело иметь. За горсть монет поселянин на Граничные Горы полезет. А если на дороге, что в поселение идет, большой камень лежит, поселянин его не уберет. Наоборот, выкатит на самую середину, чтобы другим мешал. Если они узнали, куда едет рыцарь, то потянулись за ним. Ни один поселянин такого случая не упустит. А мы им соперники, вот они нам и напакостили. А самих не тронули. Пока у нас взять нечего, они нас не тронут.
— Я их самих трону! — пригрозил поселянам сержант. — Я их так трону, что они в свое поселение дорогу не найдут. Манеру взяли, чужие сапоги жечь. Что же, я теперь должен босиком ходить?! Как какой-нибудь бродяга.
— А, может быть что эльфы... — прикинул Хитрый Гвоздь. — Они по лесу ходят так, что не услышишь их и не увидишь. Похоже, что эльфы на сокровища нацелились. Эти тоже своего не упустят. А над нами просто поиздевались, по одному сапогу сожгли.
— Так они же нас сонных прирезать могли, — ужаснулся Младший. — И лошадей увести.
— Вполне, — подтвердил Деляга. — А всего только по сапогу испекли. Угрожают, советуют, чтобы мы в это дело не лезли и возвращались в город.
— Эльфы народ серьезный и стрелы у них длинные... — Гвоздь нагнулся к костру, вынул остатки своего ножа, убедился, что восстановить его невозможно и выбросил железку на остывшие угли. — Очень может быть, что Пекис прав: предупреждают они нас.
— Всякие остроухие эльфы будут мне указывать! — возмутился Нообст. — А вот! — он сложил солидный кукиш и потряс им в воздухе. — Я им уши поотрубаю! Я им патлы подрежу! Я им такое устрою: внукам своим говорить будут, чтобы от стражников подальше держались. Гнать их надо всех из Геликса. Пусть в своих лесах живут. Нос у них не дорос, чтобы меня предупреждать!
— Поселяне или эльфы, но для нас это урок — не зевать, — Хитрый Гвоздь, решил, что сейчас они все равно не разберутся, кто побывал в лагере ночью.
— Да нет, не поселяне это и не эльфы, не согласился с ним Зубастик. — Это кто-то другой.
— Почему так думаешь? — заинтересовался Хитрый Гвоздь.
— Так ведь лошади... — кивнул Зубастик в сторону мирно пасшихся лошадей. — Поселяне лошадей угнали бы, это точно. Мы же, как сурки спали. А лошади, вот они, подходи, бери... Ну разве поселянин такое упустит, чтобы не угнать лошадей. Ни в жизнь! Да и эльфы... Лошади у нас дорогие.
— Так кто же? — спросил Гвоздь.
— А не знаю, — пожаловался Зубастик. — Не могу понять. Вроде шутка дурацкая. Таким шутникам ноги из задницы вырывать надо.
— Шутка говоришь?
— А что же еще. Лошадей не угнали. Никого из нас не прирезали. Просто легонечко пошутили, по сапогу испекли. А нам же не пешком идти. У нас лошади.
По лицам остальных Зубастик видел, что не верят они в такие шутки...
— Точно вам говорю, — стал доказывать Зубастик.— Был у нас один такой шутник. Рыжая Холудина. Башмаки он, конечно, не пек, такого не было. Он, если приходилось в лесу у костра ночевать, ночью вставал и каждому к штанам горячие угольки прикладывал. Утром просыпаемся, — у всех штаны дырявые. А Холудина лыбиться — пошутил. Ох, и били мы его, — с удовольствием вспомнил Зубастик. — А потом, говорят, его за такую шутку с моста в речку сбросили. Так он и не выплыл. И этого шутника, что наши башмаки испек, я поймаю, — Зубастик многообещающе посмотрел на гномов. — Руки ноги поломаю, потом скажу, что так и было...
— Г-м-м... Пожалуй, ты прав, — согласился Хитрый Гвоздь. — А с шутником я и сам поговорил бы. — Дальше двигаемся осторожно. Впереди — дозор. На отдыхе и ночью, выставляем по два часовых. Может быть, кому-то опять пошутить захочется...
В ответ последовал негромкий смешок...
Гоблин оглядел свою разношерстную команду. Все были серьезны, ни тени улыбки.
— Не вижу ничего смешного, — в голосе Гвоздя звучала угроза.
Но никто не принял ее на свой счет. Никому и в голову не пришло смеяться над тем, что произошло, а над словами Хитрого Гвоздя, тем более.
В поселении Нуидыра имелось поболее сотни дворов, и считалось оно зажиточным. В каждом дворе держали скотину а урожая всегда хватало до следующего. За порядком в поселении присматривал Управляющий. Он собирал десятину для барона-рыцаря, от имени барона судил спорщиков, а кого надо — наказывал.
