Шебуршание прекратилось. В ответном мычании можно было разобрать слабое приветствие.
— Твои дети волнуются, — сообщил очевидное Ренджи.
Ответом ему были лишь новые звуки извергаемой пищи. Родственнику оставалось лишь посочувствовать.
— Умгу-х... — донёсся тихий ответ из подворотни.
— Что произошло? — спокойно поинтересовался Йомо. Убедившись, что прямой опасности нет, парень заметно расслабился.
А то, что произошло, было ясно, как день. Очевидно, мужчина, притворяясь человеком, наелся человеческой пищи, а потом не смог сразу опорожнить желудок. Если ждать с этим несколько часов, результат может быть плачевным. Что и случилось.
— Люди, — прохрипел Арата, — Я так больше не могу.
Ренджи бы тоже не смог. Но он на месте Араты-сана давно бы уже поговорил с ведьмой. Не тот ли говорил, что из-за вздорной женщины разъезжаются жильцы? Чем не повод выселить бабищу к такой-то матери? С полного одобрения хозяйки притом!
Ренджи хмуро молчал. Вообще находиться рядом с барьером ведьмы было тяжело. Пульсирующее на задворках сознания чувство требовало скорее идти домой. Ренджи не поддавался. Наоборот, парень протянул руку. Кулак упёрся в невидимую стену. Ренджи сюда нельзя. А Киришиме можно.
Вот только земля обетованная под охраной злой ведьмы таит другие опасности. Люди — та же самая опасность, что и везде.
— Твои дети волнуются, — наконец, повторил Ренджи, — Я принёс мяса.
— Давай, — облегчённо попросил Киришима.
— Подойди и возьми, — буркнул Ренджи. — Здесь никого нет.
Из подворотни донеслись лишь сдавленные ругательства. Только через двадцать минут, пошатываясь, Арата выбрался на свет. На лице зятя застыло озлобленное выражение. Ренджи молча протянул свёрток с мясом.
— Спасибо, — буркнул Арата, принимая пакет
— Поговори с хозяйкой, — посоветовал Йомо. — Расскажи ей о сложившейся ситуации.
— И что ей сказать? — тихо проворчал Арата, пошатываясь, ощупывая пакет, — Что я гуль, а её сестра вечно хочет мне что-нибудь скормить?
Ситуацию Киришима описал уже раз десять. И про то, как дёшево досталось ему жильё, и про работу без всех нужных документов, и про сестру хозяйки, которой требовалось угождать.
— Просто поговори, — со вздохом повторил Ренджи, — Объясни.
— Ты меня слышал? — хрипло рассмеялся Арата и, развернувшись, пошёл прочь. Пакет не протекает. Можно найти другую подворотню, чтобы поесть и восстановиться. К счастью, никто за Киришимой не шёл...
...Ренджи смотрел вслед. Пройти он не мог. Кричать вслед не стал. Убедившись, что зять ушёл, парень достал телефон.
— Слушаю, — раздалось на другом конце.
— Жив. Скоро позвонит, — коротко отчитался Ренджи менеджеру. — Сообщите им.
— Хорошо.
В трубке зазвенели гудки. Сбросив вызов, Ренджи, не торопясь, направился домой.
* * *
Два месяца назад. Март.
20-й район Токио — Нэрима-ку. Кафе "Антейку".
Йомо Ренджи
Когда через три дня Киришима Арата показался в кафе "Антейку", вид у него снова был цветущий и причёсанный. Чистое пальто, шерстяной шарф, шляпа, смущённая улыбка. Киришима выглядел так, словно и не было месяца, полных пытки человеческой едой. Наоборот, в нём было заметно какое-то изменение.
Ренджи потянул носом воздух.
— Тоука-чан, Аято-кун! Собирайтесь! Мы едем домой! — весело позвал мужчина, не обращая внимания на шурина.
— Папа приехал!!! — завизжали дети, кинувшись к отцу. Вцепившись в Киришиму, брат и сестра радостно рассмеялись, но быстро отцепились и кинулись наверх по лестнице. Отец пошёл за ними, помогать со сборами.
Ренджи грустно смотрел вслед. Но, когда Киришима Арата проходил мимо, парень, наконец, понял, что он почувствовал. Ошеломлённый Йомо Ренджи замер.
