-Славные девчушки. — пробормотал Каррингтон. — Вероятно, возвращаются после увольнительной в город? Может, сведем с ними мимолетное знакомство?
-Давайте лучше к делу. — резко сказал Кациус. — Вы ведете себя крайне неосмотрительно. Я нахожусь под гласным надзором полиции. Но я не могу поручиться, что надо мной не учрежден негласный надзор. Вы же тащите меня на прогулку на катере, но вместо серьезного разговора болтаете о подмосковных красотах и красотках в форме.
-Полноте, Леонид Фридрихович. Успеем и о делах поговорить. Дайте же насладиться местным воздухом. Я торчу в московских каменных джунглях целыми днями и неделями. Для меня выбраться на загородную прогулку, совместив дело и отдых — само по себе большая удача. Будьте снисходительны ко мне.
Каррингтон прищурил глаз, всматриваясь в лица девушек — егерей, широко улыбаясь, негромко сказал:
-Леонид Фридрихович, вы же сами позвали меня на встречу. Видимо, есть что — то серьезное у вас?
-Куда — то вы запропастились, мой английский друг. Аж в зобу дыханье сперло...
-Вы заболели? Что — то с сердцем? — забеспокоился Каррингтон.
Кациус засмеялся, негромко, раскатисто:
-Эх, англичанин, с русской душой...
-Леонид Фридрихович, у вас есть сильные, не афишируемые связи в обществе. Информация поступает к вам отовсюду. Вы располагаете достаточно авторитетными источниками.
-Безусловно.
-На днях секретарь северо — американской дипломатической миссии в Москве сказал мне, что русские носятся с идеей какого — то активного зондажа японской стороны.
-Весьма вероятно.
-Вам об этом ничего не известно?
-Что — то известно, что — то неизвестно. Сейчас идет очередной виток борьбы за господство. Приходится принимать во внимание массу различных обстоятельств, согласовывать внешнюю политику с другими державами. Союзы, коалиции, антикоалиции, поиск компромиссов...
-Позиция, занятая японцами, далека от вероятного компромисса. — возразил Каррингтон. — Токио ясно дает понять, что свою экспансионистскую политику менять не будет. И на уступки не пойдет.
-Рано или поздно японцам потребуется передышка. — сказал Кациус. — Эйфория от экспансии начнет спадать, и тогда Токио начнет бомбардировать, вынужденно бомбардировать, замирительными депешами. И встанет вопрос, какие условия предложит Россия.
-Не забывайте о том, что Япония зависит не только от русского, но и от американского экспорта. На чьей стороне окажется инициатива?
-Не знаю, интересно ли будет вам, дипломату, узнать, как немцы едва проведав, что в Москву для торговых переговоров прибывает особоуполномоченный китайского правительства Ши Чжаоцзи, тотчас командировали в Россию своего торгового эмиссара.
-Ши Чжаоцзи...
-Знаете, он один из тех китайских дипломатов, судьбы которых во многом схожи: уроженцы юго-восточных прибрежных провинций Китая, сыновья процветающих торговцев и государственных чиновников, получили классическое образование, потом учились в американских и европейских университетах...Каждый начинал свою карьеру секретарем в посольстве или учителем. Их дипломатическая деятельность в основном проходила в иностранных представительствах в Вашингтоне, в Лондоне, в Париже, Берлине, Москве...Ши Чжаоцзи, кстати, долгое время работал в Москве. Их всех их объединяет одна цель — борьба за отмену неравноправных договоров, навязанных западными державами, за восстановление суверенных прав своей страны и занятие Китаем равного места в международном сообществе.
-Россия кажется, настойчиво и последовательно выступает за соблюдение китайских интересов в международном сообществе...
-Китай ныне представляет собой лоскутное одеяло. Чуть не в каждой провинции свое 'суверенное', в кавычках, правительство. Власть в Пекине слаба и без поддержки великих держав не может рассчитывать на длительное существование. Давайте же признаем — Китай недоговороспособен сейчас. Его нельзя рассматривать как равного партнера. Пешка. Пешка в комбинационной игре великих игроков, которую разыгрывают по меньшей мере четыре ведущих игрока — Россия, Япония, Америка и Великобритания.