Потом, барон-рыцарь отправился в неведомые земли, совершать подвиги. Наследника он не оставил, а сам сгинул где-то: не то в Граничных горах, не то в Хлюпошлепных болотах. В Нуидыре, недолго раздумывая, решили жить своим умом и Управляющего прогнали. Но, оказалось, что без Управляющего тоже плохо. Некому землю молодым нарезать, некому судить спорщиков, и наказывать тех, кого надо, тоже некому. Тогда решили выбирать Управляющих из своих поселенцев. Но должность была хлебной, и слишком многие хотели на нее попасть. Сколько ни спорь, договориться не удавалось. Стали решать кольями, благо кольев в поселении, сколько хочешь, далеко ходить не надо. Решали, решали, а потом оказалось: очень уж много народа кольями побили. И никому от этого никакой выгоды. Наоборот — всем хуже стало. Наверно вовсе обезлюдила бы Нуидыра, если бы не умный Кандибоб. Собрал он однажды народ и сказал:
— С такими выборами мы скоро совсем без населения останемся. Нельзя так — кольями выбирать. Выбирать надо не самого сильного, а самого умного. А умный тот, у кого монет много. Пусть каждый, кто хочет Нуидырой управлять, покажет сколько у него монет. У кого больше — того и выберем.
Порассудили нуидыровцы и решили, что Кандибоб прав. Если кто умный, у того и монеты водятся. А умный, если управлять станет, он и себя не обделит, и другим позволит.
Собрались назавтра за околицей нуидыровцы, а умные встали рядком, и каждый положил перед собой мешочек с монетами. Таких набралось поболее десятка. Самый большой мешочек с монетами оказался у Кандибоба, и все сразу поняли, что он и есть самый умный в Нуидыре.
— Раз такое дело, готов послужить народу, — согласился Кандибоб. — Только Управляющим меня называть не надо, потому как управлять я вами не стану. Называйте меня просто Советник. Я вам советы давать буду, а вы их выполняйте. И штат мне большой не нужен: всего два человека. Писарчук, чтобы все считал и записывал, потому что учет — это главное. И Охранник, чтобы разбирался с теми, кто мои советы выполнять не станет.
Так и решили. И с тех пор, вот уже десять лет, в Нуидыре Советником служит Кандибоб. Писарчуком у него хромой Кашлентий, а за порядком смотрит могучий Бандурей.
Кандибоб судил, рядил и думал о будущем: кому какую землю выделить, какую дорогу поправить, где запруду поставить, у кого корову на прокорм дракона взять. Кашлентий считал и записывал: кто, сколько вырастил и собрал, у кого какая скотина, и какие он должен обществу подати платить и еще разное всякое, что ему в голову придет. На то он и Писарчук, чтобы писать. А Бандурей присматривал, чтобы установленный в Нуидыре порядок никто не нарушал. Если кто-то делал чего-то, не так, как надо, Бандурей отлавливал нарушителя и возил его мордой об неструганные доски ближайшего забора, до тех пор, пока тот вину свою не осознавал и клялся, что ущерб восстановит и больше никогда возникать не станет.
Последних два дня в Нуидыре только о новой напасти и говорили. От проезжего купца стало известно, что к поселению идет с большим войском благородный рыцарь Калант Сокрушитель Троллей. Одни утверждали что Калант теперь будет их бароном-рыцарем и станет собирать налоги за последние четырнадцать лет ( как раз четырнадцать лет и прошло с тех пор, как рыцарь-барон сгинул неведомо где). Другие клялись: им-де известно, что рыцарь собирается отловить в поселении всех фигуристых девок и отвезти их в подарок какому-то султану на Харахорийские острова. Третьи, тайным шепотком сообщали, что рыцарь едет ловить монаха расстригу, самозванца и еретика, Комаста, который проповедует, будто он родной сын святого драконоборца, дважды рожденного Фестония и принес поселянам правильную веру. Было немало и таких, которые точно знали, что войско у рыцаря Каланта состоит сплошь из эльфов, гномов и волшебников. И погонят они всех поселян из Нуидыры к Граничным Горам, чтобы построить там каменную крепость с шестью башнями. А на каждой башне день и ночь будет гореть огонь. Это, значит, если из-за гор полезет какая-нибудь нечисть, чтобы ее видно было. И чтобы ее сразу уничтожать. Говорили и многое другое, а что из сказанного, правда, никто не знал. Но все понимали, что ничего хорошего ожидать не следует.