— Поговорил? — уточнил он у Киришимы. Спина мужчины напряглась, а уши покраснели.
— Поговорил, — через силу признал тот, не оборачиваясь. В воздухе витал едва заметный запах секса. О том, что это был за "разговор", догадываться не приходилось. Явно ведьма и гуль нашли "общий язык".
Ута не обрадуется.
— Хикари... — начал было Киришима, наконец, поворачиваясь к собеседнику.
Ренджи лишь раздражённо фыркнул. Нашёл, о ком вспоминать! Сестра не была столь эгоистична, чтобы требовать вечной верности. Хикари Мёртва.
Ута не обрадуется — это да. Но и пускай. Перебесится. Лишь бы сам Киришима не сглупил.
— Хикари бы одобрила, — наконец, заявил Ренджи, прерывая несвязный поток извинений. — Я не против, если у Тоуки-чан и Аято-куна появится мачеха, — прямо сообщил он, — Женщине-человеку будет легче скрыть природу своих детей.
Женись на ведьме и будет тебе счастье!
— О чём ты говоришь?! — ошеломлённо выдохнул Киришима, — У меня и в мыслях не было открывать ей, кто мы!
Ренджи с почти физической болью посмотрел на зятя. Как ему объяснить, чтоб он понял?
— Арата-сан, — тяжело спросил он, — Ута заинтересован в Канеки-сан. Знаете, почему?
— Безликий, — скривился Киришима и нехотя переспросил, — Ну, почему?
...Ответ был совершенно не интересен старшему гулю. И за это Ренджи очень хотелось врезать кулаком по миловидной физиономии придурка. Чтоб сломать нос или хотя бы оставить фингал. Ведьма, наверно, не одобрит такого надругательства, — с невесёлым смешком подумал Ренджи, — Зато Ута порадуется.
— Канеки-сан спасла жизнь Уты, — медленно, по слогам сообщил парень родственнику. — Давно.
— Что? — вскинулся Арата. Он всё ещё не понимал, о чём ему пытаются рассказать.
— Она знала, что Ута гуль, — тихо продолжил Ренджи, — До того, как спасла. Тогда. Она уже знает, что вы гуль.
— ЧТО?! — выпучил глаза мужчина, но тут же успокоился, — Да нет. Бред.
Ренджи едва слышно зарычал.
— Ута следил за ней некоторое время, — в последний раз попробовал достучаться он до Киришимы, — Она не нападёт, если на неё не нападать первыми. И у неё есть принципы, через которые она не переступит, даже если на неё напасть. Детей она защитит. Тоука и Аято будут в безопасности.
Минута молчания длилась бесконечно.
— Этого не может быть, — уверенно заявил Арата после продолжительной паузы, — И что значит "не нападёт"? Какая разница, нападёт эта женщина или нет? Я знаю точно, что она не следователь, а обычный человек!
Ренджи заскрипел зубами. Упрямца не переспорить!
— Я не виню вас в смерти Хикари, — через силу, наконец, солгал парень. — С Канеки-сан вам не придётся больше беспокоиться о голубях. Арата-сан! Вы можете даже сделать ей предложение о браке!
Было бы идеально!
Но Киришима Арата лишь рассмеялся заявлению шурина, как весёлому анекдоту.
— Не говори ерунды, Ренджи-кун. Ты думаешь, что её связи с якудза как-то прикроют нашу семью? Вряд ли. Или Йошимура-сан тоже сотрудничает с человеческими преступниками? Это хоть как-то помогает?
— Сотрудничает, — нехотя признал Йомо. — Но не в этом...
Радостные крики от внутренней лестницы прервали юношу.
— Папа? Дядя Ренджи? Мы готовы! — громко топая, ворвалась в зал Тоука. За её спиной висел рюкзачок размером больше девочки. Следом, сияя улыбкой до ушей, скакал Аято, пытающийся обогнуть сестру и первым добежать до отца.
Продолжить разговор у Ренджи не вышло.
— Вот и отлично! — с облегчением выдохнул Арата, подхватывая своих детей, — До встречи!
И смылся из кафе прежде, чем кто-либо успел его остановить.
Ренджи хмуро смотрел вслед, кляня себя последними словами. Оратор из него был неважный. Наоборот, наговорил много лишнего, а убедить не смог. Оставалось надеяться, что всё образуется.