-Все может поменяться...
-Может. Не случайно же накануне китайское правительство вручило немцам ноту, в которой указывается, что германские поставки для Китая проходят неудовлетворительно, и что необходимо произвести поставки, особенно машин, станков и промышленного оборудования, в установленные сроки. Ибо иначе Китай будет вынужден изменить свое отношение к определенным немецким поставкам. Китайцы готовы просить Россию увеличить транзит, немцы будут просить о том же. Россия предложит заключить трехстороннее соглашение о железнодорожных поставках и транзите. Берлин, таким образом, аккуратно вписывается в выстраиваемый Москвой евразийский континентальный союз.
-Союз?
-Именно. Союз. Вот и китайский дипломат нынче в Москве. Просторные апартаменты особняка на Спиридоновке специально отведены под него — он не пожелал останавливаться в посольстве, тем самым подчеркивая частный характер своего визита в первопрестольную.
-В самом деле? И откуда пришла к вам такого рода информация?
-Один мой знакомый поделился новостью. Он отчасти связан с дипломатическим ведомством.
-Вот как?!
-Рискну предположить — он перед вами в некоем долгу? — Каррингтон, стоя у фальшборта, слегка облокотившись на него, смотрел на Кациуса снизу вверх.
-Прекрасное иносказание для слова 'осведомитель', вы не находите? 'Человек в долгу', 'люди в долгу'. — усмехнулся Кациус. — Люди в долгу у полиции, у начальства, у чиновников, у секретных служб. Таксисты, торговцы, секретарши, владельцы ресторанов, жокеи на бегах, швейцары, портье — список длинный.
-Эти люди периодически дают вам подсказки, важные намеки, делятся с вами наблюдениями, не так ли?
-А я делюсь ими с вами.
-Я в высшей степени приветствую ваши усилия. Уверен, что в деньгах вы не прогадали...
-Полагаю, вы мне сможете компенсировать некоторые затраты.
-Вы о деньгах?
-О них самых. У меня обширная сеть информаторов. Я их берегу и лелею, стараюсь помогать им, когда это требуется. Партийная работа тоже требует немалых расходов. Мои возможности, к сожалению, не безграничны. И чаще всего помощь выражается в денежном эквиваленте: этому дай, тому подай, третьему подкинь. Поэтому средства нужны всегда.
-Хорошо. Ваш намек мною понят.
-Вам это будет крайне интересно. Если смена политического режима в Москве относится к числу гипотетических вариантов, то вариант дальнейшего сближения России и Китая выглядит значительно более реальным. Судя по всему, вам очень хочется, чтобы у России с азиатами ничего не получилось. Чувствуется, что такое сближение вас сильно тревожит.
-А вас?
-Я сторонник сближения с Китаем. Но пока здание российско — китайского партнерства строится на шатких основаниях, в этом партнерстве неизбежно будут нарастать асимметрии...
-Все может поменяться...
-Может. Не случайно же британская сторона предпринимает шаги, чтобы оказать препятствия возможным переговорам между Россией и Японией, например? И о чем это говорит? О противоборстве сторон, не так ли? Опыт же истории говорит о том, что в противоборстве сторон, коалиции против антикоалиции, наступает определенный переломный момент, когда дальнейшие сдвиги в соотношении политических и военно-стратегических сил становятся больше совершенно неприемлемы для 'антикоалиции', и она переходит к решительным контрдействиям, не останавливаясь перед крайними средствами...
-Крайние средства — это война?
-А вы как думаете?
Кациус протянул англичанину сложенную вдвое газету, 'Новую Россию'. Каррингтон осторожно развернул ее — внутри оказался листок тонкой японской рисовой бумаги, размером с четвертушку, исписанный аккуратным почерком.
-Не возражаете, я бегло просмотрю? — спросил, улыбнувшись, англичанин.