Нуидыровцы усердно готовились к приезду благородного рыцаря. Спрятали все, что получше из домашней утвари, съестных припасов и одежды. Монеты сложили в глиняные горшки и закопали в землю, а скотину увели в лес. Нагребли возле изб кучи мусора и навоза. Огороды вытоптали, а бани и заборы развалили. Баб одели в тряпье, раскудлатили им волосы и вымазали морды сажей. А монах-еретик Комаст, который уже успел обратить в свою нечестивую веру с десяток бобылей и вдов, увел свою паству в горы. Там они и затаились в пещере.
Кандибоб пил пиво и думал. Кашлентий беспрерывно бормотал вполголоса, копался в своих бумажках, что-то искал там, никак не мог найти и непонятно, о чем он в это время мог думать. А Бандурей ничего не делал и вовсе не думал. Он поставил локти на стол, подпер бороду ладонями и смотрел на Советника.
— Благородный рыцарь Калант, Сокрушитель Троллей, — медленно, словно перекатывая камешки во рту, промолвил Кандибоб. — Нужен он нам здесь, как чирей на заднице.
— Так хоть не барон, — отметил Бандурей. — Наш то бароном был. У-у-у-у... Кулачища по ведру. А этот, говорят, благородный.
— Не барон, так Сокрушитель Троллей. Тоже ничего хорошего, — продолжил свое Кандибоб.
— Знаем мы этих благородных! — голос у Кашлентия был тонкий, визгливый и противный. — От них все беды. Прятать надо! Все надо прятать! Если у нас ничего нет, то и взять с нас нечего. Категорически! Это даже благородный понять должен.
— Мордой об забор его надо, — размечтался Бандурей. — Он сразу и остынет.
— Чего поселяне болтают? — спросил Кандибоб, который знал, что среди самых невероятных слухов, всегда можно найти зернышко правды.
— Все, как один сообщают, что рыцарь сильно до поселянских девок охоч, — доложил Бандурей. — Да и эти с ним... эльфы. Те, известно, тоже. Так девки ведь нам самим нужны.
— А девок уже и увели в лес, — перебил его Кашлентий. — Еще вчера. Народ же, он не без понятия. Избы уже пустые, а из баб, которые остались, таких страхолюдок понаделали, что ни один эльф и близко не подойдет...
— Ты помолчи, когда старшие говорят! — набычился Бандурей.
— А я что?... Я и молчу. Только и сказал, что девок еще рано утром увели. Чего же теперь... А бабы — они вовсе и не девки...
— Помолчи, дай сказать!
— Так молчу же... Ты про девок помянул, я и высказал примечание. Объяснил, в каких направлениях народ действует...
— Стукну я тебя сейчас мордой об стол, — пообещал Бандурей. — Святой Фестоний свидетель, укоротить тебя надо.
— Ладно вам, — остановил перепалку Кандибоб. — Чего еще болтают?
— Есть такое сообщение от верного человека, что пойдет войско рыцаря к Граничным Горам, и будет там строить неприступную крепость. И всех наших девок туда увести хотят, потому, как без девок войско свое рыцарь в Граничных Горах даже цепями не удержит.
Кашлентий опять собрался поперек Бандурея выскочить и напомнить, что всех девок попрятали в дремучем лесу, и найти их там фактически невозможно. Он уже и рот разинул, но Охранник так на него глянул, что Писарчук рот закрыл и смолчал.
— А еще, говорят, они в Веселом лесу орду варваров поймали, — продолжил Бандурей. — Кого побили, кого мордой об дерево, а у остальных лошадей угнали. И девок всех, что у варваров были, увели. Так что варвары теперь безлошадные и злые, — он коротко хохотнул. — Пешком трюхают.
Походило на дурацкую выдумку: варвары пешими не бывают... Но Кандибоб понимал, что охранник, который остротой ума не отличается, сам придумать такое не мог. Он точно передает то, что слышал от доброхотов. А что из слухов похоже на правду, приходилось Советнику решать самому.
— Так вот же она и есть! — неожиданно вскочил Кашлентий. — Он поднял густо исписанную бумажку и потряс ею в воздухе. — Тут все прописано: у кого какая скотина есть, кто какой урожай собрал. Нетленный труд мой...
— Ты что, головой повредился?! — рассердился Кандибоб. — Если ее рыцарь увидит, все отберут. Спрячь! И чтобы никто не знал, где она.
— Для того и искал, чтобы спрятать. Ее теперь можно полностью сказать: не существует, — Писарчук ловко сунул бумажку в карман и развел руками. — Нет ее и все. А вот это наша полная отчетность! — Кашлентий похлопал ладонью по пачке бумаг. — Здесь все есть. Называется "Статистика". Это значит: куда захочу, туда и поворочу. Научный труд. Чего мы теперь по нашей полностью достоверной статистике видим? А то мы видим, что скотины ни у кого нет, урожаев нет, и запасов нет... Падеж, значит, у нас фактически имеется и полный катастрофический недород.