Как-нибудь само по себе.
* * *
Месяц назад. Апрель.
20-й район Токио — Нэрима-ку. Общежитие Канеки. Младшая школа Тодзики.
Киришима Тоука.
Тоука-чан обрадовалась возвращению домой.
А то как же! Свой дом — своя крепость! А ещё свой телевизор, интернет и холодильник. Но самое главное, только услышав щелчок закрывающейся двери за спиной, Киришима Тоука поняла, что у их семьи снова всё хорошо.
Они вместе. Папа перед глазами. Липкий страх, что он однажды не вернётся, пропал.
На время.
Тоука-чан была счастлива. Девочка по-новому смотрела на всё происходящее.
Назойливую тётку, Асаоку-сан, дети больше не встречали. Та пропала, и никто больше не совал длинный нос в дела маленькой, но дружной семьи гулей. Как раз наоборот! Все соседи (и даже соседки) теперь ходили строем! А к папе обращались вежливо, ненавязчиво.
Тоука-чан удивлялась. Как папе такое удалось?
А ещё девочка скучала по "Антейку". Немного — по дяде Ренджи. Сильней — по прогулкам, по свободе. Дома было, конечно, хорошо. И папа, и Аято-кун рядом. Но исчезла такая штука, которую Тоука-чан впервые прочувствовала именно в гульем кафе, среди своих сородичей.
Свобода! За братом и сестрой Киришима приглядывали, но не так, как папа. Папа запрещал, нависал, следил. А под присмотром молчаливого дядюшки можно было просто взять и пойти гулять.
Это было здорово.
Дядя Ренджи редко говорил, мало улыбался, но никогда их не бросал. А ещё он был известным гулем, которого слушались другие взрослые. И Тоука-чан знала, что улицы полны знакомых дяди Ренджи, к которым можно обратиться за помощью.
Потому что "Антейку" на самом деле было совсем не кофейней, а настоящей бандой!
Под прикрытием официантов прятались бывшие соперники за место главы 20-го района! Это не кот чихнул, это самые сильные гули в Нэриме! Чёрная Гончая! Дьявольская Обезьяна! Именно их подчинённые патрулировали улицы района, особенно вокруг кафе. И Тоука-чан, и Аято-кун научились узнавать их в лицо. И, играя в песочнице, оба ребёнка могли видеть на каждом углу по патрульному. Их можно было позвать на помощь в любой момент.
Команда "Антейку" работала, чтобы другие гули жили в безопасности. Вот так-то!
Любой сородич мог придти сюда и получить пищу. Теперь Тоука-чан знала, что они живут в самом мирном районе, потому что правит здесь дедушка Сова. И на его угодьях простым гулям можно не охотиться, а значит, не рисковать попасться следователям!
Тоука-чан нет-нет, да задавалась вопросом, а почему папа не ходит кушать сюда, в "Антейку"? Мясо здесь выдавали всем-всем гулям района. Замороженное, немного затхлое, оно было хуже свежего, но ведь и папа не всегда свежее приносил! А то, что папа кушал сам, было просто отвратительно на вкус!
...Тоука-чан очень волновалась за папу. Как он там? Ест? Травится человеческой едой? Не попался следователям?.. Никакая свобода в мире, никакие песочницы, качели, парки не стоили этой неизвестности. Папа забывал звонить, а дядя Ренджи почему-то отказывался сходить к нему...
...Когда папа пришёл и сказал, что они возвращаются домой, Тоука была по-настоящему счастлива. И первые дни дома она была по-настоящему счастлива. А потом затосковала.
По улице, по человеческим детям, с которыми она так и не познакомилась, по парку, по дяде Ренджи, наконец!
Дома было всё по-старому. Папа работал, папа ходил за едой, а Тоука-чан ждала. В отсутствие отца она была главной, ей требовалось заботиться об Аято-куне... Возвращался папа поздно-поздно, и от него всегда пахло Канеки-сан.
Тоука-чан хотела бы пойти с ним в гости к Канеки-сан. Раньше-то из окна можно было понаблюдать, как бегают Громкий (Хиде-кун) и Тихий (Кен-кун). А теперь где тот Громкий? Далеко, там же, где и Тихий. У Канеки-сан.