-Пожалуйста. — великодушно ответил Кациус. — Можете даже оставить себе, вместе с газетой. Там, на третьей странице, я расписывал свою ручку и начертал несколько циферок. Ну, прикидывал, сколько могла бы стоить подобная публикация в Европе. Любопытство газетчика, понимаете?
-Понимаю. Понимаю вас очень хорошо, Леонид Фридрихович. Обязательно гляну и проконсультируюсь со своими знакомыми журналистами и издателями. Снесусь с Лондоном. Уверен, там подскажут истинную цену. Однако, я ограничусь лишь быстрым просмотром. Из ваших рук. Постараюсь запомнить.
Каррингтон просмотрел написанное.
-Неплохо. — сказал Каррингтон. — Особенно удался пассаж про алчных англичан. И про то, что русские исторически сделали много меньше гадостей, чем европейцы.
-Да, хорошая фраза. Я, кстати, не согласен с тем, что мы в принципе как — то хуже Запада. У нас нация открыта к вопросу справедливости. Русский человек ищет справедливости все время...
-На Западе привычно считается, что русский — это угрюмый, замкнутый, рефлексирующий...
-Рефлексирующий — да. — согласился Кациус. — Это точно про нас. Нам надо научиться управлять своим имэджем. А мы были всегда ведомыми в этом вопросе. Нас периферией Европы привыкли считать. Мы и сейчас для Запада остаемся людоедами какими — то. Варварами.
-Я, Леонид Фридрихович, готов понять — хотя это вовсе не моя точка зрения и не моя позиция! — тех людей, которые говорят, что никаким свободомыслием не прошибешь стены русской азиатчины. Такой политический пессимизм, облекающийся в 'пословищную' мудрость, всегда был и будет в известной мере неотразим.
-Весьма умно вы сейчас сказали.
-Да это и не я сказал. — засмеялся Каррингтон. — Это сказал господин Коновалов — очень энергичный представитель русской общественно — политической мысли на Западе.
-Это частности.
-Частности?
-Вы иностранец, вас частности более всего интересуют. Хотя и недурственно разбираетесь в русских делах.
-Недурственно, но все же не так хорошо, как хотелось бы.
-Читайте Пушкина. Это наше все... — сказал Кациус.
-Пушкин...Пушкин... Ну, он хотя бы не юлил, честно сказал: 'Черт меня подтолкнул в России родиться с умом и талантом'...
-Погорячился стихосложенец. — засмеялся Кациус. — Сердцем, душой ведь жил, не одной только практической жилкой...
-Кстати, как долго, на ваш взгляд, продлится кризис в отношениях Москвы с Западом?
-Долго. Должна произойти смена поколений. То поколение, что сейчас у руля, во власти, оно же выросло в предыдущие годы. Они привыкли к конфронтации, к войне. Они на это ставят, они по — другому даже не умеют. Придет новое поколение, для которого конфронтация — это история. У них будет другая повестка дня, другое ощущение самих себя, другие идеалы. Для нынешних же главное сейчас — не ввязаться в очередную войну. Сохранить мир и обеспечить развитие. Если обеспечат развитие и рост, все остальные проблемы решат.
-Интересно. — Каррингтон наигранно улыбнулся. — А как насчет сменить русского царя на другого?
-Это не просто. И это нужно в первую очередь вам, иностранцам...
-Нам?
-Вам. Вам нужен такой царь, который бы просто цеплялся за престол, и не лез с планами русской всеохватной экспансии. А что скажете по поводу прочитанного?
-Не знаю, как в смысле литературности и стиля, но вещь интересная. И познавательная. Леонид Фридрихович, познакомили бы меня с вашим автором, а? Впрочем, возможно, я его знаю.
-Весьма вероятно. — хитро улыбнулся Кациус. — В таком случае, сами с ним и переговорите о приблизительной стоимости издания...
-Вас, старого воробья, на мякине не проведешь, Леонид Фридрихович. — засмеялся Каррингтон. — Так у вас, у русских, говорится, да?
-Стреляного воробья на мякине не проведешь. — поправил англичанина Кациус. — А я воробей стреляный. И битый. И всеми собаками травленный.
Он тяжело вздохнул и продекламировал:
-'И выдали Ванечке клифт полосатый, с бубновым тузом на спине'...
-Ой! — воскликнул Каррингтон. — Что — то мы долго стоим, вы не заметили? Может, сойдем, пока не отчалили? Шут с ней прогулкой, и шут с ними, девицами.
-И то верно. — согласился Кациус. — Сойдем.
У сдвоенного причала, связанного между собой и берегом параллельными рядами мостиков, разыгрывалась в этот час веселая суматошная чехарда отправляющегося и причаливающего пароходиков. Под прощальный марш выстроенного на причале духового оркестрика с прогулочного трамвайчика сходили пассажиры. Смазливые девушки в кукольных мундирах терпеливо ожидали, когда схлынет поток и они смогут подняться на палубу.
Разговор свой Каррингтон и Кациус продолжили уже на берегу.
-Не секрет ежели, на чем вы столь близко сошлись со своим знакомым? — поинтересовался Каррингтон.
-У каждого в шкафу — свой скелет. Найти его — и дело сделано! Я нашел. Обложил его, словно волка, флажками, и отыскал брешь. Да еще какую! Знакомец мой имеет патологическую, болезненную тягу к коллекционированию. На этой страсти я и смог 'прихватить'. Коллекционированию он оказался привержен после нескольких лет работы в европейских странах и в Азии. Он коллекционирует предметы настоящего японского искусства, которые называют цуба. Знаете, что такое цуба?
-Признаться, нет...
-Цуба — круглая или овальная защитная пластинка на японских самурайских мечах, отделяющая рукоятку от лезвия, обычно украшенная орнаментом и изображениями. Эти небольшие овальные металлические изделия овальной формы можно было легко обхватить рукой. Они снабжены барельефными изображениями, иногда выполненными из металла, иногда инкрустированными медью, серебром или золотом. Среди цуба попадались истинные шедевры — работы в стиле камокура и наибан, плоды школ Гото, Якуси, Кинаи, Нара, Акасака, прошедшие сквозь века, произведения в стиле Фусиме, изделия Гокинаи и Каганами. О том, какой восторг могли вызвать цуба, свидетельствовали произведения в стиле Марубори, Дзоган, Хиконэбори, Хакаку...Что только не было изображено на этих маленьких овальных изделиях! Бог счастья Дайкоку, бог Сэннин, барсук, барабанящий по своему брюху, гуси, летящие по ночному небу, чайные домики за изгородью, речка, мудрец Лао — Цзы верхом на быке, златоокие карпы, осьминоги, каракатицы...Мой знакомый в Москве считается одним из видных коллекционеров и знатоков цуба, и это во многом облегчало его юридическо — дипломатическую деятельность.
-Так он юрист, ваш знакомый, или все же дипломат?
-Больше юрист. Занимается юридическим сопровождением дипломатических документов и международно -правовой практикой вообще.
-А каким боком ваш знакомый с китайцами шашни водит?
-Да, сошлись как — то после вузунских событий 1927 года*.
-Ясно...И вы, предприимчивый и беззастенчивый...
-И я, предприимчивый и беззастенчивый, на Хитровском антикварном рынке, пользующимся дурной славой среди торговцев антиквариатом, у скупщика с сомнительной репутацией, приобрел несколько десятков бесценнейших цуба работы Гото для коллекции моего знакомого. Я также 'раздобыл' целую кипу японских гравюр на дереве — там были работы Хиросиге, из серии его пейзажей озера Бива и Хокусаи — 'Тридцать шесть видов Фудзи'. Особое его восхищение вызвали листы из книги 'Зерцало прелестей зеленого дома', изданной в Эдо в 1776 году...И этого было достаточно, чтобы он стал время от времени подбрасывать мне конфиденциальные информации.