Папа всегда говорил, как сильно рискует Тоука-чан, высовываясь из дома... Но иногда сидеть в четырёх стенах было совсем невмоготу. А после свободы "Антейку" Тоука-чан едва на потолок не лезла, а Аято-кун плакал.
С папой хорошо, дома хорошо, но иногда так плохо!
...А в апреле Тоука-чан пошла в школу.
К этому дню девочка готовилась очень долго, ждала с нетерпением, сильно боялась. Она уже научилась есть человеческую пищу. Научилась говорить "вкусно!" и довольно улыбаться, проглатывая кошмарные куски.
Тоука побывала с отцом в шумных, людных кварталах города, где было так легко затеряться. В большом магазине ей купили портфель, новые туфли, а также носочки и бельё, и даже сняли мерки для школьной формы. Саму форму папа принёс через несколько дней. Тоука-чан с восторгом зарылась в пакет, вдыхая запах новой одежды.
Школа... Большое здание за забором, расположенное на другом конце аллеи. Над пешеходными дорожками склонились цветущие ветви розовой вишни. Держась за папину руку, Тоука-чан во все глаза оглядывалась вокруг. И страшно, и тревожно, и сердце замирает от восхищения. Но за плечами портфель, а вон, впереди, идёт ещё одна девочка в такой же юбочке и пиджаке, с соломенной шляпкой, как у Тоуки-чан... и с таким же портфелем!
"Нас не отличишь", — с зарождающимся восторгом подумала Тоука.
И там, за оградой школы, среди путаницы и суеты, среди нескольких сотен младшеклассников, Киришима Тоука была лишь маленькой капелькой в море.
— Я в тебя верю! — улыбнулся ей папа, а разобиженный Аято состроил мордочку, кривляясь, сидя у него на плечах.
Тоука-чан разозлилась и, подобрав нюни, гордо фыркнула. Так она их и запомнила, папу и братца. Нежную улыбку одного и скорченную рожицу другого. Задрав нос, Тоука развернулась и ледоколом направилась в сторону знакомого учителя (ему сдавали тесты перед поступлением в школу). Юдзиме-сенсей держал в руках табличку на палке с надписью 1-а. Тоука-чан уже знала, что именно у этого человека надо спрашивать, куда идти, где встать и что делать.
— Собираемся, собираемся... О, Киришима-чан, вот сюда... Здравствуйте, Киришима-сан. Окано-кун, сюда. А вы Окано-сан? Да, со мной говорил ваш секретарь... Я Юдзиме Юрие, классный руководитель вашего сына. Прошу, позаботьтесь обо мне! Очень, очень приятно! Вот расписание на сегодня. Да!..
Тоука-чан терялась в шуме и гаме вокруг. Сердце девочки билось, как заполошное. Невысокий, тощий Юдзиме-сенсей не сходил своего места и во все стороны размахивал своим знаком, собирая вокруг своих будущих учеников.
— Ух, вот все и собрались! Детки, детки, все помнят, где большой зал?
Тоука громко протянула "да-а-а!" вместе с остальными ребятами. Сейчас они все пойдут в большой зал, сядут отдельно от родителей, будут слушать приветственные речи учителей и учеников. Девочка ещё раз глянула на папу, и тот ей подмигнул, указывая на Юдзиме-сенсея. Тоука сглотнула.
Только представьте! У. Этого. Человека. Нужно. Спрашивать. Куда. Идти.
Ужас.
"Сегодня только посидеть в актовом зале, а потом пойти в кабинет 1-а. Нас туда отведут. Будет первый классный час. А завтра — уже идти с утра, на уроки!"
Уж-ж-ж-жас.
Поджилки трясутся.
...В аудитории Тоука-чан оказалась внезапно, словно вынырнула из тумана. Большой и грузный дядечка стоял на подиуме за кафедрой и что-то вещал. Юдзиме-сенсей и другие учителя выстроились в ряд у проходов.
Как же много людей!
— А теперь поприветствуйте представителя последнего класса младшей школы! — завершил свою речь дядька у микрофона ("он что-то говорил?") и ладонью указал на невысокого пухлого мальчика в очках, выходящего из-за портьер. Мальчик шёл, сжимая кулаки, и старался спрятать мятую бумажку в руках. Вот его скрыла кафедра, но тут же у микрофона показалась его макушка.
